Родион наезжал в город нечасто, но всякий раз навещал Веру Максимовну. Как-то незаметно у него образовался круг новых знакомых, и в окрестностях её дома он стал известным человеком. Время от времени у него бывали здесь дела, из-за которых ему случалось задерживаться на сутки, а то и на трое, чему Вера Максимовна с Дашей были рады. В конце концов Родиону выделили бывшую Дашину комнату, где он стал держать некоторые свои вещи. В такие заезды вечерами он и рассказывал свои истории. Сам он не был инициатором, требовалось просить его рассказывать о прошлом, но если было время и настроение, то Родион не ломался и охотно предавался воспоминаниям. А память у него была дай бог каждому.

Рассказчиком Родион был каким-то неправильным. Он часто уходил от обозначенной линии и развивал боковые темы, потом возвращался назад. Видимо ему хотелось сделать повествование панорамным, а это требовало дополнительного описания персонажей. Из-за этого некоторые его истории перетекали одна в другую и становились похожи на сказки Шахерезады. Однако слушать их было интересно и не скучно. Смешливая Даша часто хохотала. Он смотрел неодобрительно, но замечаний не делал.

Между тем литературная обработка этих историй оказалось трудным делом, так как в процессе терялся их колорит и своеобразие. Нижеизложенная версия воспоминаний Коновалова является слабой тенью живого их исполнения. В воспоминаниях от первого лица используются ретроспективные вставки. В некоторых случаях они обозначены подзаголовками. Немало трудностей было и в общей систематизации. Хотелось как-то придерживаться хронологии, но сам Родион её не признавал. Он больше ориентировался на сферы проявления обратной случайности, хотя, увлёкшись, частенько рассказывал просто так о всякой всячине.

В этой книге собраны истории в основном из начала шестидесятых годов, но кое-где присутствуют эпизоды из других времён. Из-за этих особенностей данное произведение по форме больше напоминает сборник рассказов о детских годах главного героя, чем классический биографический роман под названием «Детство Родиона Коновалова». Тем не менее, книга достаточно полно описывает годы отрочества Родиона и атмосферу того времени.

Своё воздействие на милицию Коновалов почему-то не признавал, относя на счёт всяких суеверий. Отрицал он и ещё некоторые проявления, хотя они и бросались в глаза. Родион был уверен, что не обладает артистическими способностями, но когда возникала нужда, играл вполне убедительно. При внешней мягкости внутренне он был упёртым, и переубедить его в чём-то было почти невозможно.

Глава I

Учителя и преподы

Иногда Родиона заносило на «высокие материи». Чаще всего такие случаи происходили при нескольких собеседниках. Наблюдая за Родионом в такие моменты, Вера Максимовна заметила, что временами у него проявляется какой-то личный магнетизм, околдовывающий слушателей. Это именно так, потому что содержание его речей на бумаге не выглядело шедевром и в устах другого оратора звучало бы нудно и банально. Обладая такой способностью, Родион вполне мог бы организовать какую-нибудь партию со странным или дурацким лозунгом, но, слава богу, у него таких желаний не имелось. Впрочем, дальнейшие события показали, что насчёт партии Вера Максимовна была недалека от истины.

В очередной приезд в город Павел Третьяков перехватил Родиона прямо на улице. Минут двадцать они обсуждали свои дела и только после этого проследовали в квартиру Веры Максимовны. В скором времени к ним присоединилась жена Павла Ивановича Татьяна. С её появлением разговор свернул на педагогическую колею. Татьяна тяжело воспринимала нововведения. Ей не нравились новые программы, учебники и реформа образования вообще. А когда зашла речь о советской системе образования, Родион оживился и произнёс монолог:

— Насколько я могу теперь судить, воспитывались мы проверенным тысячелетиями методом авторитарного внушения. Но этот метод эффективен только при авторитетных наставниках. Это родители, учителя и вообще любые авторитетные взрослые люди из окружения. Природа человеческого восприятия такова, что даже таблица умножения вызовет сомнения, если её будет излагать никчемный человек. Дети внимательны и очень быстро начинают разбираться во взрослой иерархии. Порою раньше, чем начинают говорить. Я не специалист, но считаю, что до определённого возраста многие понятия нужно не растолковывать детям, а просто внушать. К тому же далеко не каждый взрослый человек способен внятно и коротко объяснить сущность нравственных принципов, так как они по своей природе иррациональны. Верующим легче — бог велел, и всё. Кстати, известное детское стихотворение Маяковского «Что такое хорошо» являет собой пример классического отцовского внушения. Только авторитет позволяет командовать и навязывать свою волю, но не у всех он имеется. Авторитетный человек не может быть хвастуном, робким соглашателем, шутом гороховым и пустомелей. Это серьёзный, знающий себе цену командир. Таких ребята вычисляют с первого взгляда. Иногда кто-то начинает сюсюкать и пытается стать своим среди подростков. Его и воспринимают как недоделанного взрослого. Пьяные тоже лишаются авторитета, но чаще всего временно. К трезвому человеку он возвращается. Должно быть из-за этого явления пьяницы никогда не бывают примером для ребят. Если потом кто-то из них и сопьётся, то по каким-то своим причинам, а не из-за того, что в детстве видел какого-нибудь пьяного дядю Васю и решил ему подражать.

О роли взрослого авторитета здорово написал знаменитый Сирил Паркинсон, автор известного Закона Паркинсона. Этот умный англичанин заострил внимание на отцовском авторитете, без которого нормальное воспитание детей просто невозможно. Отец — домашний бог. Его боятся, потому что он сильный и может любого наказать. В то же время его любят, потому что он сильный и может всех защитить. Под его властью надёжно и спокойно. Его уважают, потому что он мудрый и знает, как жить. Идея небесного Бога-отца несомненно имеет семейные корни. Авторитетный отец воспитывает детей не нотациями и розгами, а своими делами и образом жизни. В иных случаях самим фактом своего существования в роли успешного человека. Есть много примеров, когда авторитет действует без своего живого носителя. У миллионов вдов дети воспитывались авторитетом своих погибших на войне героических отцов.

Паркинсон совершенно правильно говорит, что жена, подрывающая авторитет мужа, тем самым уничтожает главные рычаги воспитания собственных детей. Наши предки издавна знали, что в одиночку женщина не может воспитать социально зрелую личность, и это было одной из причин женского неравноправия. Женщинам законодательно в той или иной форме запрещалось подрывать мужской авторитет. Вроде бы помогало.

К сожалению, из советского прошлого утрачено много хорошего. Авторитет учителя, например. В те времена статус школьного учителя был очень высок, не ниже статуса любого районного начальника. Он поддерживался народным уважением, существующим с царских времён. В сущности, педагоги были сословием, которое заботилось о своей репутации и высоко держало нравственную планку. Во всяком случае, я не могу припомнить среди них ни одного бракоразводного процесса, не говоря о прочем. К тому же все они в том или ином качестве прошли войну и не очень боялись чиновников из районо.

Студенты используют словечко «препод», то есть преподаватель. Преподаватель не учитель. Он просто ходячий источник научной информации и не более того. В институте он на своём месте. Его авторитет иного происхождения. Студенты люди взрослые, сформировавшиеся и нуждаются не в учении, а в образовании. Это немного разные вещи, и для всего есть свой возраст. А вот препод в школе — это беда. Их несколько разновидностей, но объединяет отсутствие авторитета учителя. Из-за этого преподаваемый материал становится сухим и плохо усвояемым. Профессия учителя изначально мужская, и хорошие учительницы всегда подражают мужскому стилю. У нас был всего один препод среди мужчин педагогов. Прекрасный математик, он совершенно не умел командовать детьми, и на уроках у него творился бедлам. Учительниц преподов было гораздо больше. Преподавательницу ботаники ученики любили, но как хорошую женщину, а не как учителя. Большинство учительниц были «железными леди», но время от времени их подводила излишняя чувствительность. Стать преподом легко. Ученики очень наблюдательны, и если заметили, что учительница поставила незаслуженную оценку, завела любимчика или купилась на взятку, то — всё, авторитет испарился. Даже хорошая учительница может невзначай дать слабину.

Была у нас в школе такая учительница географии. Молодая, а толковая. Всё у неё шло прекрасно — и учёба, и дисциплина, но один мальчик случайно застукал её в укромном месте во время любовного свидания с местным парнем. В самом факте свидания ничего диковинного не было, мальчика поразило то, что любовник был совершенно ей не пара. На свидание приехал на пароконном фургоне. Разодет по колхозному, на голове кепка восьмиклинка с картонным вкладышем, а шаровары на щиколотках перетянуты белыми резиночками. Парень был настолько ей не по чину, что мальчика это потрясло. Он рассказал об этом двум приятелям, те не поверили, и он повёл их на это место. Увиденная картина их тоже поразила, а белые резинки просто добили. Авторитет учителя лопнул воздушным шариком, и всё изменилось разом. Упала дисциплина на уроках, никто не подносил ей карты из учительской. Её нагло игнорировали и держали за пустое место. Перемена была столь разительной, что, поплакав, она пожаловалась опытной Адели Михайловне. К тому времени Адель Михайловна уже знала причину падения географички и всё ей рассказала. Географичка вскинулась:

— Подглядывать мерзко! И какое им дело до того, с кем я и почему?

— Представьте себе, милочка, что в данном случае ребята правы. Хоть и говорят, что у нас бесклассовое общество, это не так. Мы есть советские аристократы и должны держать марку на уровне. И ребята это чувствуют. Вот если бы вы были там с каким-нибудь офицером, ваш авторитет поднялся бы до небес, и ребята дыхнуть бы на вас боялись от восхищения.

— И что мне теперь делать? Офицера заводить?

— В станице уже не поможет. Виду не подадут, но эту историю не забудут, а белые резинки не простят никогда. А педагог вы хороший и в другом месте добьётесь успеха. Решать вам.

Молодая учительница уехала.

Воспитывали нас не одни учителя и родители. Нас воспитывала сама общественная атмосфера с её традициями, запретами и разрешениями. Часто говорят, что раньше люди жили дружнее. Не буду с этим спорить, но мне представляется более важным другой момент. Меньше было равнодушия и социальной инертности и больше социальной ответственности. То есть каждый подросток знал, что за шалость или хулиганство он может огрести подзатыльник от любого, даже незнакомого взрослого мужчины на улице, и это было в порядке вещей. Однако, несмотря на отсутствие ювенальной юстиции и прав детей, большинство из нас выросло нормальными и порядочными людьми.

Когда я слышу рассуждения о правах ребёнка, мне хочется себя ущипнуть, ведь речь идёт о том, чего нет в природе. Нет никаких прав у детей просто в силу возраста. У них имеются одни только обязанности — учиться и слушаться родителей. И с этим обстоятельством ничего нельзя поделать. В истории бывали короли и цари в детском возрасте. Казалось бы, вот уж у кого прав с избытком. Но нет, правили за них опекуны. А английских королевичей могли и выпороть. Правда, для этого были специальные «мальчики для битья», но, говорят, помогало.

Открываем Семейный кодекс Российской Федерации и видим, что прав у детей нет. Они появляются ближе к совершеннолетию. Заметно, что составляли этот закон псевдогуманисты. Там есть статья, разрешающая забирать детей у бедных родителей. То есть ни много ни мало — бедность объявляется преступлением.

Откуда весь этот шум насчёт детских прав? Декларация прав ребёнка была принята ООН в 1959 году. Положение детей в СССР соответствовало всем статьям этой декларации. Защита детей обеспечивалась действующим законодательством, и никаких дополнительных законов о детских правах не требовалось. Советскую власть принято охаивать целиком и в частностях, а на самом деле у неё было много достижений. Забота о детях, охрана детского здоровья и система образования были лучшими в мире.

В те годы административная комиссия была, по сути, административным судом. Не знаю, как в других местах, а в нашем районе она работала очень хорошо. Заседания не откладывались, а суд был объективным и справедливым. Особенно тщательно разбирались дела, связанные с детьми. Нерадивых родителей приводили в чувство, стыдили, штрафовали, а если не помогало, то лишали родительских прав. Бывало и наоборот, когда нужно было призвать к порядку распустившегося подростка, с которым не могли сладить родители. В большинстве случаев хватало проработки на заседании комиссии, но если паренёк не понимал, то его могли отправить на годик в специальный интернат для трудных подростков. Это был своего рода дисбат для неподдающихся. Случалось это очень редко, но оттуда они возвращались как шёлковые.

Право, его формы произошли от права на владение имуществом, и эта связь всегда сохраняется. А в народе она известна с давних пор. Взять курение. Все родители запрещают детям курить. Сейчас это смазанно, а раньше было чётко. Право открыто курить молодой человек получал вместе с другими правами только тогда, когда начинал зарабатывать деньги. То есть курить можно только на свои деньги. Не карманные, не случайные и подаренные, а на заработанные регулярным трудом. Вот и получалось, что иной пастушок в четырнадцать лет мог курить, не таясь, а какой-нибудь студент и в восемнадцать прятался с сигаретой, да ещё и рисковал получить от родителя по шее.

Я уверен, что права детей просто-напросто разрушают семью. В прошлом году ко мне должен был приехать товарищ из соседнего района, но приехать не смог и рассказал по телефону, почему не смог. Накануне Артём, так его зовут, после обеда прилёг вздремнуть, а его сын, третьеклассник вытащил у него ключи, открыл гараж, завёл машину и, выезжая из гаража, хорошо зацепил соседскую иномарку. За это дело Артём выпорол сорванца офицерским ремнём. Дети умны и наблюдательны. Отпрыск, слышавший на уроках о своих правах, пошёл к директору и показал следы от ремня. И началось. Артёма срочно вызвали в школу, комиссия, и в конце концов его хорошо оштрафовали за жестокое обращение с ребёнком. На следующее утро он спрашивает у сына, мол, чего он в школу не идёт, а тот нога за ногу, разлёгся на кровати и нагло заявляет, что пойдёт в школу только после того, как Артём выдаст ему двести рублей. Разъярённый мужик схватил сына за ухо, отволок в школу и в таком виде затащил его в кабинет директора. Объяснил, что произошло, и сказал:

— Раз вы такие умные, даёте соплякам права, по которым их невозможно воспитывать, то забирайте его, кормите и одевайте.

Директор успокоил его и попросил не таскать больше мальчика за ухо, а беседовать с ним, а то и в самом деле можно будет лишиться родительских прав. Артём был в отчаянии. Идея просилась на язык, и я тут же изложил её Артёму. Он воспрянул духом и удивился, что до такого не додумался сам, а нужные знакомые у него имелись. Артём созвонился со своей бывшей одноклассницей и обо всём с ней договорился. Она жила в соседнем районе и работала директором детского дома. Через день он посадил сына в машину и повёз его на экскурсию. Зайдя во двор детдома, Артём объяснил сыну, что привёз показать ему место, где он будет жить после того, как опекуны правозащитники заберут его из семьи. Вместе с директрисой они обошли территорию и осмотрели помещения. Одноклассница Артёма смотрела на его сына с нескрываемым отвращением. Артём посадил сына во дворе под грибок, а сам отошёл поговорить со старой знакомой. Воспитанники окружили грибок и уставились на прибывшего незнакомца. Начала их беседы Артём не слышал. Он попрощался с директрисой и пошёл на выход. Подходя к грибку, Артём услышал, как худой высокий мальчик с выбитым зубом говорит его сыну:

— У нас живёт один дебил, который сам отказался от родителей. Сейчас он каждую ночь писается. И ты будешь писаться.

У сына затравленно бегали глаза. А когда Артём подошёл, то мальчик лет восьми сказал ему:

— Дяденька, возьми меня на воспитание. Я не стукач, гадом буду! Только не бей меня железной цепью, а ремень я потерплю.

Артём погладил его по голове и сказал, что подумает. Тут его сына прошибло, и у него случилась истерика. Он обхватил Артёма и сквозь рыдания без конца повторял: «Папа, поехали домой». С того дня сына будто подменили, и вся правозащитная дурь слетела с него в один момент. До него дошло, что дороже отца, матери и родного дома нет ничего. А того мальчика из детдома Артём вскорости усыновил. Жена вначале возражала, но Артём настоял. А через некоторое время она полюбила хлебнувшего лиха приёмыша.

Выслушав эту историю, Татьяна грустно сказала:

— В моей школе многим ученикам требуется такая экскурсия.

Павел заметил:

— Татьяна не препод. У неё нет любимчиков, она не берёт взяток и никому не кланяется. Давит авторитетом, но последнее время всё слабее. Новый директор её не жалует за отношение к нововведениям, и как бы ей ни пришлось менять работу.

— Реформа образования — это явление природы, и митинговать против неё, всё равно что митинговать против зимы. Кричи не кричи, а морозы грянут. Смена социальной модели требует смены системы образования, и требование оставить советское образование в демократической России похоже на то, как если бы полковник, разжалованный в майоры, стал требовать для себя права носить папаху. Беда в том, что лучшее приходится менять на худшее, и чтобы это затушевать, французскую ублюдочную систему образования, которую вводят в России, называют передовой и прогрессивной. Я хочу сказать, что с общей тенденцией бороться не собираюсь, а на частном уровне за место под солнцем для Татьяны Анатольевны можно и повоевать. Приготовьте мне кое-какие данные, а способ прижать вашего директора я найду.

Впоследствии он и в самом деле прижал этого директора, но это уже другая история.

Глава II

Детский труд и досуг

Слушая детские воспоминания Родиона, Вера Максимовна испытывала чувство зависти. Кто бы мог подумать, что в те годы в провинции у ребят была такая интересная и насыщенная жизнь. Она только угадывалась за теми фрагментами и эпизодами, которые излагал рассказчик. На подробностях досужего времяпровождения Родион внимание не заострял, ведь для него в них не было ничего особенного.

Сельским подросткам не было скучно. Удивляло количество игр. В ненастную погоду собирались небольшими группами у кого-нибудь дома и играли в домино, лото, карты, шашки и шахматы. Или шли в Рабочий клуб, где кроме небольшого кинозала имелись игровые комнаты с бильярдом, настольным теннисом и отдельно для настольных игр. И был телевизор с линзой. Клуб не пустовал. Зимой был хоккей, строительство снежных крепостей и военные игры. Летом открывались широкие возможности для сидячих и подвижных игр на воздухе. Детей было много, и ватаги меньше двух десятков человек собирались редко. На каждом краю имелись свои излюбленные места сбора где-нибудь возле выгона или на пустыре. Днём это были обычные спортивные игры — футбол, волейбол, лапта, городки или велосипедные гонки. Вдобавок были особые сельские подвижные игры, требующие большого количества участников, и о которых Вера Максимовна не слыхивала. Например, «Красные и белые» или «Бешеный телок». С наступлением сумерек играли в «Испорченный телефон» и «Ручеёк». Взрослые никогда не вмешивались в эти развлечения. Дети сами поддерживали игровые традиции, плавно переходящие от поколения к поколению. По словам Родиона в «Ручеёк» и «Бешеного телка» играли задолго до революции.

А ещё был труд. Почти у всех детей соответственно возрасту имелись домашние хозяйственные обязанности. Белоручки попадались редко, и были они не только в семьях начальников. А главное было в том, что в большинстве своём подростки в летние каникулы работали, причём добровольно. Основным стимулом были даже не деньги, а само пребывание в коллективе. То есть работа одновременно была и развлечением в хорошей компании. Те, кто действительно хотел заработать на велосипед или часы, устраивались индивидуально, например, в подпаски. В этих делах закопёрщиком был Родионов приятель Юрка Левашов. Он рассказывал знакомым ребятам о том, как интересно работать на колхозном огороде, особенно поливальщиком. Ему верили и всей гурьбой шли туда работать. Поливать действительно было интересно. Мощный насос по большой трубе качал воду из речки наверх, а там её нужно было распределять. Большими мотыгами нагребались временные плотины, направляя потоки в нужное место, затем разрушались и строились вновь. А в конце этой весёлой суеты наступало время купания в речке. Следующим летом Юрка агитировал эту же компанию на прорубку лесополос. Нужно было только запастись добрым топориком, казённым работать было несподручно. Родион с удовольствием подписывался на эти работы, ведь там было очень весело.

Подобного рода трудовой энтузиазм иногда проявлялся очень забавно. Сын учительницы Клавдии Захаровны Витя подружился с одноклассником Борей по прозвищу Шлынный. Витя был ухоженным домашним мальчиком, для которого заправка кровати являлась самой тяжёлой домашней обязанностью. Шлынный был сыном вдовы колхозницы и по хозяйству делал всё, даже иногда доил корову. Жили они друг от друга недалеко, и как-то раз Витя пришёл к Боре, но тот оказался занят. Он делал кизяки. Технология этого процесса отработана столетиями. На отгороженном досками небольшом пространстве хоздвора Шлынный босыми ногами месил коровий навоз, подбрасывая туда подстилочную солому для прочности будущего топливного брикета. Затем с помощью деревянных формочек из этой массы делались кирпичики. Подсохнув, они укладывались в пирамиды для полного высыхания. В те годы с углём было непросто, и многим приходилось топить печи по старинке. Витя загорелся помочь товарищу, и хотя Боря его отговаривал, мол, нечего зря вымазываться, разделся и включился в процесс. В это время он зачем-то стал нужен Клавдии Захаровне, и она пошла его искать. Борина мать сказала, что ребята на хоздворе. Увидев своего интеллигентного сыночка, с увлечением ковыряющегося в навозе, учительница зашаталась и едва устояла на ногах. Она набросилась на Борю, но тот оправдался, что не принуждал Витю. Последовал домашний арест, но Витин отец его отменил. Он сказал, что любой труд баловством, хулиганством или вредной привычкой не является, и отвёл Витю в авиамодельный кружок. Однако первый рабочий опыт оставил у Вити сильное впечатление, и когда он вырос и выучился, то стал начальником кирпичного завода.

Но такой бескорыстный энтузиазм бывал нечасто. Обычно для труда имелся некий стимул. На уборке фруктов, овощей или кукурузы платили собираемым продуктом. Мерой оплаты для фруктов, помидор и винограда были вёдра, а для остального — мешок. В общем, кто сколько мог поднять и унести за один раз.

Но были и нематериальные стимулы. Например, возможность покататься. Кататься любили все. На чём угодно, лишь бы оно ехало — велосипед, лошади, волы, поезд или автомобиль. Во время уборки зерновых и заготовки силоса колхозные шофера пользовались этой страстью к езде и катали ребятишек, выбирая кого покрепче, но взамен те должны были разгребать при погрузке зерно деревянной лопатой или зелёную массу просто руками.

Родионов дядя Митя был хитрым мужиком. Работал он шофером в колхозе «Первомайский» и при случае брал Родиона в кабину покататься, но за это нужно было выполнять его поручения, порою не очень благовидные. Когда дядя Митя убедился, что племянник уверенно достаёт ногами педали, то в очередную уборку научил его управлять грузовиком ГАЗ-51. Под руководством дяди Родион за три дня практики освоил искусство вождения машины по полям. Он стал уверенно возить зерно от комбайна на мехток, а дядя Митя в это время отсыпался в условленном месте где-нибудь в лесополосе, а затем отправлялся крутить шашни с колхозной поварихой. Но счастливому Родиону до этого не было дела, и на несколько лет они стали добрыми приятелями.

А ещё была толока. Она организовывалась при строительстве дома, когда в один день нужно было переработать большое количество замешанной с соломой глины — изготовить саман для стен или обмазать готовые стены и навалить потолок. Это было что-то вроде субботника. Люди жили дружно, и в назначенный день, обычно в воскресенье, человек тридцать соседей и знакомых сходились на «саман» или «мазку». Работа делалась весело, с шутками и прибаутками. Вечером хозяева ставили щедрое угощение, которое заканчивалось танцами под баян. В станице это мероприятие называлось «замес». И вполне логично, ведь слово толока означает то же самое.

Сам замес делался накануне, в субботу, и вот тут мальчишки выходили на первый план. Глину с соломой месили лошадьми, которыми нужно было править, и мальчики подходили для этого лучше всего по причине малого веса. Лошади ведь тоже устают. Для езды верхом охлюпкой, то есть без седла, нужна определённая сноровка, но у ребят она имелась. На самом деле гонять лошадь по кругу в вязкой глине занятие нудное, однако главное удовольствие было впереди. По окончании работы на заляпанных и усталых лошадях шагом ехали за станицу на речку, где их купали и купались сами. Затем, тщательно согнав с коней воду, их «прогревали», то есть устраивали скачки до конюшни. Рабочие лошади, бегавшие только кентером, неважные скакуны, но мальчиков в этом качестве они устраивали.

Уже тогда Родион отметил благотворное влияние красной глины на человека. Женщины мазали глину прямо руками, а после этого кожа на них очищалась и молодела на глазах. Вообще глина как материал и изделия из неё биологически совместимы с организмом человека. Дом из самана не только экологичен, но и весьма практичен. При относительной дешевизне зимой в нём хорошо сохраняется тепло, а летом прохлада.

Но самым увлекательным было ежегодное пребывание в школьной производственной бригаде, которую жители для краткости называли пионерлагерем. В сущности от стандартного пионерского лагеря школьная бригада отличалась пребыванием в ней старшеклассников-комсомольцев и четырьмя часами работы на колхозных полях, огородах и виноградниках. Сам лагерь располагался километрах в двух от станицы на живописном берегу речки Камчи вдоль красивой тополиной аллеи. В определённом смысле лагерь был подразделением колхоза «Первомайский», так как школьники трудились на его землях. Колхоз предоставлял материальную базу, гужевой транспорт, лошадей и снабжал продовольствием. И даже платили зарплату, в основном, правда, символическую. Бывало, что пионеры за сезон получали по двадцать копеек, но никого это не волновало. Все знали, что лагерь не Клондайк, но ехали на трудовую четверть с удовольствием. Это был тот редкостный случай, когда навязанное сверху мероприятие было ребятам по душе.

Ещё бы! Романтика палаточной жизни на природе вдали от родительского дома. Новая свобода от смены обстановки. Весёлая атмосфера коллективного труда и быта захватывала даже лодырей. Работа на свежем воздухе только разжигала здоровый аппетит, а кормили как на убой. Колхоз был не бедный и продуктов не жалел. Блюда готовились простые, но разнообразные и питательные. Свежий мёд присутствовал на столе ежедневно. Ребята росли и здоровели на глазах. Не подавали только фрукты, потому что в десяти метрах от палаток находился сад, в котором было разрешено рвать любые фрукты в любое время и в любых количествах. Сады в ту пору ядохимикатами не обрабатывались, и плоды были экологически чистыми. Массовых нашествий вредителей не было, а с обычными червячками и гусеницами управлялись воробьи, скворцы, кукушки и всякие другие птички.

После обеда был «тихий час», а потом начинались развлечения по вкусу — футбол, рыбалка, шахматы, олимпиады, викторины и купание в речке. На берегу Камчи был оборудован песчаный пляж с деревянной вышкой для прыжков в воду. В общем, кто во что горазд. И через день кино, и через день танцы. На выходные готовились концерты самодеятельности. Также два или три раза за лето выездные бригады ростовских театров, чаще всего ТЮЗа, играли настоящие спектакли. Для этой цели за штабным вагончиком была сколочена вполне приличная сцена. Вечерами играли в огромный «ручеёк», и всегда находилось время для весёлых розыгрышей и шуток.

Распорядок дня был обычным для пионерского лагеря и слегка напоминал армейский. Линейка, поднятие флага, распределение на работы, наряды и вечерняя поверка. Назначались ночные караулы из двух мальчиков и двух девочек постарше, сменяющихся через два часа. Штабной вагончик разделял ряд палаток на мужскую и женскую часть. Мальчики патрулировали свою половину, девочки свою, но это не мешало им присесть где-нибудь под грибком и поболтать о том о сём. Нарушения карались нарядами вне очереди. Штрафник должен был в свободное время прополоть рядок винограда длиной метров триста. Два наряда — два рядка. Самым тяжёлым наказанием было изгнание из лагеря, но ребята знали меру, и при Родионе такого не случалось.

И были первые чувства. В неформальной обстановке люди открываются с непривычной стороны. Вдруг оказывалось, что троечник Коля хорошо играет на гитаре и знает много весёлых историй. А неприметная Галя, сменив коричневый школьный фартук на лёгкую белую блузку, преображалась в интересную девушку, на которую лавиной обрушивалось юношеское внимание.

Блатных должностей не было. Бригадирами и звеньевыми были учителя и студенты пединститута на практике. Единственным человеком со стороны была колхозная повариха. Всё остальное ребята делали сами. Смены были разной длительности. Для пятиклассников — одна неделя. Далее по нарастающей до месяца. Этот месяц старшеклассники, практикуясь в вождении техники, работали на тракторе и комбайне. По окончании школы они получали права тракториста третьего класса.

Поражённая столь насыщенной жизнью, Вера Максимовна спросила Родиона:

— При такой занятости тебе, должно быть, и в гору глянуть некогда было? Просто помечтать, разглядывая облака в небе и букашек в траве.

— Ничего подобного! Иногда нам нравилось просто любоваться природой, хотя мы и не знали слова эстетика. Время от времени ребята устраивали походы по району. В этом деле была одна тонкость. Если поход имел практическую цель, например, просто нарвать в посадке жердел, то мы ехали на велосипедах или на каком-нибудь другом транспорте. А созерцать природу всегда шли пешком. Поводы были, но какие-то непрактичные — пододрать сорочьих яичек или попробовать необыкновенно вкусной воды из далёкого степного колодца.

Однажды весной мы отправились за воронцами. Нас было четыре мальчика и три девочки. Идти нужно было километра четыре за лиман, где степь была ещё непаханой, и где ещё можно было увидеть ковыли. Когда мы пришли на место, то открывшийся пейзаж поразил нас так, что на несколько минут все застыли изваяниями. Перед нами до самого горизонта раскинулось тёмно-красное море из цветущих степных пионов. Это великолепие действительно было похоже на море, потому что восточный порывистый ветерок прямо на нас гнал настоящие, лениво перекатывающиеся красные волны. И так же волнами наплывал густой, как кисель, одуряющий запах. Обратно шли в молчании. Ни у кого не было слов выразить впечатление. Такие вещи трудно описывать, но они запоминаются навсегда. У кого-то при слове «Родина» возникает образ белой берёзки, рябины или черёмухи, а у меня перед глазами встаёт это необыкновенное море цветов.

Глава III

Здоровье нации

В одну из суббот Родион посетил радиорынок, а после обеда заехал к Вере. Ближе к вечеру пришли гости — Егор Мельников с женой Натальей. Вера Максимовна знала их давно, ещё с тех пор, когда их сын Толя учился с Дашей в одном классе. Егор служил в военкомате, а Наталья работала в роддоме бухгалтером. Несмотря на это она считала себя опытным в медицине человеком. Пришли они не просто так. Военные рано выходят на пенсию, оставаясь при этом в хорошей форме. Егор не был исключением и с завершением службы стал подыскивать себе непыльную работу по своему статусу, например, в охране. Вера обещала ему посодействовать. Родион легко сходился с людьми и, познакомившись с супругами, быстро нашёл с Егором общий язык. Наталья же смотрела на Родиона несколько свысока, но он не обращал на это внимания. Вера Максимовна переговорила с Егором, а потом все вместе отправились пить чай. Собственно чай пили только мужчины. Они отказались от хорошего сухого вина, бутылку которого принесли с собой гости, и вино досталось женщинам. Застольная беседа началась за здравие, но Родион плавно перевёл её на философский уровень и прочёл маленькую лекцию. Речь зашла о неважном здоровье призывников. В начале беседы Егор посетовал:

— Призывник сейчас весь какой-то задохлый. Относительно здоровых парней меньше половины. Многим и уклоняться не надо, потому что уже от рождения чем-то болеют.

Родион согласился:

— Да, это правда. Генофонд народа ухудшается на глазах. Лет тридцать или сорок назад молодёжь, особенно сельская, была на редкость здоровой. Сужу по своему поколению. На всю школу у нас было всего двое очкариков. С призывниками больших проблем не было. Кое-кто пытался уклониться, но таких были единицы. Дело не в каком-то там патриотизме, и многие охотно бы променяли армию на что-нибудь другое, но белобилетники в те годы считались людьми как бы второсортными, даже при уважительной причине. Поэтому врачи призывных комиссий в большей степени были озабочены выявлением симулянтов здоровья. Впрочем, на нашей улице таких белобилетников было всего человек пять. Из них настоящим больным был только Сашка Васильев. У него имелся врождённый порок сердца. Остальные были жертвами несчастных случаев. У одного умельца ещё в школьном возрасте взрывом оторвало пальцы на руке, у другого вышибло камнем глаз, а ещё у одного, когда он был малышом, свинья отгрызла ухо. А в остальном эти хлопцы были кровь с молоком.

На этом тема должна была закрыться, однако Наталья продолжила её, не подозревая, что своим замечанием она нажала кнопку и запустила процесс. Она сказала:

— Всё правильно! Чего ж не быть здоровым в экологически чистой среде? Тогда пища была естественной, воздух чист, а вода в речках пригодна для питья. Это сейчас мы потребляем генномодифицированные продукты, нитраты, нашпигованные уколами американские окорочка, подозрительные консервы и напитки. А обычную питьевую воду приходится покупать в магазине. Плюс ко всему тяжёлые металлы и радиация. О каком здоровье тут можно говорить?

— С этим не поспоришь, но здесь тот случай, когда второстепенные факты выставляются главной причиной явления.

— И в чём же, по-вашему, главная причина?

— В генетическом вырождении некоторых народов, в том числе и русского. Об этом пишут и специалисты, и публицисты. Проблему излагают грамотно, и я с ними согласен, но эти публикации не находят отклика в общественном сознании. Как в руководстве, так и в массах.

— Почему?

— Вопрос из области социальной психологии.

Научным выводам довольно нелепо давать вкусовые оценки, но, тем не менее, некоторые знания людям просто-напросто не нравятся, и по мере возможности они стараются их игнорировать. Вот вам характерный пример — происхождение человека. Путём генетической экспертизы биологи доказали, что обезьяны — наши ближайшие родственники. Но очень многим людям не по душе родство с этими блохастыми созданиями, и они строят гипотезы об ином происхождении человека, вплоть до признания в качестве предков гуманоидов с Альдебарана. Так и тут. Не нравится человеку быть представителем вымирающего народа, ведь какая-то доля ответственности за это ложится и на него. Проще сослаться на окружающую среду, которая и в самом деле местами хуже некуда. Между тем в России имеются народы, которым вымирание не грозит, потому что они вовсю размножаются, не оглядываясь на состояние окружающей среды, а коренные европейцы вымирают в своей экологически чистой среде. Этот процесс толерантно называется «старением населения». То есть не всё здесь так просто, и дело не в экологии.

— А в чём?

— Исключительно в естественном отборе. Многие из тех, кто о нём слышал, полагают, что с развитием цивилизации выживание в дикой природе утратило значение, надобность в естественном отборе отпала, и он прекратился. Но это далеко не так. Естественный отбор у людей происходит через плодовитость и соответствующую ей детскую смертность. Именно путём вымирания нежизнеспособного, слабого и ущербного потомства на протяжении всей истории человечества сохранялся его здоровый генофонд. Однако в двадцатом веке из-за развития детской медицины этот процесс впервые в истории забуксовал, а в передовых странах Европы и Америки эмансипация, аборты и контрацепция свели естественный отбор к нулю. Социологи называют это снижением рождаемости, обусловленным всякими причинами экономического и культурного характера, а на самом деле отсутствие естественного отбора ведёт к биологическому вырождению популяции. Процесс постепенный, но очень даже заметный. Я сам из последней волны здоровых поколений. В Советском Союзе в пятьдесят пятом году разрешили аборты, и с этого времени людская порода стала неуклонно портиться. Самое печальное то, что вернуться к былой форме естественного отбора невозможно. Прогрессоры не дадут. Словцо это из романов Стругацких. Означает профессию людей, насильно ускоряющих социальный прогресс. На мой взгляд, в самой идее прогресса ради прогресса как такового заключено что-то механически-извращённое. Это как если бы, схватив ребёнка за голову и ноги, его начали растягивать в разные стороны, чтобы он быстрее рос. Прогрессоры очень не любят простого вопроса «зачем» и всячески его избегают. Если нет внятного ответа на этот вопрос, значит, мы имеем дело с псевдопрогрессом.

— Как это?

— Прогресс — это путь от сырого железа до легированной стали. Путь от литого чугунного утюга до электрического. Утюг со встроенным плейером и есть псевдопрогресс. Наше время с его улучшенными формулами мыла и кучей других ненужных изобретений можно смело назвать эпохой псевдопрогресса. Он ловко маскируется техническими разработками. У первых допотопных телевизоров экран имел размеры спичечного коробка. Прогресс шёл через увеличение размеров экрана и совершенствование его качеств. Результат у всех на виду. Но вот недавно заговорили о трансляции телеканалов на экран мобильника. То есть пришли к тому, с чего начали. Вопрос «зачем» игнорируется и затирается техническими описаниями. Налицо типичный псевдопрогресс. Но это мелочи жизни. Наибольший вред от ретивых прогрессоров бывает тогда, когда они стараются реформировать то, что по природе своей неизменно. Я имею в виду законы божьи и вытекающую из них нравственность. Занимаются они этим ещё со времён Локка и французских просветителей. Виной всему Жан Жак Руссо с его теорией общественного договора, согласно которой ВСЕ общественные законы придуманы людьми. На самом деле это грандиозное заблуждение. В заслугу человеческому разуму можно поставить создание гражданского права, и только. Право рационально, логично и лишено непонятных разуму ограничений. То есть в своей основе оно безнравственно в той же степени, что и породившие его экономика и торговля. Иначе говоря, человек властен только над теми законами, которые создал его собственный разум. И не больше. Другое дело закон божий, существующий в виде нравственных заповедей и прочих ритуальных запретов.

— Родион Алексеевич, вы серьёзно верите в бога?

— Этот вопрос гораздо сложнее, чем вы думаете, и я не хотел бы сейчас его развивать. Есть ли бог? Какой он, в чём его сущность? Однозначных ответов нет. Но в существовании божьей воли и божьих законов я не сомневаюсь.

— Как-то странно.

— Действительно, но таковы факты. Нравственность, как выражение свободы воли человека, существовала до возникновения у него разумного самосознания. То есть не будучи «сапиенсом», он не мог её придумать. Даже сейчас не всякому человеку понятна нелинейная логика воздействия нравственных принципов на общество, а что говорить о дикарях? Тогда откуда она? От бога. Потому что свобода воли есть только у человека и богов, и если человек исключается, то вариантов остаётся немного. Многие философы объясняют нравственность по-своему, но пока не будет представлено математически точное определение таких явлений, как нравственность, любовь, ненависть, страх и прочих инстинктов, теологическая версия всегда будет иметь право на существование. А если не представлять Господа Бога этаким старым волшебником из детских сказок, то теология вполне логично описывает закон божий. Нравственные принципы всегда казались людям навязанным долгом, а центральным местом всех религиозных учений является получение людьми законов от бога.

Что от бога, то совершенно, и законы его непреходящи. Общество меняется, а они всё те же. Что от человека, то несовершенно, тленно и преходяще. На эту тему есть даже анекдоты. Один человек спросил у бога, мол, почему все девушки ангелицы, а женщины стервы? А бог ответил, что девушек создаёт он, а женщин делают мужчины.

С этой точки зрения нелепо требовать от церкви какого-то прогресса, так как смысл её деятельности заключается в сохранении религиозных догм и традиций. Декларативная запретная форма божьих заповедей делает трудным их практическое применение, а потому они переведены в конкретные статьи уголовного кодекса. Закон божий всегда был и будет высшим законом. А человеческое право, как система частных разрешений, по своему происхождению и положению является подчинённым законом.

Несмотря на это, охваченные гордыней прогрессоры стараются объявить высшим законом право, и кое-где им это удаётся. Из-за этого система социальных ценностей переворачиваются с ног на голову. Потерявшему ориентиры затурканному населению предлагается вульгарное и невежественное определение свободы: «Каждый свободен в той мере, в которой не ущемляет свободу других». Совершенно пустое выражение, ведь в нём не сказано, что есть свобода. Целью социального прогресса объявляется количественное увеличение частных свобод. Вопрос «зачем» как всегда не обсуждается. А самый лёгкий путь увеличения «духовной свободы» — это снятие запретов. И отменяют, называя нравственные заповеди пережитками или предрассудками. Полученную таким путём свободу здравомыслящие люди называют вседозволенностью. Я бы добавил, что эта извращённая свобода к подлинной свободе не имеет никакого отношения. Это иллюзия свободы, морок, наведённый дьяволом на своих рабов, сидящих в трясине греха.

— Вы и в дьявола верите?

— Нет.

— Мне ясно. По вашей логике дьявола нет, но существуют его козни.

— Не всё так просто. Слово воля родственно словам «велеть», «веление». При этом часто под словом воля подразумевают некое волевое действие. В реальности всё наоборот. Любое целенаправленное действие человека и животного является реализацией желания, порождённого соответствующим инстинктом. Воля есть сознательное внутреннее напряжение, блокирующее желание и нейтрализующее инстинкт. Человеку страшно, инстинкт командует: «Убегай», но на пути этого желания плотиной встаёт воля, и страх преодолевается. Инстинкт командует: «Вот еда. Жри», а воля ставит преграду: «Не ешь. Сначала накорми детей». И так во всём. Лишь в случае преодоления инстинкта лени воля выражается в действии — труде.

Возникающая при этом свобода воли делает человека хозяином своих инстинктов. Эта относительная независимость от инстинктов и формирует ту самую свободу, которая и делает человека человеком. Животные не обладают свободой воли, а потому живут в безусловном рабстве у своих инстинктов.

Тема эта обширная, попробуем вкратце. Абсолютно запретить инстинкты не позволяет физиология, но трансформировать их путём запрета некоторых форм вполне возможно. Божьи законы в виде нравственных табу запрещают внутрисоциумную отрицательную агрессию пищевого, полового и других инстинктов, и человек невольно переходит к другим, искусственным формам поведения, то есть ритуалам.

— А разве бывает положительная агрессия?

— Сколько угодно — любовь, дружба, труд. Все люди — и верующие, и атеисты живут по божьим законам. Чтобы убедиться, достаточно выйти на улицу. Голодные люди идут мимо набитых едой магазинов. Сотни женщин и мужчин желают спариться, но только провожают друг друга глазами. В условиях дикой природы такое поведение немыслимо.

Таким образом, границы человеческой свободы определяются границами заповедей божьих. Выход за эти пределы означает животную несвободу и одичание. Система нравственности и есть палата мер и весов, определяющая добро и зло. Любое действие человека может быть и добром, и злом, то есть нравственным или нет. Всё зависит от того, признаются ли нравственные ценности высшим законом или же игнорируются вообще. Право, поставленное выше нравственности, есть безусловное зло. И ещё есть мера. Давно замечено, что самые благие чувства в излишнем количестве оборачиваются злом. Таких примеров полно. На одном полюсе распутники, на другом скопцы, но и то, и другое есть зло. Излишняя жалость к преступникам оборачивается жестокостью к их жертвам. От деятельности псевдогуманистов оторопь берёт. Почему псевдо? Объектом гуманизма по определению является человек, а не собаки или коровы. У волонтёров, собирающих по городу бродячих собак и строящих для них санаторий, каша в голове, поскольку они не замечают людей, нуждающихся в реальной помощи. Большим обманом звучат слова «Всякая любовь есть добро». Не всякая. Безнравственная любовь всегда зло. И здесь не может быть полутонов, иначе придётся считать педофилов добрыми людьми, ведь они любят детей. По-своему, конечно, но ведь это тоже любовь. Псевдогуманистам не худо бы перечитать Евангелие. Там много мудрых, а главное, точных мыслей. Например, «Возлюби ближнего…» И нигде ни слова о любви к дальнему. И правильно. Человек физиологически неспособен любить того, кого в глаза не видывал. Ещё одна фальшивка о братстве. Выражение «Все люди — братья» верно только в научно-биологическом смысле и ни в каком ином. Псевдогуманисты любят смещать акценты и выдавать зло за добро, давая ему новое имя. Федор Михайлович Достоевский буквально взывал: «Оправдайте, не карайте, но назовите зло злом». Ведь если назвать зло его настоящим именем, это будет первым и самым важным шагом к его искоренению. Именно поэтому псевдогуманисты так любят эвфемизмы. В мире полно министров обороны, но министров нападения нет ни одного.

Что касается дьявола. В девятнадцатом веке во Франции жил знаменитый магистр оккультных наук Элифас Леви. Несмотря на поприще, человеком он был очень даже неглупым и в одной из своих книг сказал примерно следующее: «Дьявола не существует в природе. Человек творит его заново каждый раз, когда вызывает». К этому я бы добавил, что для вызывания дьявола не обязательно использовать горящие пентаграммы, достаточно сознательно отречься от бога. Ведь отвернувшись от бога, неизменно поворачиваешься к дьяволу, так как чего-то третьего не существует. Или — или. Как только человек отказывается от закона божьего, он тут же утрачивает свободу воли и попадает под власть страстей и инстинктов, которые играют роль тех самых бесов, совращающих с пути истинного. А дьяволом является гордыня, источник всех грехов и преступлений. Именно она внушает человеку успех и счастье через попрание нравственных принципов, то есть путём злодеяний. В литературе этот момент описывается как «запродажа души чёрту». Очень правдивая аллегория. Дьявол является отсутствием бога, его тенью, и не более того. Из всякого рода описаний нечистой силы можно сделать интересный вывод: все эти черти, бесы, дьявол и сатана полностью лишены собственной воли и какой-либо внутренне осмысленной жизни. Их единственная цель — вредить человеку, и без него, сами по себе они ничто. То есть на самом деле это придавленная свободой воли дикая ипостась самого человека. У нормальных людей разум управляет инстинктами, а у одержимых дьяволом инстинкты управляют разумом.

Все люди время от времени сквернословят, врут, дерутся и грешат иными способами, но рабами дьявола от этого не становятся. Причина в том, что в душе они признают свои нехорошие поступки грехом. Наши предки были проще и, чертыхнувшись, всегда говорили: «Прости меня, Господи», и этим подтверждали свою приверженность закону божьему. Запродавшие дьяволу души целенаправленно отказываются от соблюдения божьих заповедей.

— Родион Алексеевич, мы ведь начали про здоровье.

— Так я к этому и веду. Раньше ведь как было? И крестьянки, и дворянки за небольшим исключением рожали через год да каждый год. Слабые и ущербные младенцы обычно помирали в течение первого года жизни, а то и сразу после рождения. Но уж те, кто выживал, в дальнейшей жизни во врачах не нуждались. На самом деле здоровый младенец очень живучее существо, и есть примеры того, что его не так просто ещё и убить. Об умерших младенцах особенно не горевали и относились к этому философски: «Бог дал, Бог взял». Роптать на бога нельзя, да и смысла в этом нет, ведь божья воля и пути её для человека непостижимы. Да и времени на слёзы нет, потому что двое за юбку держатся, а под сердцем бьётся ещё одна новая жизнь. Изредка выживали и калеки, но шансов на продолжение рода у них не было.

Вряд ли наши предки держали женщин в подчинённом состоянии из пустого желания поиздеваться над ними. Резоны были гораздо серьёзнее. В двадцатом веке результатом полового равноправия стало то, что женщина вдруг заняла место бога и стала решать сама, кому жить, кому умереть, а кому и вовсе не зародиться. Но, увы, человек несовершенен, и дела его несовершенны. А там, где он пытается подменить бога, всё получается наоборот. Стало возможно планирование семьи. Рождались один или два запланированных ребёнка, а остальные шли в аборты. Я лично знал женщин, сделавших более чем по сорок абортов. Они не чувствовали себя убийцами, ведь это разрешено законом. У естественного отбора не стало материала. Из родившихся детей больные и недоношенные стали выживать благодаря успехам детской медицины. Поражают воображение человеческие и технические ресурсы, призванные сохранять генетический мусор. Врачей за эту евгенику, наоборот, судить не стоит, ведь материал поставляется женщинами.

— Родион Алексеевич, но ведь существует контрацепция, культура отношений.

— Контрацепция всего лишь гуманный способ уничтожения потомства. Он снимает комплекс вины с женщины и врача гинеколога, но не более того. Тут что в лоб, что по лбу. Можно срубить росток, а можно не посеять семечко. Результат один — голое поле.

Я иногда думаю, что на самом деле Господь Бог бесконечно добр к людям. Его законы запрограммированы на создание добра и только. Отсюда можно сделать еретический вывод, что бог вообще не делает людям никакого зла, не мстит и не наказывает. А зачем? Человеку достаточно отказаться от заповедей божьих, чтобы организовать самому себе кару небесную, да такую, что черти в аду, с их примитивным лизанием раскалённых сковородок, обзавидуются. Иначе говоря, всякое социальное зло порождается отсутствием добра. Давно замечено, что нравственно здоровое общество переживёт любую катастрофу и выйдет из неё окрепшей. А безнравственное общество обречено. Оно способно погибнуть от любого неблагоприятного фактора и как трухлявый пень рассыпаться от случайного толчка. Отсюда можно сделать вывод, что Господь Бог покровительствует только организованным коллективам людей, а на частную жизнь его влияние опосредовано через общество. Это создаёт коллективную ответственность и за распределение добра, и за концентрацию зла в общине. То есть зло, совершённое преступником, так или иначе неизбежно оборачивается возмездием. Если преступник его избегает, то оно обрушивается на его детей и близких, а также тех, кто ему помог избежать наказания. Дети отвечают за родителей, и ещё как. В библии не зря упоминаются семь проклятых поколений. Общество, где перестали наказывать преступников, обречено. Оно умирает как организм, утративший иммунитет. Остальные выводы нетрудно сделать самостоятельно.

— Родион Алексеевич, вы случайно не семинарию заканчивали?

— Нет, нет. Я не духовное лицо и не претендую на это. Всего лишь общие понятия. А консерватором я стал совсем недавно, старею, должно. Извините за несвоевременную лекцию, это всё газеты. Люди вы хорошие и через неделю забудете, что я вам тут наплёл.

— Какие газеты?

— Любые. Профессор Преображенский правильно советовал не читать советских газет. Что бы он сказал о нынешней прессе? Я сегодня прочитал о легализации всякой мерзости в Европе, преподносимой как достижение свободы и демократии, вот меня и понесло.

После ухода притихших Мельниковых Даша вдруг хихикнула и сказала:

— Я теперь знаю, почему тот лектор подался в священники.

— Ну, тогда я ещё не был таким грамотным, и всё было проще. Я показал ему один фокус, а он впечатлился. Кто ж знал, что оно на него так подействует.

— А что за фокус?

— С цветком. По правде говоря, я до сих пор сам не знаю, в чем там дело, и как он получается, но при случае покажу его.

Глава IV

Шоковая терапия

Мы и вправду были здоровыми детьми. Наши родители в большинстве своём тоже не сомневались в здоровье своих чад, и если кто-то из ребятишек вдруг начинал жаловаться на недомогание, то они прежде всего подозревали симуляцию и часто оказывались правы. Родители, конечно, следили за нашим здоровьем, но, в основном, санитарными методами — приучали к гигиене, предупреждали заражение глистами и насекомыми-паразитами, а летом жестоким образом с помощью лебеды сводили цыпки на ногах. Симуляция болезней ребятами не порицалась, потому что этим искусством владели немногие. Подводило незнание симптомов болезней, ведь большинство ребят не имело понятия даже о головных болях, ну разве что от шишки после удара, но это не то. Большинство попадались уже на стадии натирания подмышек горчицей для повышения температуры. Я в эти игры даже не пытался играть. Сопли у малышей или чирьи считались не болезнями, а временными неприятностями.

А чего бы нам не быть здоровыми? Мы были закалёнными детьми природы. С первой травки весной и до первых морозов осенью ходили босиком. Купаться начинали в марте месяце, бывало лёд в камышах, а мы друг перед другом хвастаем и лезем в речку «воду греть». Зимой на речке за станицей устраивали каток, и когда набирались команды, то на коньках спускались туда и играли в хоккей. При этом частенько кто-нибудь проваливался в полынью, замаскированную тонким льдом. Это считалось рядовым неприятным случаем, но уж никак не ЧП. Тут же быстренько разжигался костёр, пострадавший раздевался догола, накидывал на себя чью-нибудь шубейку и сушил свои вещи. Переодевшись в подсохшее, он как ни в чем не бывало включался в игру. И хоть бы один потом чихнул. Родителям об этих эпизодах старались не рассказывать, так как дело могло закончиться ремнём. Сашку Васильева из-за его порока сердца мы просто боялись. Имея смутное представление об этой болезни, мы на всякий случай не пускали его играть в футбол и прочие подвижные игры. Бедняга чувствовал себя изгоем и просился хотя бы постоять на воротах, но мы были непреклонны. Мало ли что? Вдруг мячом по сердцу попадёшь? Отвечать за него не хотелось никому, да и жалко парнишку.

Что касается питания, то оно действительно было экологически чистым. Другого не имелось. Растущему организму требуется много пищи, поэтому отсутствием аппетита мы не страдали, и еда для нас была не на последнем месте. У меня от тех лет запомнилось постоянное чувство лёгкого голода. Нет, не то. Скорее, это была постоянная готовность перекусить, чем бог послал. Бог посылал редко и понемногу, поэтому мы заботились о провианте сами и, отправляясь на природу, запасались харчами, например бутербродами с маслом или вареньем, а коробочка с солью всегда была при себе. Маршрут выбирался так, чтобы где-нибудь чем-нибудь можно было полакомиться. Сад, огород, богатая шелковица, гороховое поле и просто дикие заросли ежевики или паслёна. В речке были раки. Мы разбирались в съедобных растениях, во всяких «козликах» и «калачиках», поэтому в степи всегда находили чего-нибудь пожевать. Казалось бы, что может быть интересного в потемневшей камышовой стрехе? Но мы знали, что там можно отыскать вкуснейший цветочный мёд. Есть такая порода пчёл, которые живут не роем, а поодиночке. Вот они и забивают мёдом пустотелые камышинки, заклеивая отверстие аккуратно обрезанным листиком. Уж чего-чего, а витаминов мы потребляли в достатке и на необитаемом острове выжили бы наверняка.

Наши мамы и бабушки применяли заячью стратегию. Как правило, все животные кормят молоком только своё потомство. Хоть корова, хоть овца — отгоняют чужого сосунка. Зайцы являются исключением из правил, так как у них существует перекрёстное кормление детёнышей. То есть спрятавшегося зайчонка кормит молоком любая пробегающая мимо зайчиха. Точно так же наши женщины без всяких церемоний сажали за стол вместе с сыном и его друга, если он попадался под руку. Для наших родителей, переживших войну и голод, еда была приоритетной ценностью. Поэтому многие жили принципом: «Пусть всё латками обшито, лишь бы брюхо было сыто». То есть все — и богатые, и бедные питались одинаково хорошо. Пища была обычная, без изысков — борщ, котлеты, мясо с картошкой, компот, именуемый взваром. Сладости тоже были обычными — мёд, варенье, а нам хотелось того, чего не было дома — магазинных конфет, печенья, шоколадок и пряников. Этими вкусностями мы наедались три раза в год — на 1 мая, Седьмого ноября и на Новый год. Ребятам из семей побогаче магазинные сладости были доступны и в другие дни, но у большинства детей карманных денег почти не было. Родители же на «баловство» деньги давали неохотно.

Однако ребята мы были предприимчивые и старались заработать лишнюю копейку любым дозволенным способом. Я, Максим и наш одноклассник Вовка Рамазанов охотились на сусликов. Одно время на выгонах их было пруд пруди. Мы их выливали. У нас была железная бочка, которую мы прятали за колхозной пилорамой. Наполнив бочку водой, мы катили её в степь за станицу. У каждого была своя функция. Я был начальником бочки и водолеем. Рамазан ловцом зверьков, а Максим занимался убийством и снятием шкурок. У Рамазана была опасная работа, так как иногда вместо суслика из норки выскакивала гадюка, но он отличался хорошей реакцией. Подсохшие шкурки мы несли заготовителю и получали за них от десяти до тридцати копеек за штуку. Заготовители хорошо знали наши желания и часто вместо денег предлагали пряники и леденцы в жестяных коробках. Ах, эти монпансье! У нас их называли «лампасье».

Чтобы лучше понять ту атмосферу, расскажу про случай с Толей Блинковым. Про Толю я уже рассказывал. Это тот самый инженер Толя, который через много лет без повода бросил семью и стал банкиром. В детстве он выделялся страстью к карточным играм, особенно в рамс, и не более того. Вообще-то дело не в нём, а в его матери. Она была паникёршей и тряслась над Толиным здоровьем, а он этим умело пользовался. Однажды Толя чего-то объелся, и его пронесло. Мать забеспокоилась, стала его выспрашивать, и Толя пожаловался на боли в желудке. Женщина взволновалась и, бросив все дела, потащила его в больницу, где у Толи обнаружили небольшое кишечное расстройство, да и то в прошедшем времени. Даже касторка не требовалась, но родительница не успокаивалась и требовала более глубокого обследования. Тогда врач, видимо желая избавиться от назойливой дамы, сказал, что у Толи имеется катар желудка (раньше так называли гастрит) в лёгкой форме и назначил кисломолочную диету, решив, что пара дней на простокваше принесёт несомненную пользу жирному мальчику. Уже дома мать подправила назначение врача и заменила простоквашу сметаной. А чтобы не есть одну сметану, к ней было добавлено печенье.

На следующий день мы впятером отправились в клуб на дневной сеанс. Завезли «Великолепную семёрку». По пути к нам присоединился и Толя. В правой руке у него была матерчатая сумка, а на левой руке красовались отцовские часы «Победа», на которые он время от времени поглядывал. По дороге в клуб он рассказал, что тяжко заболел катаром желудка и вынужден по часам принимать лекарство, которое носит в сумке. На обратном пути Толя посмотрел на часы, присел на пенёк в Школьном сквере и объявил, что настало время принять лекарство. Мы удивились тому, что лекарством оказалась добрая сметана и вкусное печенье «Привет» — но чего не бывает? Расположившись возле Толи полукругом на травке, напряжённо и молча мы смотрели на процесс еды. Никому и в голову не пришло, что Толя мог бы и угостить вкусненьким своих приятелей, ведь он не ел, а лечился. Если товарищ пьёт назначенную касторку, то не будешь же просить его поделиться? Так и тут. Лишь самый младший Женька несмело спросил:

— Толь, а как оно, с желудком-то?

Толя впервые оказался в центре общего внимания и почувствовал себя героем. Многим людям хочется выделиться из массы и стать популярным человеком. Годятся любые способы, даже наличие редкой болезни. Толя не спеша закрыл литровую банку со сметаной и обвёл всех усталым мученическим взглядом, говорящим о том, что его окружают тупые здоровяки, не разбирающиеся в тонкостях аристократических болезней. Вслух он сказал:

— Да уж! Непросто. Катар это тебе не понос какой-то. Диагноз! Бабкам лечить его не по силам. Это не настойку деревея дать. Только врачи. И ещё неизвестно, чем кончится. И когда.

Опечаленные Толиной судьбой, мы продолжили путь в молчании. Завяли даже восторги от фильма. Впрочем, смотрели мы его уже не в первый раз.

Однако противоядие от Толиного закидона нашлось быстро, и обнаружил его я. Причём не специально. На следующий день мы отправились на речку. Толя со своей сумкой тоже был с нами. Обеспокоенный состоянием Толиного здоровья, я стал о нём заботиться. Не зная точно, что для Толиного желудка вредно, я на всякий случай исключил всё, кроме разрешённой сметаны с печеньем. Свои добрые намерения я подкреплял действиями, то есть отнимал у него все посторонние продукты и буквально вырывал изо рта всякие груши и сливы, которыми он готовился убить свой желудок. Ребята подумали, что это такая хитрость, и охотно поддержали игру. Должно быть насильное делание добра не такое уж и добро. Сколько раз мне случалось делать людям добро, за которое на меня потом злились, а порой даже ненавидели. В этот раз тоже так. За проявляемую о нём заботу Толя обозлился на меня и даже рассвирепел. Он с удовольствием бы меня побил, но, зная, что не одолеет, только ругался почём зря, мол, кто ты такой, чтобы указывать. Я ему ответил так:

— Толя, дома ты можешь жрать хоть крысиный яд, там мы за тебя не отвечаем. А здесь другое дело. Сам сказал, что катар дело аховое. Съешь что-нибудь не то и лапти откинешь. А спрос с кого? С нас. Твоя же мама и скажет, что мы специально тебя накормили. Нет, дружок. Ешь свою сметану, так нам всем спокойно будет.

Печенье со сметаной — вкусное блюдо, но быстро приедается, если всё остальное под запретом. Толя сломался на утке. С утиной фермы время от времени утки сбегали на волю. Мы переводили их в разряд диких и при случае отлавливали, чтобы съесть всей компанией. Вот в тот раз такая свободолюбивая утка и попалась нам в камышах. Времени хватало, и мы испекли её в глине. Опыт в этом деле имелся, и когда разбитая глиняная корка удалилась вместе с перьями, то по бережку поплыл такой запах, что рот мгновенно наполнился слюной. А когда стали делить утку на части, разламывая мягкие косточки, Толя не выдержал:

— Ребята! Не болит у меня желудок, и нет никакого катара. Это я матери набрехал, а она и поверила. Дайте мне хоть крылышко, а сметану с печеньем поделим на всех.

Пару дней он угощал нас этой классной сметаной, а потом попался на колбасе, и лафа закончилась. Когда он наведался к своей бабушке, она делала домашнюю колбасу. Толя уплёл с полкило этой жирной колбасы, а на боли в желудке пожаловаться забыл. Бабушка рассказала про отменный аппетит внучка, и матери всё стало ясно. Один раз, но очень чувствительно она вытянула его широким офицерским ремнём. Рука у неё была тяжёлая, и Толя навсегда вылечился от катара желудка, а заодно и от симулирования болезней вообще.

Ещё один важный момент. Бытовая свобода. Она у нас была, и это нужно учитывать. Наша жизнь была заполнена обязанностями, которые с возрастом увеличивались. Школа, уроки, домашние работы и прочее, но несколько часов оставалось на досуг. Это досужее время и было временем личной свободы, которой я мог распоряжаться по своему усмотрению. Родительская воля и надзор на это время становились минимальными, то есть родители не могли указывать, что и как мне делать в моё свободное время. По своему личному желанию я мог читать книги, слушать музыку, возиться с техникой, заниматься спортом, ходить к друзьям или в клуб и гулять где хочу. Достаточно было сказать, куда я отправился, на случай, если меня кто-то будет искать. Родители просто-напросто нам доверяли, а это воспитывало самостоятельность и уверенность в своих силах. Конечно, были и такие родители, которые старались контролировать каждый шаг своего ребёнка и сами выбирали ему друзей. Если такой мальчик не поднимал в своё время бунт, то, как правило, вырастал подкаблучником.

О моём здоровье заботилась бабушка Фрося. В её арсенале было всего два лекарства — керосин и пищевая сода. И этого было достаточно. Керосин был универсальным кровоостанавливающим и дезинфицирующим наружным средством при всяких резаных и колотых ранах. Сода была универсальным внутренним средством. Животом я страдал нечасто, в основном от обжорства в раннем детстве, а в таких случаях сода действительно помогает и хорошо очищает пищеварительный тракт.

Многие люди считали бабушку Фросю ведьмой. Это полная чепуха, потому что бабушка не знала никаких таких колдовских штучек. Поводом к такой молве могла послужить характерная бабушкина внешность. На фотографии в годы своей молодости она была красивой и статной казачкой. Военные и послевоенные невзгоды сказались на бабушкиной фигуре, она стала худой и жилистой. Однако на её крепком здоровье это не отразилось. Вдобавок к фигуре прилагались резкие складки лица, сурово поджатые губы, речь басом и пронзительный взгляд, которые и создавали общее впечатление. Мне трудно судить объективно, для меня в бабушкином облике не было ничего зловещего, но когда я был маленьким, ребята говорили, что бабушка Фрося здорово похожа на сказочную Бабу-Ягу, и спрашивали меня, как я не боюсь с ней жить. Но был ещё один нюанс.

Хотя человеком она была своеобразным и поведением отличалась временами эксцентричным, но жадной не была. Соседи завидуют урожаю на её грядках, думают, что сорт капусты или помидор какой-то особый. Семян у неё просят, а ей не жалко, даёт, да только ни у кого такого не вырастает. Значит, что? Вот и повод для слухов.

Однажды посеял я морковку, да небрежно, густо. Взошла она буйно, а бабушка заставляет меня всходы прореживать, иначе из-за недостатка пространства морковь вырастет никуда не годными тонкими густыми хвостиками. А мне неохота этим муторным делом заниматься. Поводил я руками по зелёным метёлкам, да и говорю:

— И чего с ними возиться, бабушка? Вырастут и так будь здоров.

Она неожиданно согласилась:

— Ну и ладно. Иди, Радивон, куды хотел. Ежли на речку, то я тебе сала отрежу, и хлеба возьми. Нечего на одних хруктах сидеть, силу потеряешь.

А мне того и надо. Чего-то я замешкался, а тут идёт соседка Антипиха. Увидала эту грядку и говорит бабушке:

— Ой, Ивановна, что это морква у вас так густо. По агротехнике надо прореживать.

Баба Фрося зло отвечает:

— Иди отсель! Агрытехнику применяй на своём гароде. А у меня и без неё уродить.

И ведь уродилась вполне нормальная морковка, земля только вспучилась. Та же Антипиха поахала, попробовала морковку на вкус и попросила у бабушки семян. Вот и почва для суеверных разговоров.

Поступки бабушки частенько были, как сейчас говорят, прикольными. Когда я учился в начальной школе, она запретила будить меня по утрам. Просто не подпускала ко мне родителей со словами:

— Нехай дитё спить скольки хочить.

Из-за этого я регулярно опаздывал в школу. Учительница вызвала мать, и та ей объяснила ситуацию, мол, невозможно договориться со старорежимной бабкой. Тогда Наталья Семёновна решила разобраться сама и пришла к нам домой. С неизменной палкой в руке бабушка встретила её во дворе. Учительница стала интеллигентно объяснять, что ребёнку необходимо учиться, и всё в таком духе, а бабушка ей и говорит:

— И на что ему энта ваша школа? Ему и так бог всё даст. Иди отсель, сатанинское отродье!

Учительница попыталась что-то возразить и доказать, но баба Фрося без лишних слов натравила на неё кобеля, и он порвал ей платье. Был скандал, но с той поры никто не рисковал приходить к нам домой на разборки, даже члены родительского комитета, хорошо знавшие крутой нрав бабушки. Проблему с опозданиями решил я сам, научив Бурка лаять по утрам в одно и то же время под моим окном, то есть быть живым будильником. Что интересно, если меня не было дома, то он молчал.

Однажды на улице я нечаянно присадил одному парнишке синяк. Его отец дознался, кто и что, и пришёл к нам домой, но нарвался на бабушку. Она, узнав в чём дело, сказала ему:

— Ты зачем, взрослый дурак, лезешь к ребятишкам?

И хрясть его своей дубинкой по башке, он и упал. А она добавила ему по хребту и сказала:

— Они сами разберутся промеж собой, а тронешь Радивона, убью!

Понятно, что на улице её просто боялись.

Уж если кто и годился на роль колдуньи, так это бабушка Анфиса, родная сваха бабушки Фроси. Проще говоря, сын бабы Анфисы дядя Андрей был женат на дочери бабы Фроси Марии, то есть моей тёте. Бабушка Фрося дружила с бабушкой Анфисой, а следом за ней подружился и я. Живой и несколько лукавый взгляд чёрных глаз бабы Анфисы как-то не соответствовал её возрасту. Она слыла гадалкой и знахаркой, и внешность её соответствовала этой роли, так как бабушкино лицо могло принимать демоническое выражение. В моей жизни она сыграла особенную роль и оставила о себе добрую память.

Жили они от нас в некотором отдалении, на другом краю станицы, обитателей которого звали «димитровцами». До укрупнения там располагался колхоз имени Димитрова. В большом дворе стоял шелеванный дом, где жили супруги с дочками Леной и Зиной, и небольшой флигель, где обитала бабушка Анфиса. Там ей никто не мешал. Но и стол, и хозяйство у них было общим. Держали корову и приплод, а также поросёнка и прочую мелкую живность. Как и у многих станичников, кроме огорода имелся небольшой сад. С дядей Андреем и тётей Машей у меня были очень тёплые отношения, сохранившиеся по сей день, а двоюродных сестёр я игнорировал из мальчишеского шовинизма. Лена была чуть старше меня, а Зина немного моложе. Они на меня злились и из-за дружбы с бабушкой дразнили бабским побздюхом. Позже мы подружились, а что толку? Замуж повыходили и разъехались кто куда.

С какого-то момента баба Анфиса обратила на меня внимание. То ли она сама разглядела мои способности, то ли баба Фрося проговорилась, но она стала явно меня привечать. При всяком случае звала в гости и усиленно прикармливала, а готовила она тоже отменно. Всё началось с мелочей — посадить дерево, полить грядку с лекарственными травками, насобирать в поле кукурузных рылец или накосить возле речки «пастушьей сумки». Но чаще всего привлекала по животноводству. Коровы меня слушались, и баба Анфиса научила меня многим полезным умениям. Например, доить коров и коз. А также лечить у них маститы и другие болячки. Интересно, что приготовление лекарств и некоторые лечебные процедуры сопровождались заклинаниями и наговорами. Их тексты казались мне глупыми и примитивными, но, видимо, сила их воздействия была не в этом, и в конце концов я их просто вызубрил. Некоторые лекарства бабушка делала на молочной основе, и в таких случаях она просила меня помочь. Бормоча заклинания, я доил корову в специальную миску, которую держала бабушка. Это молоко она сливала отдельно и готовила из него лекарство. Назначалось и людям, и животным. Как ни странно, многим помогало. В первую очередь бабушка взялась за Нину. Моя квёлая сестричка после этого заговорённого молока окрепла буквально за месяц. Она стала хорошо кушать, и болезни стали обходить её стороной.

Конечно, растирание вымени камфарным маслом само по себе даёт лечебный эффект, но если это делал я, да ещё заговорённым снадобьем, то результат был стопроцентным. Я уже не удивлялся, когда бабушка Анфиса просила меня помочь чьей-нибудь коровке отелиться. Я успокаивал животину, уговаривал подняться, и процесс завершался благополучно. Мудрая бабушка Анфиса рекламу мне не делала, я был у неё вроде подмастерья. Более того, опасаясь насмешек, я тщательно скрывал ото всех эту сторону моей деятельности. И вообще, о средневековых оккультных штучках лучше всего было помалкивать. Обо всём знала одна баба Фрося, но она была не из болтливых.

Через несколько лет я вдруг обнаружил, что под руководством бабушки Анфисы прошёл курсы целительства, так как оказался способен применять на практике некоторые умения. А также выяснилось, что многие сведения остались в памяти. Обучала она меня в атмосфере необязательности, как бы мимоходом, и больше показом, чем рассказом. Она никогда не заставляла чего-то запомнить, но странным образом всё запоминалось само собой.

Первое, это травы. В жилых комнатах бабушка трав не держала, но в чулане и на горище от заготовленных растений стоял особенный запах. Многие из них я уверенно определял по внешнему виду, но правильных названий не знал, потому что бабушка называла их местными именованиями. Это аверьянка, архитон, петров батог, воловий хвост, ермурок, коник, жабрей кузмич-трава и ещё с полсотни подобных названий. Много позже я узнал, что белокопытник — это мать-и-мачеха, буркун — донник, семиколенник — хвощ мочегонный, сузик — зверобой, бирючина — крушина, декохт — сабельник и так далее. Васильком звали и шалфей, и мелиссу, и вязиль. А уж молочаев имелось целое семейство — жёлтый, кошиный, конский, красный, польский, ленградный, и это ещё не все.

Бабушка не была профессиональным костоправом, но кое-что в этой области умела. Она показала мне, как нужно вправлять простые вывихи, и как обращаться с прочими неполадками в костях и суставах. Но главное, это постановка диагноза. Больше всего времени ушло на изучение этого искусства. Заболевшая скотина не может сказать, где у неё болит, но есть симптомы, которые нужно увидеть и истолковать. Иной раз всё на виду, но чаще всего болезнь выявляется осмотром глаз, носа, пасти, суставов животного и прощупыванием органов. Даже состояние шерсти и копыт способно дать информацию. Бабушка объяснила мне, что люди в этом плане не сильно отличаются от животных. Они умеют говорить, но часто сами толком не знают, что у них болит. Жалуется на сердце, например, а лечить надо желудок. Куда больше о здоровье скажут его глаза, ногти, волосы, цвет кожи, язык и биение пульса. Дольше всего она учила меня умению слушать пульс. Долгое время она только вздыхала, но когда я подрос, после удачного прослушивания одной тётки бабушка меня похвалила и больше с этим не приставала. Научила сводить бородавки, чирьи и «сухой мозоль», причём несколькими способами. А самое главное, научила, в каких случаях пациента нужно безотлагательно отправлять к врачу. Она не корчила из себя всемогущую волшебницу, и если подозревала у человека серьёзное заболевание, то прогоняла его в больницу к соответствующему специалисту. Денег не брала, но от символического подарка не отказывалась. А вот на картах гадала исключительно за деньги.

Бабушка Анфиса ничего от меня не скрывала, и когда я заинтересовался гаданием, без долгих разговоров ему научила. Усмехнулась и сказала, что я этой ерундой всё равно не буду заниматься, не мужское это дело. Так оно и вышло, но один раз я всё-таки погадал.

Двор начальной школы летом пустовал, и ребята с девчатами постарше собирались в нём на посиделки с патефоном. Радиолы уже были, но патефон удобен тем, что ему не нужен источник питания. Его приносил мой старший приятель Витя, живший неподалёку. Витя, зная моё ответственное отношение к технике, доверял мне этот музыкальный автомат, и поэтому я единственный из мелкоты присутствовал на этих посиделках. В сумерках начинались танцы, а я ставил пластинки. Однажды Витина школьная любовь Надя сказала, что хочет научиться гадать в карты. Я обещал научить её, и дело за самими картами. Нашлась новая колода (играные карты не годятся), мы отошли в сторонку, и я преподал Наде урок. Объяснил последовательность действий и значение каждой карты, а затем произвёл тренировочное показательное гадание. Всё было вроде как понарошку. Я составил расклад и расшифровал его согласно канону. Нагадал я ей много чего, в частности, что она выйдет замуж за Витю, но другого, у неё будет одна дочка, и всё в таком духе. Я этот случай забыл, но не забыла она. Через много лет при встрече Надя как-то странно посмотрела на меня и сказала, что помнит то моё давнее предсказание до слова, потому что всё сбылось до деталей.

Спустя время я понял, что сама по себе техника гадания ничего не значит, и перекладывание бумажек всего лишь отвлекающий манёвр. Главное, это толкование. Бабушка Анфиса от природы была хорошим психологом, гадала она не по картам, а по выражению лица и по другим внешним данным, которые опытному глазу могут рассказать очень многое. Время от времени бабушка гадала на пропавшие вещи и часто находила их. Вряд ли разложенные на столе картинки могли подсказать бабушке о местонахождении пропавших золотых серёжек, мужниной заначки или самого пропавшего мужа. Она пользовалась дедуктивным методом Шерлока Холмса, хотя книг о нём и не читала. Кроме того, бабушка умела находить самые неожиданные и нестандартные решения. Именно так она вытащила меня из огромной беды, причём без всяких магических штучек.

Мне тогда лет десять или одиннадцать было, помню только, что по нашей улице электричество ещё не провели. Среди наших вечерних забав была игра «казаки-разбойники», своего рода коллективные жмурки. Делились на две команды человек по восемь или больше и оговаривали район действий. Затем одна команда пряталась, другая искала. Разрешалось использовать любые подвалы, чердаки и всё что угодно, лишь бы на оговоренной территории. Игры эти были не совсем безобидны. Лазая по чужим подвалам, мы частенько лакомились там сметаной или мёдом, но аккуратно, без паскудства. Хотя иной раз и шалили. Помню, спёрли у одного мужика с чердака окорок и, объединившись, всей компанией съели его под мостом. Но тут был элемент мести, хозяин окорока был вредным дядькой.

Был в ту пору у меня товарищ одноклассник Максим. Да я про него уже рассказывал. Максим не имя, а благородная кличка. Почему благородная? Так ведь его по фамилии Куркин могли и Окурком назвать. Прозвище это он получил после выхода фильма «Максим Перепелица». Он часто цитировал героя фильма, вот и удостоился. Это был чернявый энергичный и пронырливый хлопец из тех, кто первый узнаёт новости, первый смотрит фильм, а потом взахлёб его пересказывает. Он много читал, был эрудирован, и у него постоянно возникали идеи, чаще всего дурацкие, но он ухитрялся втягивать меня в их исполнение. Но как-то так получалось, что потом шишки доставались мне, а он оказывался в тени. Ну, конечно, и у меня была кличка. Вполне приличная — Лысый. Из-за близости к животным мать опасалась насекомых-паразитов, да и просто, чтобы не мучиться с причёской, меня долго стригли машинкой наголо. Отсюда и прозвище.

В тот вечер нашей команде довелось прятаться. Разбившись на мелкие группы, мы отправились искать потайные места. Максим сразу предложил мне залезть в погреб Григория Ивановича, местного чина в исполкоме. Последние дни вокруг него ходили какие-то слухи, но мы были далеки от взрослых проблем. Аргументы «за» Максим привёл крепкие:

— Сразу не догадаются, а раз он начальник, то погреб не пустой, вкусненькое найдётся.

Погреба у нас делали отдельно от дома во дворе под низенькой пристройкой с дверцей, именуемой погребкой. Фонарики у нас были, но чтобы себя не обнаружить, мы их не включали и лезли к погребке на ощупь. Когда открыли ляду, почуялся характерный запашок, и Максим шёпотом предположил, что должно быть крыса сдохла. Вниз уходила верёвка с чем-то тяжёлым, и Максим предположил опять:

— Наверно, ведро с водой, а в нём бидончик со сметаной. Лезь первый.

Я спустился в погреб и зажёг фонарик, чтобы осмотреться. Посветив под ноги, я увидел край бочки и много окурков Беломора возле неё, а когда поднял луч света выше, то в десяти сантиметрах от лица увидел повесившегося на той самой верёвке Григория Ивановича, с огромным высунутым языком и уже попахивающего. От ужаса я выронил фонарик и с диким воплем опрометью кинулся наверх, сшиб Максима с ног и бросился бежать. Максим, подхваченный паникой, следом. Домой прибежал, а сказать ничего не могу — заикаться начал. Кое-как с Максимовых слов поняли, что в этом погребе что-то запредельно страшное. Всполошили народ и обнаружили пропавшего человека. Оказывается, накануне Григорий Иванович таинственно исчез с работы. Жена забила тревогу, и к поискам подключилась милиция. Искали везде, но в свой собственный погреб заглянуть никто не догадался. Эта мрачная история так и осталась тайной. Схоронив Григория Ивановича, его жена всё распродала и уехала с дочкой из станицы навсегда.

А со мной было худо. Я начал сильно заикаться, стал бояться темноты, плохо спать, и мне мерещилась всякая дрянь. К этой встрече я был хорошо подготовлен всякими байками и былинками о вурдалаках, оживших мертвецах и выходцах с того света. Исходили они в основном от пожилых женщин. Не зря есть выражение «бабушкины сказки». В наше время, скорее всего, я попал бы в лапы психиатров, и меня затравили бы таблетками и уколами. Но в те годы в подобных случаях больше обращались к «бабкам», которые, кстати, часто помогали. Бабушка Фрося здорово перепугалась за меня и немедленно отправила к бабушке Анфисе. Я и пошёл. Бабушка Анфиса была уже в курсе. Я спросил:

— Переполох будете выливать?

Она грустно покачала головой:

— Нет, Родя, это кому другому, а тебе не поможет. Очень сильно ты спужался, глубоко оно в тебе. Сильное требуется и средство. Клин клином — слышал про такое?

— Какое средство?

— Чижолое. Даже не знаю, хватит ли у тебя духу?

— Хватит! Говорите уже, баба Анфиса.

— Раз ты так сказал, то всё, назад ходу нет, а иначе тебе ещё хужей будет. Слухай сюда. Никому ни слова, родителям тоже. Как только свечереет, возьми дома одеяло какое или телогрейку, но лучше одеяло, и иди на кладбище. Выбери там место возле старой могилки, ложись и постарайся заснуть. Будет страшно, но ты наберись терпения и думай о постороннем. И если поспишь хотя бы минут пятнадцать, а може и больше, то всё. Проснёшься и увидишь, что страха больше нет, и ты не заикаешься. Всё как рукой снимет, и ты снова нормальный человек. Главное, постарайся заснуть, иначе потом опять туда идти.

Что оставалось делать? Мне очень не хотелось оставаться пугливым заикой, поэтому ближе к вечеру свернул я красное байковое одеяло, сунул его подмышку и отправился, куда было сказано. На вопрос матери ответил коротко, что пошёл лечиться. Ну, она-то подумала, что я пошёл до бабы Анфисы на какой-то обряд, и вопросов больше не задавала.

Стемнело. Я зашёл на кладбище, но в самую середину не осмелился и выбрал место ближе к окраине. Умостился под старой могилкой, закутался в одеяло и начал слушать ночные шорохи, крики ночных птиц и смотреть на мелькание летучих мышей. Не буду врать, что было не страшно. Напряжение чувств было на пределе, хотя ничего и не происходило. Такое состояние не может длиться бесконечно. В конце концов в голову пришла мысль, что если уж до сих пор ничего не случилось, то ничего не случится и дальше. Собственно говоря, трудно представить, что здесь вообще может что-то произойти, ведь сюда даже пьяные не забредают. И под звуки цикад я успокоился. Летние ночи коротки. Не помню как, но под утро я не просто задремал, а впервые за несколько дней крепко и без сновидений заснул. Спал я часов до десяти, пока меня не разбудило солнце. Я встал и ощутил необычную лёгкость на сердце и спокойствие в мыслях. Я понял, что действительно избавился от кошмаров и заикания. Домой я пришёл в полном порядке. Бабушка Фрося заплакала от радости и пошла в церковь заказывать благодарственный молебен. С той поры я совершенно перестал бояться всякой потусторонней нечисти, а также реальных трупов. Это качество часто выручало впоследствии, так как мне неоднократно приходилось бывать в моргах, обмывать и одевать мертвецов, и всё такое.

Много лет спустя я понял, что метод шоковой терапии, избранный бабушкой Анфисой, говорил о глубоком знании психологии. Ирреальную фобию бабушка привязала к реальному и вполне преодолимому страху — боязни не заснуть. Стоило только заснуть, как исчезала вся система фобий. Бабушка точно рассчитала, что на свежем воздухе молодой организм всё равно потянет в сон. Так что всё это «ведьмовство» исходило из опыта и знания человеческой психологии.

Глава V

Курба, Верка, Лёня и Патрон

О животных можно говорить часами, тема эта неисчерпаемая. Да, не спорю, у меня получалось управляться с ними с детства. Возможно, потому, что никогда их не боялся. Я ведь рос среди них. Первое, это кони. В нашем колхозе «Первомайский» была добрая конюшня с племенными жеребцами. Я стал бывать там лет с семи, если не раньше. Со временем научился ухаживать за лошадьми, а также немного шорничать и разбираться в конских болячках. Расскажу один случай про рысака по кличке Павлин. Верхом он был необучен, а только возил бригадира в бедарке. Машин в колхозе было мало, полуторка да штуки три ЗИС-5. Это потом массово ГАЗ-51 с фанерными дверцами пошли, а тогда, в конце пятидесятых, всё больше кони и волы или по-нашему быки. «Цоб-цабе» их погоняли, и профессия была — воловик. Так этот Павлин однажды зашиб сустав, а для лошади это практически дорога на колбасы. Невероятно красивого коня было жалко до слёз, и мы с Витькой Лихачевым стали уговаривать конюхов попробовать вылечить Павлина. Конюхам самим было его жаль, и Павлин получил отсрочку на лечение. Ветеринар Алексей Иванович оптимизма не проявлял, но приступил к лечению по всем правилам. Заметив наш энтузиазм, он приставил нас к делу и научил промывать, мазать мазью и бинтовать рану, оставив за собой общее наблюдение. Мы ухаживали за конём как за малым дитём каждый день. Помимо обычного лошадиного пайка мы таскали ему в денник свежей вкусной травки, угощали сахаром и подкармливали хлебом. Конь понимал, что его лечат. Во время процедур он вздрагивал от боли, перебирал задними ногами, но больную переднюю не убирал, терпел. И через месяц выздоровел! За это время Павлин здорово к нам привязался и стал нам многое позволять. Когда он перестал хромать, то во время прогулок по двору мы катались у него на спине вообще без уздечки, командуя повороты шлепками ладони по правой или левой стороне конской шеи. Когда старший конюх Ермилов увидел это впервые, у него отвисла челюсть, ведь конь был необъезженным. Таким он и остался, просто мы с Витей были исключением из правил. Конюхи были рады возвращению Павлина в строй, но некоторое время бурчали на нас, потому что первое время конь давал запрягать себя лишь в том случае, если кто-то из нас стоял рядом. Правление наградило нас скромной денежной премией, от которой в порыве благородства мы хотели отказаться, мол, не из-за денег старались, но зампредседателя сурово нас отчитал и вручил по десять рублей. Для нас это были немалые деньги.

Любой человек, имевший дело с лошадьми, знает, что каждая из них имеет свой характер. Более того, среди них иногда встречаются такие индивидуальности, что ахнешь. В те годы на конюшне была кобыла по имени Курба. Но это канцелярский вариант клички. В обиходе все звали её через «в» вместо «б». Кличка была вполне заслуженной, потому что эта лошадь обладала на редкость подлым характером. Человечески подлым. В запасе у неё было много всяких мерзких штучек. Могла исподтишка укусить кого-нибудь сзади, а потом, отвернув голову, сделать вид, что это не она. Могла ударить головой. Голова у лошади большая, и после такого удара редко кто мог устоять на ногах. Не одни жирафы дерутся головами, некоторые лошади тоже это умеют. Во всяком случае Курба умела. И ещё многое в таком роде. Кличку она заработала почти с жеребячьего возраста. Шла очередная перепись лошадей, проводимая зоотехником и конторским работником Арсеньевичем. Зоотехник осматривал лошадей и делал заключения. Арсеньевич заносил данные в большую конторскую книгу — кличку, возраст, пол, масть и прочее. Когда он услышал кличку молоденькой кобылы, то обрушился на конюхов:

— Вы тут совсем с глузда съехали! Матерным словом лошадь назвать! Как его в книге писать? Надо её по-другому назвать, по правилам. Как звали её родителей?

Старший конюх Ермилов сказал:

— Она уже к этому привыкла, другое слово понимать не будет.

В этот момент Курба извернулась, вытянула свою длинную шею и цапнула Арсеньевича за ягодицу. Он подпрыгнул и выдал порцию очень крепких выражений. Взгляды Арсеньевича на правила создания лошадиных кличек резко изменились. Он сказал, что имя кобыле дали совершенно правильное и записал его в свой кондуит, заменив для приличия «в» на «б».

Внешне Курба выглядела на все сто. Тонконогая, по лошадиному изящная, она выделялась гордой посадкой головы и чисто белой, без единого тёмного пятнышка мастью. Она была самой красивой лошадью в колхозе, а возможно, и в районе. Самое поразительное, что она об этом знала, а потому выпендривалась и капризничала похлеще любого ишака. В пароконную «линейку» она запрягалась охотно. В паре с ней ходил спокойный, относительно белый мерин. А вот в фургон или возилку запрячь её было невозможно. Презирала. Возила только пассажиров. Фургоном у нас называли грузовую повозку, представляющую собой большой ящик на колёсах. Правильное название «ход». Обожала свадьбы, ведь за красоту её всегда брали катать молодожёнов. В этих случаях она вела себя идеально. Мало того! Если она замечала внимание к себе зрителей, то начинала хвастать и красоваться. Вздёргивала голову или приподнимала переднюю ногу в картинной позе как настоящая фотомодель. Она часто присутствует на свадебных фотографиях того времени. В это невозможно поверить, но Курба была кокеткой. Когда её наряжали к свадьбе, она наклоняла голову, чтобы удобнее было вплетать в гриву ленты. А после свадьбы не давала их снять. Любила подковываться и кузнецу никогда не делала гадостей, ведь он делал ей педикюр. Чистотница была. Любила купаться и на речку бежала без понукания. А вот загнать её в обычную лужу было невозможно, не говоря про замес. Что ты! Будет она пачкать свои беленькие копыта! И ведь приучила всех к своему норову.

Однажды конюх дядя Лёня заподозрил, что я специально науськиваю Курбу кусаться. Я удивился:

— Да вы чего, дядя Лёня? Зачем ей ещё и подсказывать? Она и сама всё хорошо знает.

— А почему она тебя не кусает? Я приметил, когда ты с ней рядом стоишь, так она даже морду отворачивает.

— Правильно! Я её отучил меня кусать.

— Как?

— Да очень просто. Набрал толчёного перца в одну руку, в другую зеркальце взял. Подошел к ней, повернулся спиной, а сам в зеркало наблюдаю. Вот она протянула ко мне морду и зубы оскалила, а я резко поворачиваюсь, и перцу ей в пасть! Эх, она и взвилась! Заскакала на месте как козёл, а потом минут двадцать от корыта с водой не отходила. С той поры как бабка отшептала кусаться. Память у неё хорошая. Теперь она меня опасается. Вы, дядя Лёня, тоже так сделайте, и Курба станет шёлковой.

Дяде Лёне идея понравилась, и он решил в тот же день проучить кобылу этим способом. Сходил домой за перцем, затем привязал Курбу длинным недоуздком к коновязи и, став к ней спиной, начал готовиться. Насыпал на ладонь перца и полез в карман за зеркалом, но Курба учуяла опасный перечный запах и встревожилась. Она стала нервно переступать ногами и, развернувшись на месте, крупом ударила дядю Лёню по спине. Он потерял равновесие и упал на колени. От удара рука его дёрнулась, и весь перец попал ему в лицо. Умываясь, он молчал, но после этого разразился отборной бранью и почему-то в мой адрес. И вот так всегда. Можно подумать, что я виноват в его нерасторопности. Впрочем, людям свойственно винить в своих промахах посторонних.

Однажды на конюшню заглянул Ермилов кум Петренко. Он был слегка под мухой, а потому в лирическом настроении. В это время Курбу запрягали в линейку, и Петренко захотелось угостить красивую лошадь чем-нибудь вкусненьким. Конюхи стали его просить не приближаться к дурной кобыле, но он их не послушал, считая себя знатоком животных. Из вкусненького у него был только малосольный огурец, и он протянул его лошади. Курба, было, попятилась от чужого человека, потом принюхалась, вытянула шею и пошевелила губой по огурцу. Затем раскрыла пасть и вместе с огурцом откусила Петренке указательный палец. Он заверещал, кобыла тоже испугалась, но было уже поздно. Зубы у лошади большие, а челюсти как гильотина. Один раз клацнули, и пальца как не бывало, только трензеля звякнули. Однако на этот раз все дружно встали на сторону лошади. При всех своих недостатках Курба хищницей не была и мясом не питалась. Было ясно, что палец она откусила случайно, не заметив его под огурцом. А дядя Лёня по случаю заметил, что тем, кто не наливает, а только закуску тычет, нужно вообще руки отшибать. Через несколько лет, когда эта история подзабылась, Петренко стал врать людям, что потерял палец на войне.

Когда я подрос и попал в летнюю школьную бригаду, то естественным образом меня назначили ездовым. Так называлась должность, совмещавшая функции возчика и конюха. Кого ж ещё? Ребят с необходимым опытом было немного. В моём распоряжении оказалась пара коней плюс фургон и водовозная бричка, оборудованная сорокаведёрной бочкой. Кони восторга не вызывали, потому что они выглядели клячами. Назвать как-то иначе этих костлявых, уныло свесивших голову одров, не поворачивался язык. Внешний вид коней вызывал беспокойство и у начальницы потока Валентины Борисовны. Судя по всему, ей не хотелось иметь неприятности из-за околевшего животного. Беспокойство было вполне оправданным, и поэтому первым делом она приказала мне ездить только шагом. Я сказал, что иначе ездить на них просто невозможно, потому что эти лошади способны только на два аллюра: шаг и медленный шаг. Но она не приняла моего тона и пригрозила: «Не дай бог увижу, что лошадей гоняешь». К этой угрозе я отнёсся серьёзно, потому что Валентина Борисовна слов на ветер не бросала.

Она была феерической женщиной. Своим зычным голосом, широкой костью, мощной фигурой и отчасти даже лицом она походила на всем известную актрису Наталью Крачковскую в зрелом возрасте. Имела характер армейского строевого майора, а потому в рабочее время лицо её хранило суровое выражение. Но улыбка делала Валентину Борисовну очень даже миловидной. При всём этом она обладала невероятной для женщины физической силой, о которой ходили легенды. Этим легендам я верю, так как сам был свидетелем одного такого случая.

В те времена магазинов было немного, и с покупателями не церемонились. На селе обычным делом был приём товара днём через вход. В таких случаях людей выпроваживали на улицу, где они томились, пережидая этот процесс. Однажды я попал в такую ситуацию. Стою возле продмага в кучке людей и наблюдаю за двумя грузчиками, снующими от машины к магазину. Пока они носили разные коробки, дело шло быстро, но когда дошла очередь до мешков с мукой, которые по тогдашним стандартам были по восемьдесят килограмм, застопорилось. Мужички, взявшись вдвоём за мешок, с трудом преодолевали ступеньки и неуклюже толклись в узком проходе. Среди ожидающих покупателей была и Валентина Борисовна. В конце концов нервы у неё не выдержали. Она громко сказала: «Эх вы, мужики», решительно подошла к грузчикам, выхватила у них мешок и вскинула его себе на плечо так легко, как будто он был набит соломой. Затем без всякого напряжения занесла его в магазин мимо ошарашенной продавщицы. С тех пор её там обслуживали без очереди.

Вначале она чего-то преподавала, но потом, оценив характер и способности, её поставили начальницей интерната. Средняя школа в районе была одна, и хуторские дети с пятого класса жили в интернате при школе. У неё все ходили по струнке, и порядок в интернате был образцовым. За глаза дети звали её Мамочкой, но слово это произносилось с почтением и некоторым страхом. Больше всех её боялись здоровые накачанные старшеклассники. Было несколько случаев, когда особо проштрафившихся она заводила в свой кабинет и воспитывала отработанным мужским ударом в челюсть, от которого любой детина улетал в дальний угол с приземлением. Ребята не жаловались, потому что получали за дело, и к тому же было стыдно рассказывать, что получали от женщины. На самом деле Валентина Борисовна не занималась систематическими избиениями, это была крайняя мера в редких случаях, но сама вероятность такого наказания держала в узде хулиганов и всякого рода нарушителей. Вполне естественно, что её, единственную из женщин преподавателей, ставили начальницей потока в летней бригаде наравне с мужчинами учителями. С юной ордой она управлялась весьма успешно.

Зная всё это, я первое время её побаивался и старался ни в чём ей не перечить, но потом мы подружились.

Присмотревшись к лошадям, я понял, что они вовсе не старые клячи, а просто занехаянные плохим уходом. Видимо, предыдущие ездовые не умели или не хотели о них заботиться. Кони просто-напросто недоедали. Я подошёл к делу рьяно. Первым делом откормил, для чего не гнушался воровством фуража на близлежащих фермах. На ночь стал выпускать их пастись на берег речки и вообще где захотят. Вычесал, выкупал, залечил потёртости и болячки, а также починил и подогнал по размеру сбрую. Ведь она должна быть удобной, как и одежда для человека. И с самого начала выдрессировал коней ходить известными маршрутами по моей голосовой команде. Куда скажу, туда и бегут, причём сами знают, где можно рысью, а где и притормозить. Кони в пространстве ориентируются очень хорошо и легко обучаются правилам движения. Повариха обратила внимание на то, как я по утрам запрягаю коней, и рассказала об этом учителям, мол, почти как в цирке. Кое-кто специально приходил на это смотреть.

Вставать надо было рано, часа в четыре утра, чтобы успеть завезти из колхозной кладовой продуктов на день ещё до завтрака. Я подавал сигнал особым свистом, кони отвечали ржанием и быстро прибегали на место. Сами становились к фургону и наклоняли головы для одевания хомута. Запрягши, я командовал: «В кладовую», издавал специальный поцелуйный звук, и кони трогались в нужную сторону. На самом деле ничего диковинного тут не было. Просто кони знали, что в конце маршрута их ждёт что-нибудь вкусненькое, вот и старались. Без кнута в этом деле нельзя, но я им не злоупотреблял, и кони это ценили.

Отъехав подальше от лагеря, я привязывал к специальному колышку вожжи и валился на сено в фургоне досыпать. Поскольку за бортами меня было не видно, то со стороны зрелище было странным — кони идут сами по себе, без управления человеком. По сути так оно и было. Кладовщица тётя Шура, известная своим крутым нравом и смачными выражениями, однажды это и увидела. Встретив конюха дядю Лёню, она ему рассказала:

— Подхожу до кладовой, смотрю, кони сами заходят во двор, где нужно разворачиваются, сдают задом, становятся точно против подвала и ждут. Подхожу ближе, глядь, а Родька Коновалов в фургоне спит, аж бульбы отскакивают. Разбудила, спрашиваю, а он говорит, что натренировал, мол, кони попались хорошие, понятливые и дисциплинированные.

Дядя Лёня обозлился:

— Знаем мы этого дрессировщика! Только баловство всё это. Нам ведь рабочие, а не цирковые лошади требуются.

Однако после этого тётя Шура стала меня привечать, закармливать мёдом, да и всем, что ни попросишь. Пользуясь случаем, при её посредстве я разжился в кладовой у Семёновича новыми вожжами, постромками и кожаными ремнями для всякой надобности, в первую очередь для починки сбруи.

Мои старания принесли результаты. Шерсть на животных залоснилась, вследствие чего слегка потемнела, а это признак хорошего здоровья. Апатия прошла, кони стали проявлять характер и бегать, задравши головы. Бывшие клячи поправились и недели через две их стало не узнать. Их и не узнали. В один из дней как всегда после обеда я поехал на фургоне в станицу за хлебом. Я сразу пустил коней размашистой рысью, но Валентина Борисовна, увидев бегущих лошадей, выскочила на дорогу и остановила меня криками и бранью:

— С ума сошёл? Зачем коней гоняешь? Тебе ведь сказано было!

— Валентина Борисовна, да всё нормально! Вы только посмотрите на них — это ж совсем другие кони!

Я имел в виду преображение кляч в нормальных лошадей, но она поняла меня в буквальном смысле. Подошла ближе и стала рассматривать коней. Гнедой забеспокоился, всхрапнул и переступил ногами. Я сказал:

— Валентина Борисовна, осторожнее, а то ещё задки даст!

Такая возможность убедила её, что это действительно другие кони, и она отошла в сторонку, а затем, прищурившись, сказала мне:

— Как ты сумел их обменять? Я у председателя не один раз просила, а он ни в какую.

Такого эффекта от своих слов я не ожидал, но вовремя прикусил язык и не стал выводить её из заблуждения:

— Валентина Борисовна, с конями было проще. У меня в колхозе знакомства есть, и через них я новые вожжи достал, а это было потруднее. Вот, полюбуйтесь. А председателю об этих мелочах и знать не надо. В конце концов, я ж ничего не украл. Можете у кладовщика спросить.

Она странно на меня посмотрела и отпустила. А после рейса вызвала в штаб и сказала:

— Учти, если твоя махинация вскроется, и тех коней приведут назад, то я с тебя шкуру спущу.

Я заверил её, что всё в порядке, и тех коней она уже больше не увидит. Несколько дней она нервничала, но ничего не происходило, и Валентина Борисовна успокоилась. За тот сезон я получил огромную для школьника зарплату — двадцать пять рублей, но у Валентины Борисовны заработал репутацию махинатора.

Ну, и в завершение темы, маленькая байка про Валентину Борисовну. Мне её рассказали ребята через несколько лет после школы. Кому-то она покажется фантастикой, но я в неё верю. Было это где-то в середине шестидесятых, когда появились первые «Запорожцы».

Вот на таком «горбатом» один ростовчанин приехал в станицу до кого-то в гости. Едет он по улице, а дорогу, не спеша, переходит Валентина Борисовна с хозяйственной сумкой в руке. Мужик притормозил, пропуская её, а мотор на малых оборотах заглох. Ему бы завести машину, да и ехать себе дальше, так нет. Высунулся в боковое окно и оскорбительно высказался в адрес сельских женщин, медленно, по его мнению, шевелящих кормой. Ни слова не говоря, Валентина Борисовна поставила сумку на дорогу, подошла сбоку к «Запорожцу», нагнулась, ухватилась снизу за машину, напряглась и мощным рывком перевернула её на крышу вверх колёсами. Пока ошалелый водитель выбирался из кабины, она взяла сумку и ушла. Побегав вокруг машины, мужик кинулся в милицию писать заявление на неизвестную хулиганку, опрокинувшую автомобиль. Милиционеров тоже надо понять, не каждый день такие заявления. Первым делом они проверили его на алкоголь. Убедившись, что мужик трезвый, ему стали задавать всякие ехидные вопросы, намекая на встречу с инопланетянкой. В конце концов дежурный вызвал гаишников. Те выехали на место и оформили протокол о ДТП, после чего выписали мужику штраф. На его возмущение инспектор сказал, что более идиотского объяснения причины ДТП он не слышал, и если водитель будет настаивать на своём, то рискует попасть в психушку. В тот же день этот мужик спешно покинул станицу, сказав, что ноги его больше не будет в этом сумасшедшем месте. Я думаю, что Валентина Борисовна на всю оставшуюся жизнь внушила ему уважение к пешеходам.

Ручная ворона? Ну, это сильно сказано. Ворона по имени Верка была, но не ручная, а обычная, дикая. Я с ней просто дружил. Дрессировать её было не нужно, сама была сообразительная. Ей нужно было только показать, что от неё требуется, а остальное она делала сама. Давно известно, что некоторые вороны любят играть просто так, из интереса, а это признак высокого животного интеллекта. Верка была выдающейся птицей.

Я её никогда не пытался в руки взять, и она это ценила. Не боялась, бывало, рядышком сидела, но как равная, не хотела игрушкой ручной быть. Птицы вообще мало склонны к тактильному контакту, в отличие от зверей. Тех большинство можно приручить, даже диких. Ребята кого только ни пробовали. У одного был ручной ёжик, у другого хорёк. Бегали за хозяином как собачки. У кого-то был учёный заяц. Я на такую экзотику был не падкий. А вот ручные птицы встречаются гораздо реже. Хотя, если задаться целью, то можно приручить хоть дикую, хоть домашнюю птицу. Ведь приручают же орлов и соколов. Домашняя птица вовсе не ручная. Попробуй взять в руки обычную утку или курицу. Можно только хитростью или силой, изрядно при этом побегав. Ручное животное не боится руки человека, а часто даже любит её. И птицы здесь особняком. Но иногда случается.

Когда я работал на винзаводе, в ту пору там работал Пётр Холодков, у которого дома жил ручной селезень. Обычный домашний белый утак. Ручным его сделала страсть к выпивке. Да что там говорить, он был конченый алкаш! Сам Петро в этом плане был человек воздержанный. Вопреки сложившемуся мнению, на подобных производствах работают люди трезвого образа жизни. Естественный отбор, потому что любители неумеренной выпивки и тем более пьяницы очень быстро отсеиваются. Но у Петра были приятели, любившие собраться у него в выходной, поиграть в домино и всё такое. Петро не был жлобом и бутылочку-другую винца для беседы не жалел. Располагались в садочке за маленьким столиком, а селезень крутился неподалёку, подбирая всякий мусор вроде шелухи от семечек. Он любил семечки, и порой ему их кидали.

И как-то раз один из приятелей шутки ради налил в блюдце вина и предложил назойливому селезню. Тот с удовольствием выпил и показал зрелище. Пьяная птица вела себя почти как пьяный человек. Мужики ухохатывались, глядя на то, как, качаясь и падая, селезень гонялся за утками, а потом затеял драку с петухом, после которой вырубился и заснул на земле, широко раскинув крылья. Селезень получил кличку Лёня по имени впервые налившего ему вина мужика. После этого случая Лёня утратил всякий страх перед людьми, стал наглым как танк и старался не упустить случая выпить. Зорко следил, и как только собирались трое или больше мужчин, он был тут как тут. Путался в ногах, щипал за брюки и издавал характерные звуки. Когда ему наливали, то, выпив, он своей головой на гибкой шее лазал по карманам сидящих за столиком в поисках семечек на закуску. Самому Петру всё это не нравилось, и однажды он запретил наливать Лёне, мол, нечего портить птицу. Но этот запрет способствовал превращению селезня из любителя в хронического алкоголика.

Загрустивший Лёня однажды исчез, а к вечеру явился домой крепко поддатый. Метрах в трёхстах находился райповский продмаг, и пронырливая птица, влекомая пагубной страстью, нашла туда дорогу. Как водится, за магазином, среди пустых ящиков часто распивали, и необычный селезень вскоре стал своим в доску для местных булдырей. Там у него была своя консервная банка, а много ли птице надо? Ложку-другую не жалко. Закусывал тем же, что и все — помидором, конфетой или объедками сушёной рыбы. Болел с похмелья как человек — трясся и испытывал жажду. И ведь как выучился просить! Начнут разливать, а он свою банку притащит и стучит по ней клювом. Бывало, говорят:

— Налей Лёне, смотри, как его колотун бьёт с похмелья.

Вскоре его уже знала вся улица, и если говорили: «Смотри, опять Лёня на бровях домой ползёт», то все понимали, о ком идёт речь. Зрелище и в самом деле было тяжёлым. Как и со всяким, ведущим подобный образ жизни, с ним происходили разные неприятности — то под велосипед попадёт, то лапу отдавят. Пару раз попадал под машины, но чудом оставался живой, проскакивая между колёс. Давно известно, что пьяным везёт. Нормальную трезвую утку задавило бы наверняка. Приличный внешний вид он утратил — неухоженные грязные перья торчком, хромает, крыло волочится. Типичный ханурик. Идёт, идёт — упадёт. Полежит под забором и дальше ковыляет. Жена Петра увидит его, стыдить начинает, а он, услышав родной голос, падает и вырубается. Она берёт его за лапу или крыло и брезгливо, как тряпку, полуживого забрасывает в угол двора. Сам по себе Лёня пищевой ценности уже не представлял, и его не резали, предоставив судьбе. Как и положено алкоголику, он умер от цирроза печени, что диагностировал ветврач. Петро из любопытства свозил его на вскрытие. Лёнина печень была как камешек.

Нет, Верка была не из таких. На дружбу навязалась сама. Мне тогда ещё лет десять было. Как-то раз сидел я в палисаднике и играл с Бурком. Кидал ему мелко нарезанные кусочки сала или сырого мяса, а он ловил их в воздухе. Иногда промахивался, ведь я ему трудности создавал. Он знал, что это игра, а не кормление. За этой игрой ворона сначала наблюдала с дерева, а затем перелетела ближе и села на забор. Поскольку её не гнали, она осмелела и стала подбирать с земли кусочки, которые не смог поймать Бурко. Вначале он агрессивно отнёсся к конкуренту, но я его успокоил, решив, что с вороной игра ещё интереснее. Ворона тоже поняла, что это игра, и она в неё принята. В общем, правила игры изучили все, и мы частенько так развлекались. Кобель постепенно к вороне привык, а потом они подружились, да так, что он стал подпускать её к миске. Баба Фрося не бурчала, но смотрела неодобрительно.

А после одного случая наши отношения перешли на новый уровень. К тому времени я окрестил птицу Веркой, и она каркала в ответ на это имя. Как-то утром она прилетела, села на забор, каркнула и взлетела. Сделала небольшой круг, снова села, каркнула и опять взлетела. Вид встревоженный. Трудно было не догадаться, что у неё какая-то беда. И только я за калитку, она давай летать туда-сюда, направление показывать. По нему я и отправился. Метрах в двухстах по границе огородов росли большие акации, а на них были вороньи гнёзда. Гляжу, на дерево лезет мелкий хулиган с целью бессмысленного разорения гнёзд. Пара ворон с карканьем встревоженно кружила над деревом. Я согнал пацана оттуда и дал ему подзатыльник. Верка успокоилась и, прилетев в тот же день, бросила к моим ногам цветной осколок стекла. Я понял, что это благодарность, и взял в руки этот осколок. Ворона обрадовалась и давай таскать мне под окно всякую блестящую мелочёвку. В основном хлам — камешки, стёклышки, проволочки, но попадались и монеты. За деньги и прочие ценные вещи я стал премировать её вкусными кусочками, и она быстро освоила систему человеческих ценностей. Хлам таскать перестала, а деньги, ключи обычные и гаечные, ложечки, серёжки и прочее шли регулярно. Подозреваю, что иногда она приносила не только найденное, но и украденное. Во всяком случае, один раз мне пришлось со скандалом отдать соседскому мужику наручные часы, которые Верка стащила у него из-под носа, когда он мылся в летнем душе.

Со временем она стала сопровождать меня в школу и на рыбалку. Туда с особым удовольствием, ведь я кормил её мелкой рыбёшкой. Почему-то любила кататься на велосипеде. Если Верка была поблизости, а я седлал велосипед, она садилась на багажник, балансировала на нём и видимо получала от езды удовольствие. Неудивительно, что соседи считали ворону ручной и, увидев её на велосипеде, говорили:

— Смотри, опять Родька свою добытчицу катает.

Случалось забавное. Сестре Нинке тоже хотелось покататься, и однажды она согнала Верку с багажника. Ворона поднялась в воздух, раздражённо каркнула и тут же нагадила Нинке на голову. Та в слёзы и побежала жаловаться матери на Верку. Но это мелочи, бывали случаи поинтересней.

Дело было весной, когда я заканчивал пятый класс. Верка уже прилетела из Франции или Германии, в общем, оттуда, где она зимовала. Вороны на самом деле перелётные птицы, только маршруты у них короче. На большой перемене старшеклассник Петя Ерёмин отвёл меня за школьное здание подальше от суеты с целью расспросить об одном деле. Сидевшая на дереве Верка заметила нас и стала громко каркать. Возможно, приветствовала меня, а возможно, ей не понравился мой спутник. Петя в раздражении схватил камень и запустил им в птицу. Кидал он метко и чуть не попал. Верка подпрыгнула и перелетела подальше, откуда каркнула уже возмущённо. Я сказал Пете:

— Напрасно ты кидаешься по Верке. Она злопамятная.

— Так это твоя учёная ворона? А что она мне может сделать?

— Откуда я знаю? Может, и ничего. А может, мстить начнёт. Ты теперь для неё враг.

— Тоже мне, мстительница! Переживём.

Но всё оказалось не так просто. Верка объявила Ерёме войну и посвятила ей своё свободное время. В тот же день, когда Петро возвращался домой, она спикировала на него и ловко какнула ему на голову. Это только на первый взгляд вороны летают неуклюже, а на самом деле глазомер у них дай бог всякому. На следующий день всё повторилось, а вскоре друзья заметили, что Петя стал рассеянным и всё время шарит глазами вверх и по сторонам. Верка, сидя в засаде, выслеживала его каждый день, и если подворачивался удобный момент, то нападала отработанным приёмом, оглашая окрестности радостным карканьем в случае попадания. После того как птичий помёт испортил белую рубашку, Петя осатанел и, вспомнив детство, изготовил добрый прач, то есть рогатку. Верке было известно это грозное оружие. Она оценила противника и стала более осторожной, а потом и вовсе сменила тактику. Она стала делать налёты тогда, когда у Пети были заняты обе руки. А заняты они были только в одном случае, когда он нёс портфель Зины, провожая её после школы домой. Петя с ней дружил с восьмого класса. Парень он был серьёзный, и в отношении Зины имел серьёзные и далеко идущие планы. А хитрая Верка, улучив момент, стала атаковать не Петю, а его спутницу. Первое пятно на кофте Зина восприняла как неприятную случайность, но после того как Петя, разгадавший подлый Веркин приём, предложил в ясный день своей подруге зонтик, она призадумалась. Эти события не остались незамеченными, и над Петей стали подшучивать приятели. А когда одна подружка в сердцах обозвала Зину ходячим вороньим туалетом, то она разорвала с Петей отношения. Как всегда виноватым оказался я. Рассвирепевший Петя нашел меня, схватил за шиворот и отволок за угол школы. Крепко выругавшись, он сказал:

— Родька, твоя ворона довела меня до крайности! Сделай с ней что-нибудь, иначе возьму у дядьки мелкашку, выслежу и всё равно убью её!

— Так она тебе и подставилась! Да и зачем её убивать? Ты лучше с ней помирись.

— Как?

— Да очень просто. После уроков на видном месте, вон хотя бы под тем деревом, положи два-три кусочка сала, чтобы она это видела, крикни имя Верка и уходи. Я из фойе в окно буду смотреть. Если она склюёт твоё сало, значит, всё в порядке, мир подписан.

На следующий день Петро так и сделал. Верка съела угощение и прекратила войну. Убедившись, что его больше не преследуют, Петя подошёл к Зине и сообщил, что помирился с вороной, и больше неприятностей не будет. Но Зина оказалась гордой девушкой и ответила, что если он с ней помирился, то пусть теперь на ней и женится. Роман закончился. Через много лет мы однажды разговорились на эту тему, и он сказал:

— Вот кто бы мог подумать, что какая-то ворона может испортить жизнь! Ведь если бы не она, то я женился бы на Зине обязательно.

— Да не любила тебя Зинка. Настоящей любви вороны не мешают. Между прочим, ты должен Верку ещё и благодарить.

— За что?

— У тебя хороший слух?

— Хороший. А причём здесь слух?

— При всём. Если бы не Верка, у тебя был бы немалый шанс стать глухим. Должно быть ты ещё не знаешь про этот случай. Полгода назад Зинка так двинула своего мужика в ухо, что он оглох, и по этой причине вместо водителя автобуса стал работать слесарем. Задумайся.

Ерёма задумался. Но я отвлёкся.

Однажды у бабы Фроси развязался гайтан, и она где-то в траве потеряла крестик. Горевала сильно, крестик наследственный, ему много лет было. Я бабушку утешаю и говорю, что Верка найдёт крестик, а она рукой машет, мол, ерунду горожу, ей и без того тошно. Тогда я взял похожий крестик и давай его Верке показывать вместе с кусочками мяса, а клевать его не давал. На другой день сидит бабушка на скамеечке, и вдруг подлетает Верка и кидает ей на подол её крестик со шнурочком развязанным. После этого бабушка зачислила ворону в разряд святых птиц и стала усиленно её прикармливать, да так, что Верка к ней переметнулась. А когда я уехал, то совсем с бабушкой осталась. Дружили они ещё несколько лет, пока однажды Верка просто не вернулась из перелёта. Видимо, где-то погибла и вряд ли от старости. Вороны живут в среднем лет двадцать, что для семисотграммовой птицы совсем неплохо.

Ну а собаки — это особая тема. У меня их было несколько, и о каждой можно поведать много интересного, ведь у них, как и у людей, разные характеры, таланты и судьбы. Но я ограничусь рассказом о Патроне, потому что такие собаки бывают раз в жизни. Да, это он ходил в магазин, но этим его таланты не ограничивались.

Происходил он от чистопородной немецкой овчарки и прочерка в графе, то есть от неведомого беспородного кобеля. Почему и отдали мне его за пять копеек. По правилам собак нельзя брать даром, а только покупать. Пять копеек плата символическая, но от этого она не перестаёт быть платой. Щенков в помёте было несколько, и хозяйка Патриции, так звали овчарку, предложила мне самому выбрать щеночка. Дело это ответственное, и в нём лучше всего довериться природному инстинкту самки животного. Я попросил хозяйку привязать Патрицию до крыльца и отнести всех щенят за угол дома. Когда взволнованную собаку отвязали, она тут же кинулась носить щенят обратно в логово. Я взял себе первого принесённого щенка, а удивлённой хозяйке объяснил, что сука разбирается в своих щенках лучше человека, и если начинает переносить их с места на место, то первым хватает самого лучшего. Инстинкт. Точно так же поступают и кошки. Человек при пожаре вначале тоже спасает самое ценное, а уж потом остальное, если успевает.

Кличка Патрон есть производное от Патриции. Кстати о кличках. В собачьем мире дворняги считаются своего рода плебеями, и клички у них простецкие — от Бобика до Найды. Породистым собакам, как аристократам, и клички дают соответствующие, с претензией на некую изысканность. Мужчины в этом деле изощряются несильно, называя своих питомцев Рексами и Маркизами, но некоторые интеллигенты выходят за рамки этих стандартов. Вспоминаются псы с кличками Сарданапал и Пилигрим. А один начитанный товарищ с претензией на остроумие назвал своего боксёра Гуинпленом. Но бывает и по-другому. Мой приятель Славка Звонарёв однажды где-то купил щенка бультерьера. Когда я зашёл к нему во двор, он сидел на скамеечке в позе мыслителя, глядя на своё повизгивающее приобретение. На мой вопрос он ответил, что придумывает кличку, и пояснил:

— Надо ведь от клички его матери какое-то слово. Её зовут Альма, а мне ничего не приходит в голову кроме Альмагеля.

— Так это же лекарство от желудка!

— Ну и что? Вырастет и будет лекарством от желудка. На кого бросится, так тот сразу про больной желудок забудет.

— Тогда лучше назови его Сульфазином.

— Почему?

— Сколько у тебя знакомых язвенников? Раз, два и обчёлся. Кого лечить-то? А бухающих приятелей полно, и Сульфазин в самый раз! Его укус будет им как укол сульфазина, сразу в трезвость приведёт. И точно так же дня два после него придётся мучиться от боли.

Славка подумал и в самом деле назвал кобеля Сульфазином. Ничего, все привыкли.

Мужчины часто называют собак привычными для русского уха словами — Буран, Восток, Корнет или Тайга. А вот женщины в качестве кличек предпочитают иностранные слова — Каравелла, Дебретта, Селена и им подобные. У одной моей знакомой был пудель Кориолан, и она страшно злилась, когда его называли Корвалолом, а так его звали почти все. Кстати, Дебретта — это справочник знатных английских фамилий. Но это ещё терпимо. Для дам внешняя красивость звукосочетания бывает важнее смысла слова. Я знал женщину, которая всерьёз хотела назвать свою собачку Эвтаназией. Ей вовремя растолковали, что означает это слово. Порывшись в словаре, она остановилась на Эволюции. У другой моей знакомой был мопс по кличке Элефант. В обиходе она звала его Фантиком. Пёсик выучил обе клички. При слове Фантик он подбегал и вилял хвостиком, а при слове Элефант мигом забивался под кровать. Я объяснил ей, что «элефант» в переводе означает «слон», но она мне не поверила. В этом слове она видела нечто лёгкое, изящное и очень далёкое от слона.

Патрон был относительно крупным псом, хотя и не дотягивал до размеров овчарки. Своим окрасом, стоячими ушами, широкой грудью и мощными челюстями он был похож на Патрицию, но являл собою её уменьшенную копию. Зато сообразительностью он превосходил всех известных мне собак. Впрочем, силы и ловкости ему тоже было не занимать.

Дрессировать Патрона было легко и увлекательно, тем более что процесс нравился ему самому. Каким-то наитием он догадывался о том, что от него требовалось. Если, например, требовалось загнать в свинарник сбежавшего поросёнка, что для одного человека дело очень трудное, то Патрон сразу забегал с противоположной стороны, и мы, взяв беглеца в клещи, за считанные секунды водворяли его на место. Любой человек на его месте действовал бы точно так же. Поначалу иногда приходилось его наказывать, и Патрон понимал, что это именно наказание. Обычно я лупил его какой-нибудь тряпкой или свёрнутой газетой, но он скулил так, как будто я охаживал его палкой. При этом Патрон не делал попыток убежать, а старался лизнуть руку, как бы говоря, что больше не будет. Когда он возмужал, то поводов для наказаний не стало. Мне порой казалось, что он понимает человеческую речь, но это, конечно, не так. За исключением команд собаки речь не понимают, но они тонко чувствуют интонации.

В ту пору мне было за тридцать, а дочке лет пять. Мне была нужна хорошая сторожевая собака, и я стал натаскивать Патрона в этом направлении. Вначале я научил его простейшим командам и правилам поведения во дворе и на улице. Научил правильно сопровождать меня пешего и на велосипеде, с поводком и без него, а также ездить в машине. Не реагировать на кошек, других собак, не подбирать с земли и не брать еду из чужих рук. После этого начального образования дальнейшее обучение идёт легче. Вскоре стало ясно, что способности Патрона гораздо шире охранных функций, и делать из него обычного цепного пса было бы неразумно. С его задатками он мог стать и пастушеской, и служебной, и даже цирковой собакой. Поэтому я стал учить его кое-чему сверх программы и вместо дворового сторожа получил преданного четвероного друга, понимающего тебя с полувзгляда.

А некоторым вещам он научился сам. Например, изумительно драться. Конечно, он знал свой двор, но не был жёстко к нему привязан. Его территория была там, где был я. И там, где я ему её определял и приказывал охранять. Большой участок мы просто обходили по периметру, который он запоминал. Пятачок я обозначал чертой на земле. Всё. После приказа граница была на замке. Кто знал Патрона, не совался.

Я тогда работал в том колхозе, где все меня ненавидели и гоняли по работам, куда только могли. Изживали. Из механизаторов на ферму, оттуда в столярку и так далее. Дошло до назначения сторожем. А это дело не такое и простое. Нужно было далеко в степи ночами охранять базы с поросятами и свиньями. Без собаки это нереально. Но опыт уже имелся.

Наша с Патроном карьера началась весной с охраны парников. Раньше там для охраны собак не применяли из опасения, что они потопчут рассаду и этим нанесут ущерба больше, чем мелкие воришки. И совершенно напрасно! Так же как и человек, собака предпочитает ходить по сухой дороге или тропинке и без нужды не полезет в грязь. Никогда. Патрон блестяще это доказал, за всё время не поломав ни одного растения. В первый же день я познакомил Патрона с агрономшей и работавшими на парнике женщинами. Он обнюхал их, признал своими и после этого не стал проявлять к ним агрессии до такой степени, что даже позволял себя гладить. Угощений не принимал, чем сильно удивил персонал. Но когда женщины вечером покидали территорию, назад он их уже не пускал. За такую выучку Патрона стали уважать и даже восхищаться им.

На самом деле парник охранял Патрон. Когда все уходили, я командовал: «Служба», и пёс, коротко гавкнув в ответ, приступал к её несению. До захода солнца я читал книгу, а потом заваливался во времянке спать. Раньше там было заведено, что окрестные жители привыкли не выращивать дома рассаду, а запасаться ею на колхозном парнике. Кто через знакомство со сторожем, а кто наглым воровством в темноте. Эту традицию Патрон уничтожил. Кое-кто по старой памяти рискнул наведаться, но Патрон эти попытки пресёк на корню. После того как он искусал двух мужичков, народ, скрипя зубами от злости, потянулся за рассадой на базар. Кого он укусил, я в потёмках не узнал, слышны были только обещания застрелить или отравить собаку. И ведь попытались. Ночью был небольшой шум, а утром я обнаружил на территории кусок варёной колбасы грамм двести весом. Было ясно, что колбаса отравленная. Я завернул её в полиэтилен и положил в карман. Почему-то отравители собак чаще всего для этой цели использовали варёную колбасу или пирожки с печёнкой.

Сдав смену, мы с Патроном обследовали местность за оградой и вскоре нашли следы. Отравитель проявил беспечность, и эти следы через десять минут привели ко двору колхозного механизатора по кличке Шуряк. Дома его не было, и мы отправились к нему на работу в бригаду. Шуряк копошился возле трактора, а неподалёку что-то обсуждала группа механизаторов. Увидев нас, они замолчали. Шуряк оглянулся и, обнаружив невредимого Патрона, забегал глазами. Я вытащил колбасу и сказал:

— Богато живёшь, Шуряк, колбасой ночами разбрасываешься.

— Чего ты? Это не моя колбаса! Не докажешь!

Я не стал вдаваться в подробности и доказательства, а просто влепил ему этой колбасой по морде и громко сказал:

— Следующий раз я заставлю тебя самого такую колбасу сожрать. А кто вздумает поднять на собаку ружьё, то его ждёт такое, что лучше бы он и на свет не родился. Так всем и передай.

Впрочем, передавать эти слова не требовалось, их слышали все, и когда мы уходили, нас провожали только злые и угрюмые взгляды. Но покушений на Патрона больше не было ни разу.

В том году впервые за всё время рассада в парнике выросла в целости и сохранности. Это произвело на агрономшу сильное впечатление, и она выписала мне премию. В правлении на это отреагировали кисло, но премию выплатили. Более того, желая принизить мою роль в успешной работе, выписали конкретно для собаки пять килограмм свежей говядины. Намёк я понял, но не обиделся и, несмотря на протесты жены, всё это мясо честно скормил Патрону.

Так репутация Патрона распространилась на весь колхоз, и когда мы прибыли охранять базы, свинари отнеслись к нему с большим уважением. Мы и до этого часто бывали с ним на природе, где он набрался опыта в стычках с бродячими псами. А уж на базах он погулял в степи по полной программе — зайцы, лисы, ёжики. И жуткие встречи со стаями одичалых собак. Эти пострашнее волков бывают. Трактористы одно время без ружья в поле боялись выезжать. Раза два мне приходилось отстреливаться, а потом залечивать Патрону раны. Но он приобрёл такую сноровку, что уже не боялся целой стаи и однажды загрыз вожака, после чего остальные собаки разбежались. Конечно, он знал, что я за спиной, и это давало ему уверенность. Патрон уже не дрался, а сразу убивал.

Он был вышколенным псом и на улицах или во дворе без нужды зубы не скалил, и голоса не подавал. Патрон любил детей, и маленькие дочкины приятели вытирали об него ноги. А если они сильно ему надоедали, то он не рычал, а только убегал от детей. Однажды я видел, как он принёс заблудившегося котёночка и положил его на крыльцо. Многие люди считали его безобидным, но таким он был до моего приказа. Этот добродушный пёс свирепел, если видел направленную на меня агрессию, а он это тонко чувствовал. Не всякий человек мог похлопать меня по плечу, если Патрон был рядом. А в степи, если Патрон лежал на пороге времянки, то я чувствовал себя там как за каменной стеной и спал сном младенца.

Всего этого не знали два пьяных хулигана, которые по пути с речки однажды заехали на территорию базов на мотоцикле с коляской. Дело шло к вечеру, но было ещё светло. Я за столиком книжку читаю, а Патрон свернулся у меня в ногах под этим столиком. Эти придурки начали обычную программу, мол, дай закурить, да мы тебя, и всё такое. Я их ничуть не испугался, ребята сильно переоценивали себя. Я без труда мог навалять им обоим и честно предупредил, чтобы уматывали, пока целые. Не поняли и, матерясь, двинулись в нашу сторону. А Патрон почуял агрессию и его прямо затрясло крупной дрожью от ярости, но он дисциплинированно молчал. Они его увидели и совершили ошибку, сказав что-то обидное насчёт шелудивой собачки. Это было чересчур, и я дал команду Патрону: «Взять». Он только этого и ждал. Как будто выброшенный катапультой, он сделал огромный прыжок и, бросившись на нарушителей, стал рвать их в клочья. Мгновенно протрезвев, все в крови и лохмотьях вместо одежды, они бросились к мотоциклу. Залезли на коляску и стали кричать:

— Мужик, убери собаку, и ты нас больше в жизни не увидишь!

Я отозвал Патрона, и он послушно прибежал на место. За всё время я даже не вставал из-за столика. Испуганно оглядываясь, они завели мотоцикл и смылись. Больше я их не встречал. Да, Патрон вполне мог загрызть человека до смерти, и, зная это, бродяги всякого рода далеко обходили нашу территорию.

Надо сказать, я не афишировал бойцовские качества Патрона, и о них знали немногие. В станице драк мы избегали, и мои приятели восхищались другими его умениями. Но всё-таки иногда случалось. Однажды летом приехали гости с севера всей семьёй — моя родная тётя Капа, её муж дядя Валентин, их сын Юра и дочь Люба. То есть мои двоюродные брат с сестрой. Юра был уже взрослым парнем, но ещё неженатым, а Люба школьницей. Патрон им нравился, и они часто тормошили его и гладили как плюшевого. Всем, кроме дяди Валентина, хотелось на речку. Дядя предпочитал спокойный отдых, то есть в тени с бутылкой. Загрузились в мой «четыреста восьмой» «Москвич». На имевшееся свободное место Юра предложил взять Патрона. Я не возражал, так как Патрон тоже любил купаться. Приехав на речку, гости сразу кинулись в воду, а мы с Патроном задержались.

Неподалёку на берегу расположилась небольшая компания. Два станичника были мне знакомы, а третий, судя по номерам «копейки», был приезжим. Рядом с ними по берегу рыскал здоровый ротвейлер. Патрон вёл себя безупречно и с достоинством. Отошёл чуть в сторонку и сел, ожидая команды. Ротвейлер заметил собаку и пошёл на сближение. Остановился, принюхался и глухо заворчал. Патрон, молча, коротко оскалился и перестал обращать внимание на чужака. Однако я решил на всякий случай предупредить хозяина ротвейлера. Я подошёл к ним, и мы поздоровались. На скатерти стояла бутылка вина, и мужики были слегка навеселе. Я попросил хозяина собаки проследить, чтобы кобели не задрались:

— Патрон, мой пёс, не начнёт, он дисциплинированный.

Хозяин с удивлением посмотрел на меня и сказал:

— Если так переживаешь за него, то запри в машине.

— Я не за Патрона переживаю, а за вашего кобеля. Если сцепятся, ему несдобровать, а ведь он породистый, больших денег стоит.

В ответ раздался хохот:

— Да ты чё, паря? Разуй глаза! Это же ротвейлер, две медали в своей породе. На собачьей площадке обученный.

— Не возражаю, но это квартирная собака, в настоящих драках она не была, а Патрон закалённый боец. Твоему ротвейлеру он только по массе уступает, а по ловкости и опыту значительно его превосходит. И медалями Патрона не запугать, потому что он в них не разбирается.

— Какой ещё опыт? Сравнил тоже! Ты посмотри на эту собаку и своего недопёска! Только скомандую, и от него мокрого места не останется.

Напрасно он это сказал, потому что теперь заело меня:

— Хорошо, если не жалко собаку, то командуй, только сперва напиши расписку.

— Зачем?

— А чтобы потом меня по судам не таскал. Ты ведь не признаешься, что тебя предупреждали. Или не уверен в своем кобеле?

— Ладно, давай!

Я принёс ручку с бумагой и продиктовал:

— Претензий к псу Патрону не имею, так как, защищая охраняемую территорию, он победил в честном бою моего кобеля. Роспись, число и свидетели.

Хмыкнув, владелец ротвейлера стал писать расписку, а его приятели, попавшие в свидетели, принялись меня отговаривать:

— Опомнись, Родион! Мы знаем, что твой Патрон много чего умеет. Кобель редкостный, в магазин ходит и рыбу удочкой ловит, но не это же! Куда ему против этого телка?

Хозяин ротвейлера отдал мне расписку и спросил:

— А где его эта территория?

— Сейчас отмечу.

Палок поблизости не было, и я монтировкой провёл отчетливую линию по земле вокруг машины. Кликнул Патрона и дал ему команду на охрану. Юра вылез из воды и зачем-то пошёл к машине. Я его остановил:

— Не подходи туда! Патрон укусит!

— Да ты что? Я же свой.

— Сейчас он на службе, и для него в это время все чужие.

— А что здесь происходит?

— Сейчас будет собачий бой. Отойди в сторонку и всё увидишь.

Хозяин ротвейлера потрепал его по загривку и громко сказал:

— Прощайся с жизнью, тузик деревенский. Лорд, фасс!

Услышав команду, Лорд живой торпедой бросился на оскалившегося Патрона. Как только ротвейлер пересёк черту, Патрон отскочил чуть в сторону и как-то наискосок кинулся на него, собаки покатились по земле, но через три секунды всё было кончено. Патрон с окровавленной пастью отскочил в сторонку, а ротвейлер с перекушенным горлом забился в агонии. Все оторопели. Хозяин с выпученными глазами побежал к собаке, но я загородил ему дорогу:

— Стоять! Или ляжешь рядом со своим кобелём. Патрон сантиментов не понимает, он на службе.

Я сам за ноги притащил ему дохлого кобеля. Мужик повторял как заведённый:

— Не может быть! Не может быть!

Потом вскинулся, но под моим взглядом как-то сник и махнул рукой. Они погрузили собаку в багажник, быстро собрались, и все уехали. Потрясённый Юра воскликнул:

— Вот это да! Кому скажи — не поверят.

Я снял Патрона с охраны, и мы отправились с ним купаться.

Дня через два неожиданно приехал владелец убитой собаки и стал просить меня продать ему Патрона. Мужик не бедный, он давал за него огромные по тому времени деньги, но я категорически отказался от сделки, ведь друзей не продают. Я ему постарался это объяснить:

— Даже если я продам Патрона, отдам так или его украдут, то новому хозяину это ничего не даст. Патрон слишком привязан ко мне и другого хозяина не признает.

Он не будет принимать пищу и умрёт с тоски. Патрон из тех собак, которые умирают на могиле хозяина.

Мужик понял и, прощаясь, сказал:

— Н-да! А я думал, что знаю о собаках всё.

После этого случая Юра стал относиться к Патрону с большим почтением, а побывав с ним на рыбалке, пришёл в восторг. И неудивительно, ведь Патрон и в самом деле умел ловить рыбу удочкой. Рыболов он был, конечно, неумелый, но сам факт!

Я его этому не учил, да и в голову такое не приходило. Патрон сам проявил инициативу. Немногие собаки любят сырую рыбу. Патрон любил. Видимо, эта любовь и стала импульсом. Он часто ходил со мной на рыбалку. Сидел на берегу и в ожидании лакомства внимательно наблюдал за процессом. Зрение у собак неважное, они хорошо видят только то, что движется. В конце концов Патрон уловил связь между движением поплавка, взмахом удилища и появлением рыбки. Теперь во время клёва он стал возбуждённо повизгивать и даже срываться на лай. И однажды не выдержал! Я на что-то отвлёкся, а в это время поплавок резко повело, Патрон схватил удилище пастью и, скорее всего, случайно подсёк крупного гибрида. Я с изумлением смотрел, как он, схватив зубами удочку, пятился назад, вытаскивая леску с рыбиной на берег. Действовал неловко, но ведь по-другому он и не мог. С этого всё и началось.

Видя такое рвение, я изготовил более подходящую для собачьей конституции специальную удочку. На короткое удилище я приладил специальную дощечку под прямым углом, за которую Патрону удобно было бы хвататься зубами. Некоторое время ушло на дрессировку, но вскоре Патрон стал уверенно обращаться с этой снастью. Терпения и внимания у Патрона хватало, однако что-либо поймать ему удавалось нечасто. Но если рыбка засекалась у него на крючке, то он мог, ухватившись за своё удилище, одним движением головы выбросить её на берег. Не всякий раз, но когда это происходило, то выглядело эффектно. Всё было по-честному. Снятую с крючка рыбу я тут же скармливал Патрону, насаживал нового червя и забрасывал ему удочку. Когда мне надоедало это баловство, я просто забрасывал ему пустой крючок. Это было и в самом деле баловством, обычным дрессировочным трюком. В цирке собак и не такому учат, но у тех, кто видел Патрона на рыбалке, от удивления отвисала челюсть. И не только от удивления.

Помню забавный случай. Мы с Патроном тогда были на тех самых базах, а там неподалёку находился пруд с карасями. Вот по утрам мы и ходили туда поудить. Одним таким утром сидим мы с Патроном на берегу, на поплавки смотрим, и тут Патрон удачно выхватывает карася на берег. В этот момент на дорожке за спиной раздался какой-то дребезг. Оглядываюсь и вижу картину — лежит велосипед, а рядом на четвереньках стоит мужик с крепко похмельным лицом и с ужасом смотрит на Патрона, прижимающего лапой к земле карася. Это был знакомый свинарь с базов, ехавший на работу. Он был любителем много и часто выпивать, а потому работником был неважным, особенно по утрам. Я помог ему подняться, поздоровался, но он в ответ посмотрел диким взглядом, что-то невнятно пробормотал, с третьей попытки сел на велосипед и рванул в обратном направлении. В тот день на работе он так и не появился, отсиживался дома. Я понял, что произошло.

Бедный мужик ехал себе по дорожке мимо пруда и увидел двоих рыбаков, сидящих с удочками метрах в трёх друг от друга. Что-то не так. Остановился. Глядь, а один из рыбаков не человек, а собака. А когда она подсекла и вытащила карася, то он подумал, что сходит с ума, потерял равновесие и с велосипедом грохнулся на землю. Вид собаки-удильщика настолько его потряс, что он бросил пить. Во всяком случае, пока мы работали на базах, он ходил трезвый. Только вот при виде Патрона крестился, но никому не говорил, почему он его боится.

В общем, жизнь у Патрона была интересная и насыщенная, но короток собачий век. Через двенадцать лет он как-то разом сдал, начал болеть, двигаться с трудом, и практически вышел на пенсию по старости. Я его лечил, возил в ветлечебницу, колол назначенные уколы, но помогало ненадолго. Будь он моложе, то выздоровел бы без всяких уколов.

Пришёл день, когда он подполз ко мне, положил свою голову мне на ладони, поглядел в глаза и заснул навеки. Должно быть это нехорошо, но я долго горевал о Патроне. Как если бы я потерял близкого человека.

После него у меня пропало желание заводить собаку. Мне предлагали щенков, но я отказывался. Но сельский двор без цепного кобеля какой-то неправильный, пустой. Дело решил случай, и я всё-таки обзавёлся дворовым псом.

Жившая на соседней улице тётя Нюра однажды попросила меня починить крыльцо. За два дня я всё сделал, и, расплачиваясь, она вдруг спросила:

— Родион, у тебя собака есть?

— Нет.

— Тогда забери себе моего Пирата. Я знаю, что он в хорошие руки попадёт.

— А чем он вам не угодил?

— Да не в этом дело! Кобель он хороший, зря не гавкает. Просто он лишний. Ну зачем мне во дворе две собаки? Хватит и сучки. Она давно живёт, привыкла я к ней, а Пират молодой.

Пират был средних размеров аккуратным кобелём с умными глазами. До Патрона ему было далеко, но в качестве цепного пса он годился, и я сказал:

— Хорошо. Я дома приготовлю ему будку и всё остальное, а завтра вечером за ним приду.

Тётя Нюра обрадовалась. Для неё Пират был просто лишним ртом.

На следующий день после работы я захватил ошейник с поводком и отправился за собакой. Во двор заходить не стал, а вызвал тётю Нюру за калитку. Заплатил ей двадцать копеек, передал ошейник с поводком и попросил её, чтобы она сама нацепила мой ошейник Пирату и вывела его со двора на улицу. Так она и сделала. Как только я взял в руку поводок, Пират сразу признал во мне хозяина и, не оглядываясь, спокойно пошёл со мной на новое место обитания. Ко двору он привык очень быстро. Никакой депрессии от смены хозяина у Пирата не было, и уже на третий день он стал исправно выполнять нехитрые собачьи обязанности.

Примерно через неделю, работая у себя в мастерской, я услышал яростный лай Пирата. Выхожу во двор и вижу, что Пират рвётся с цепи, бросаясь на тётю Нюру, а она стоит возле калитки и плачет. Успокоив кобеля, спросил, в чём дело. Тётя Нюра стала жаловаться:

— Вот она жизнь! Я ж его со щеночка кормила и выхаживала, а он через неделю меня забыл. Захожу, обозвалась, а он меня чуть не укусил. Вот она, собачья верность. Предатель!

— Это вы зря, тётя Нюра. Тут надо ещё разобраться. Помните, как я попросил вас вывести Пирата со двора на улицу? А это неспроста. Я ведь и сам мог это сделать, но не стал. Причём, специально. Пират — взрослый кобель, и всё понимает. После того, как вы его вывели со двора и отдали чужому дяде, он вас и возненавидел. С его точки зрения вы и есть предательница, и он вам этого не простит. А если бы я сам забрал его со двора, то он при случае стал бы наведываться к вам по старой памяти, ведь живёте вы недалеко. Зато теперь его к вам не заманишь.

— Родион, ты думаешь, я поверю, что у собак есть такое понимание?

— За всех собак не ручаюсь, но Пират такие вещи чувствует. И это легко проверить. Ваши домашние ему не враги. Приведите сюда кого-нибудь и посмотрите, что будет.

Тётя Нюра, забыв цель своего визита, припустила домой. Вскоре она вернулась в сопровождении дочери и десятилетней внучки. Пират, конечно, их узнал, завилял хвостом и подбежал приласкаться. А на тётю Нюру демонстративно зарычал. Потрясённая, она заголосила:

— Господи! Какая ж я дура старая! Такого умного кобеля за двадцать копеек отдала!

Пират не был комнатной собакой, и когда я переселился в квартиру, пришлось с ним расстаться. Я отдал его одной хорошей семье и больше собак уже не заводил. Но как знать?

Глава VI

Допрос с неожиданным финалом

Начальника милиции Перелазова Родион не считал плохим человеком. По его мнению, товарищ майор был нормальным милиционером и вполне соответствовал своей должности. По этому поводу он сказал:

— Время от времени я сталкивался с милицией, но мне везло на нормальных сотрудников, которых, надеюсь, как и везде — большинство. Конечно, там работают и гады, а где их нет? Даже среди экскаваторщиков попадаются. Просто наше знакомство произошло в таких обстоятельствах, что о добрых отношениях между нами нечего было и мечтать. И я его в этом не виню.

Ну, что ж! Перелазова уже нет, пожалуй, можно и рассказать. Этот вопрос долго мучил завуча Владимира Степановича. Он, слава богу, жив и относительно здоров. Года два назад мы с ним во Дворце культуры в шахматы играли, вот тогда он и пристал, чтобы я всё рассказал. Ну, я ему и поведал, в чём там дело было. Поудивлялся он и говорит:

— Что ж ты раньше молчал? Мы с учителями чуть не свихнулись от любопытства. Ведь не догадывались, а точно знали, что ты им какую-то свинью подложил в этом своём стиле.

— Нельзя было. Слово давал.

— Вот такие нервомотатели и запоминаются. Тысячи учеников в памяти бледными тенями, а тебя помню как вчера. И не я один. Позвоню в Москву Адели Михайловне. Расскажу. Уж она-то тебя не забывает, всегда спрашивает.

История занятная. Мистики в ней не было, просто я тогда Перелазова здорово перепугал. Он потом в отместку ябедничал на меня учителям, и вообще. А заварил эту кашу Лучков, почему и молчит как рыба. Человек он в общем-то хороший и участковый неплохой. С возрастом он сделался немного похожим на Анискина, и не только внешне, но в те годы был ещё молодым и рьяным. Я тогда как раз из начальной школы перешёл в пятый класс средней школы, и учителя меня ещё не знали. Но это было недолго.

Лучкову поступило заявление по поводу варварски изрезанной волейбольной сетки от гражданки по фамилии Нищеброд. Начав разбирательство, Лучков первым делом спросил у гражданки, кого она сама подозревает в злодеянии, и в ответ получил мою фамилию. Якобы мною сделано это из мести.

Нищеброды жили на нашей улице, и возле их двора была организована волейбольная площадка, где их взрослый сын Лёша с приятелями растягивали настоящую магазинную волейбольную сетку и стучали по мячу. Нам, пацанам помельче, тоже хотелось настоящего волейбола, но поиграть с сеткой перепадало не часто. В тот день взрослые ребята освободили площадку, и мы решили поиграть. Сетка висела высоко, не по нашему росту, и решено было немного её приспустить. С этой целью я залез на столб, но вышла тётка Тося Нищебродиха и всех прогнала, а меня перетянула хворостиной. Мы ушли, а после сетка оказалась изрезанной, а поскольку мне досталось больше всех, то и подозрение пало на меня. На самом деле я ни сном ни духом не ведал о происшедшем, и мы с Максимом ещё только строили планы мести дурной бабе, но Лучкову подозрения показались основательными. И на своём казённом мотоцикле он отправился меня искать.

Поиск был недолгим, так как он сразу же на меня и наткнулся. Я шёл по улице домой, а он, увидев мальчика, остановился, заглушил мотоцикл и окликнул меня. Я подошёл ближе, и он спросил, не знаю ли я Родиона Коновалова. Я сказал, что знаю, так как я он самый и есть. Лучков предложил прокатиться в отделение для беседы. Я ничуть не испугался и сел в коляску. Совесть у меня была почти чиста, а прокатиться на мотоцикле выпадало не каждый день. Было даже интересно побывать внутри здания милиции и посмотреть, как там всё устроено.

Сейчас такое не может произойти в принципе. А тогда, в начале шестидесятых, порядки были простые и в чём-то даже патриархальные. И был один нюанс — наследие войн. Оружие и боеприпасы вовсе не были диковинкой и порой лежали буквально под ногами, только копни. Помню, как-то пошло увлечение оружием, и все ребята принялись выстругивать деревянные сабли и винтовки. Я тоже этим занялся. Баба Фрося заинтересовалась, чего это я делаю из палки. Я объяснил, что саблю. Она сказала: «И-и, баловство» и полезла на горище. Покопавшись там, достала откуда-то и вручила мне настоящий кавалерийский клинок, острый как бритва. Он стал предметом зависти не только одногодков, но и взрослых мужиков, которые часто просили обменять его на что-нибудь, но я не поддавался и воевал этим клинком с татарником. Отдав клинок, баба Фрося пообещала, что когда вырасту, она покажет зарытые в огороде пулемёт и три винтовки с патронами. Она не совсем привыкла к тому, что войны закончились, и сказала:

— Когда придут, будет чем отбиваться, а у тебя, Радивон, глаз верный.

— Кто придёт?

— Хучь кто. Кадеты, а може красные, або немцы. Все ироды.

Эта атмосфера была для меня нормальной.

В тот день я возвращался от дальнего родственника Коли Гарбуза, парнишки немного старше меня. Он с утра зазвал меня показать пистолет. Это был немецкий «Вальтер» небольшого калибра, вполне годный для стрельбы. Были и патроны. Где он его достал, не знаю, пронырливый был. Мы долго изучали его, собирали, разбирали и целились, а затем я предложил пострелять. Но Коля был осторожен:

— Народу вокруг много, да и мать, если услышит, то палки даст и пистолет отберёт.

Можно было бы сходить в какое-нибудь безопасное место, но в тот день по какой-то причине Колю со двора не выпускали. У меня дома таких проблем не было, возле речки было пустынно, и я выпросил этот пистолет с четырьмя патронами, чтобы пострелять. Коля дал с условием вернуть на следующий день и, естественно, не болтать.

И вот, в предвкушении испытаний, с Вальтером за пазухой, этим пятнышком на моей совести, иду домой, а тут Лучков. Пазуха — это универсальный карман из рубахи или майки, куда можно уложить неимоверное количество всего, но для её создания необходима хорошая подпояска. Можно было ходить в трусах и босиком, но добрый кожаный ремень был обязательным элементом одежды. Имелся он и у меня, а при моём худощавом сложении засунутый за него пистолет был незаметен. Обыскивать же меня милиционерам не пришло в голову, так как в сатиновой «шведке», полотняных штанах и босиком я был весь на виду. Да и выражение лица у меня было простецкое, если не сказать туповатое. Насчёт пистолета я особенно не переживал. Пистолет, конечно, не «поджиг», но в случае обнаружения наказание и за то, и за другое было бы примерно одинаковым. Конфискация, вызов родителей, штраф и ремень. Впрочем, благодаря заступничеству бабушки, ремня я не боялся, а ругань можно было потерпеть. Однако речь о пистолете не заходила, и стало ясно, что участковый ничего про него не знает. Его интересовали другие вещи. А потом начался этот знаменитый допрос.

Дело происходило в комнате со столом посередине, недалеко от поста дежурного, который всё слышал и по мере возможности помогал Лучкову. Самое интересное то, что весь допрос Родион не имел никакого представления о том, в чём собственно дело, так как ранее ничего не слышал про изрезанную сетку. Лучкову же его незнание представлялось уловкой. Он не понимал, что попал на педанта, и ответы подозреваемого считал проявлением хитрости. Строго глядя на мальчика через стол, Лучков сказал:

— Я буду задавать вопросы, а ты, Родион, должен правдиво и честно отвечать.

— Я брехать не умею, любой скажет.

— Что ты делал вчера?

— Когда именно?

Лучков, привыкший иметь дело с изворотливым элементом, решил начать издалека в надежде, что подросток проболтается сам. Точное время преступления не было известно, Лучков задумался и велел рассказывать про весь день, рассчитывая поймать рассказчика на нестыковках. Родион переспросил:

— С утра или когда проснулся?

— А ты, что, утром не спал?

— Нет, я на рыбалке был. Клёва никакого, я удочки смотал и часов в семь домой приехал. Молока попил и спать завалился. Приснилось мне…

— Сны не надо. Давай с пробуждения.

— Разбудила меня Верка. Прилетела она часов в десять и постучала в окно. Принесла двадцать копеек, и я дал ей за это кусочек сала.

— На двадцать копеек?

— Да нет, кусочек небольшой, много ли ей надо?

— Не пойму. Прилетела. Сало. Почему?

— Потому что ворона.

— Какая ворона ещё?

— Обычная, которые летают. Я её Веркой зову, она имя своё знает, в ответ каркает. Если где найдёт денежку, то мне несёт.

Дежурный отозвался:

— Ишь ты! Я бы заимел пяток таких ворон.

Летняя жара действовала угнетающе, в том числе и на преступные желания, поэтому в отделении почти никого не было. Время мелких правонарушений наступало ближе к вечеру. Дежурный Кирин не был загружен. Он коротко отвечал на звонки и давал устные справки изредка заходящим сотрудникам. Поначалу к допросу он отнёсся равнодушно, однако по мере развития беседы стал проявлять к ней живой интерес. Лучков на реплику дежурного поморщился и стал слушать дальше, а рассказывал Коновалов охотно и строго придерживался хронологии. Первым делом он сообщил, что было на завтрак, и кто его готовил. Затем о том, как пришёл Максим, и они пошли на речку. Родион читал детективы о майоре Пронине и знал, как важны для милиции всякие детали, и поэтому старался изложить события подробнее. Он перечислил не только встретившихся на дороге людей, но и коней, собак, а также сообщил номера проехавших мимо двух грузовиков и одной «Победы» салатного цвета.

Лучков не ожидал столь пространного доклада и несколько раз хотел взбунтоваться, но вспоминал, что сам задал тему, и смирялся, кусая верхнюю губу. В нужных случаях милиционер существо терпеливое. Затем Коновалов рассказал, как они наловили раков, испекли их и съели. Хотели поймать желтобрюха, но он смылся в заросли. Дежурный подал голос:

— Удавчик-то вам зачем? Тоже испечь?

— Да нет, мы ж не китайцы, змей не едим. Просто Максиму интересно, что будет со змеёй, если её завязать узлом. Я думаю, что она развяжется, а он думает, что она так и останется. Закусили мы в саду яблоками и пошли на речку Лукьяновку. Туда недалеко, всего три километра. В Камче ужак мало, а в Лукьяновке их водится немерено. Но мы не дошли. По дороге попалась степная гадюка, а нам для опыта всё едино, лишь бы змея была. Максим гадов боится, пришлось ловить и завязывать мне.

Лучков сузил глаза:

— И не укусила?

— Нет, я же знаю, за что её хватать.

— Ну ты, брат, даёшь!

В те годы хоть и редко, но ещё бывало, что иносказательные выражения Коновалов понимал буквально, а потому удивился:

— Ничего себе! Так вы, дядя милиционер, мой брат? А как это? С виду вы старше моей матери.

— Да не брат я тебе, это присказка такая.

Подобного рода выяснения начинались каждый раз, как только звучал какой-нибудь фразеологизм. Стоило дежурному сказать Лучкову, что Родион валяет ваньку, как он тут же начинал доказывать, что никакого Ваньки нет, а потому валять он его не может, да и незачем. Из-за этих отступлений допрос затянулся едва ли не на час. Родион ещё долго рассказывал про охоту на сусликов, а также, чем они занимались у Максима дома, и что у него ели. Взопревший Лучков взмолился:

— Вечер скоро?

Любой неконкретный вопрос Родион толковал по-своему. Выглянув в окно, он сказал:

— Какой вечер? День-деньской, солнце в дуб. Гляньте сами.

— У тебя в рассказе вечер скоро?

— Нет ещё. Пошли мы в аптеку.

— Господи! В аптеку-то зачем?

— Готовиться к шутке. Шутка — дело серьёзное. К ней и подготовка нужна серьёзная.

— Так вы, значит, любите шутить?

— Не очень. Только когда вынуждают.

Лучкову показалось, что нужная тема близка, и он оживился:

— Так-так, дальше.

— Завернули к заготовителю, сдали шкурки сусличьи, деньги-то нужны. В аптеке купили валерьянки. Нашли подходящие жестянки и всё это припрятали.

Далее Коновалов рассказал про несостоявшийся волейбол и удар хворостиной. Затем последовал рассказ о том, как они с Максимом до вечера играли с ребятами на выгоне в футбол. И наконец Лучков услышал:

— А когда смеркалось, то взяли спрятанное и пошли к хате бабки Горпины.

— А почему к ней?

— Вреднющая она бабка. У неё кот научился яйца куриные разбивать и вылизывать. Засады на них в курятнике устраивает. Одно слово — лодырь. Яйцо ж не улетит и в норку не спрячется. А бабка меня обвиняет и всем рассказывает, что это я его научил. Глупость полная, я ведь и во двор к ней не заходил. Как-то раз шёл мимо, а этот кот на лавочке сидит. Я его только за ушами почесал, и всё, а она это увидела и придумала небылицу. Теперь мимо двора ходить нельзя, орёт и норовит чем-нибудь стукнуть.

Кирин подал голос:

— Не прибедняйся. Научить кота бить яйца куда легче, чем ворону деньги таскать.

— Может, и легче, да мне-то какая с этого польза? Вот мы с Максимом и подумали, что всё равно она ругается, так пусть хоть не зря. Прокрались к ней в палисадник, разлили несколько пузырьков валерьянки в жестянки и разбрызгали по травке. Спрятались в кустах через дорогу и стали ждать. Через некоторое время на запах собрались в палисаднике коты со всей округи, штук пятьдесят. Нализались валерьянки и устроили жуткий концерт. Бабка вышла и хотела разогнать их палкой, но коты в своей одурелости не разбегались. На дикий шум сбежались соседи. Максим захохотал, чем выдал наше место. Бабка Горпина запустила глудкой, и как всегда досталось мне. Пришлось смываться.

Лучков подобрался и спросил:

— А скажи-ка, Родион, над гражданкой Нищеброд вы тоже подшутили?

Это был сильный ход. С этой гражданкой у друзей больше месяца шла война, и недавно они устроили ей шутку, в чём Родион и признался:

— Что, нажаловалась? И как только догадалась, что это мы?

Дежурный снова отозвался:

— Таких, как вы, в природе мало, вычислить легко.

Лучков решил, что допрос подошёл к концу, облегчённо вздохнул и устало сказал:

— Давай, рассказывай.

— Неделю назад мы ей в сортир дрожжей ухнули и размешали.

— И что?

— Ясно что. Сейчас жара, дрожжи заиграли будь здоров! Попёрло так, что деревянная будка перекосилась, а уж вонищи!

— Так это давно, а вчера?

— Вчера ничего. Только начали идеи разрабатывать. Пусть не думает, что ей всё можно. Не на тех напала. Ещё пожалеет, что хворостиной дралась.

Кирин встал со своего места, подошёл и как-то по-новому посмотрел на Родиона:

— Да, не хотел бы я твоим соседом оказаться. От тебя, наверное, вся улица стонет?

— Нет, стонов я не слыхал, а матерятся сильно.

Дежурный обратился к Лучкову:

— Разрешите вас поздравить, товарищ участковый! Лучков, ты загарпунил матёрого сазана, который сидит здесь и прикидывается наивным карасиком.

Затем Кирин нагнулся к Родиону, уставился ему в глаза и гаркнул:

— Ты зачем остриг тётю Таню Сидорчук, мерзавец?

Это потом стало ясно, что его примитивно взяли на понт, то есть блефанули, и с тех пор Родион старался больше не попадаться на эту удочку. Но в тот день его так поразила осведомлённость милиции, что он тут же и проболтался:

— А разве вы про это знаете?

— Ты думал, тут дураки сидят? Милиция знает всё. Просто руки до тебя не доходили, Маньяк Стригущий, дел много было.

Зазвонил телефон, и Кирин ушёл. Лучков от удивления только пучил глаза, но быстро пришёл в себя. В этот момент он забыл об изрезанной сетке и, клацнув зубами, скомандовал:

— Давай выкладывай!

— Так это же давно было!

— Такие дела не имеют срока давности.

— Дяденька Лучков, мы ведь хотели для неё как лучше.

— Доброхоты нашлись! Бедная женщина умом чуть не тронулась. Давай!

Родиону не хотелось вдаваться в детали, поэтому он буквально несколькими фразами изложил канву событий. Это было самое первое дело, с которого и началась дружба с Максимом.

Первая мстительная «шутка»

В этом деле большую роль сыграла машинка для стрижки волос. Родиона долгое время стригли наголо. Стриг его отец. Стриг дома и для этой цели купил эту самую машинку.

Родиона всегда интересовали всякие технические штучки и механизмы. Со временем любознательный мальчик научился ремонтировать домашнюю технику, но перед этим разобрал и испортил несколько будильников и два радиоприёмника. Лет в семь, втайне от родителей, Родион научился разбирать эту стригальную машинку, смазывать ружейным маслом и собирать. Ему очень хотелось на ком-нибудь её испробовать. Трудно сказать, что им двигало: желание стать парикмахером или конструктором сенокосилок. Он понимал, что даже за деньги никто добровольно не подставит ему голову для стрижки. Пришлось искать другие варианты. Родион стал тренироваться на животных.

Первой его жертвой стал козёл бабки Горпины. Родион прокрался огородами и постриг ему голову налысо как человеку. Бабка, увидев лысину на своём животном, испугалась и вызвала ветврача. Бывалый ветврач за бутылку вина что-то у козла обнаружил, смазал ему голову чем-то коричневым и посоветовал не держать его на солнце. На другой день бабка учудила. Она привязала козла за огородами на бережку, а от солнца надела ему на рога неведомо откуда добытую соломенную шляпу канотье. Козлу она была не по душе, и после обеда он всё-таки стащил её с головы и на всякий случай съел. Но перед этим его успели сфотографировать соседские гости. Потом была собака. Вначале Родион думал, что пудель — это стрижка, а не порода, и стоит обстричь какую-нибудь собачку под льва, как она станет пуделем. Взяв за образец рисунок Артемона в книжке «Приключения Буратино», он стал искать подходящий типаж. Похожая на Артемона остроносенькая собака оказалась у тётки Ульяны. Правда, это была сучка, но ему было всё равно. Куском сала он сманил её на бережок и, сверяясь с рисунком, машинкой быстро сделал из неё пуделя. Для собачки это была трагедия, потому что тётка Ульяна признала её не сразу, а до того гнала со двора и не кормила. Больше животных Родион не трогал, так как подвернулся более достойный объект — пьяные.

Однажды в кустах перед мостом он увидел спящего пьяного мужика. Его всколоченные патлы с запутавшимися в них репьями буквально просились, чтобы их состригли. Место было скрытое от посторонних взглядов, и паренёк не выдержал искушения. Сбегал домой за машинкой и газетой, затем, аккуратно подложив газету ему под голову, он быстренько остриг его налысо. Газету с волосами отнёс подальше и сжёг. Родион постарался убедить себя, что сделал мужику хорошую услугу. По крайней мере, сэкономит на парикмахерской. Подобным образом тем летом он постриг четверых. Нет, специально за пьяными он не охотился, но если они попадались под руку, то случая не упускал. Это была его позорная детская тайна, ведь он знал, что совершает нехорошие поступки, а отговорки о добрых делах и есть отговорки. Последней жертвой стал бабушкин двоюродный брат дядя Семён, живший под Новочеркасском. За много лет он выбрал время и приехал в станицу навестить родню. Дядя Семён, жизнерадостный пьяница, после обеда был уже готов. Отдохнуть ему захотелось на свежем воздухе, и бабушка постелила ему среди кустов смородины. Такой момент трудно было упустить. Чтобы убедиться в крепости его сна, Родион постучал ему палкой по лбу, а затем приступил к делу. Постриг его под полубокс и закопал газету с волосами. На дядину причёску обратили внимание только на следующий день и дружно признали её отвратительной. И никто не помнил, когда же он успел сходить в парикмахерскую. На всякий случай Родион смылся, но всё обошлось.

Таким образом кое-как руку он набил, но исключительно на безвольных и расслабленных объектах. Людей в бодрствующем состоянии он стричь не умел. Во втором классе Родион занялся марками, а увлечение машинкой совершенно забросил.

С одноклассником Максимом у Родиона были вполне дружелюбные отношения, но не более того. Просто до этого случая их интересы не пересекались.

Надзор за здоровьем советских учеников был на высоком уровне. Регулярно приезжали медики и прямо в школе делали прививки, а также делали пробу «Перке». Каждую четверть приходила суровая фельдшерица и проверяла санитарное состояние школьников. Выявляя насекомых и других паразитов, она осматривала и ощупывала всех учеников, а если что-то находила, то учительница получала выговор. Поэтому учительница Наталья Семёновна накануне визита фельдшерицы сама делала предварительный осмотр. Её, строгую и нервную женщину, особенно раздражали нестриженые мальчики, и она разрешала носить только маленький чубчик. Максим с детства любил пофорсить, а потому вместо чубчика отрастил настоящий чуб, с которым не хотел расставаться, несмотря на предупреждения учительницы.

В тот день терпение у Натальи Семёновны лопнуло, и прямо за партой она большими портновскими ножницами отчеканила Максиму его чуб под самый корешок. Его голова, с простриженной по темечку дорожкой, приобрела дурацкий вид. В классе училась похожая на магазинную куклу девочка Света. У неё были пышные золотистые волосы и вредный характер. Она обернулась, назвала Максима беглым каторжником и показала язык. Максим сидел красный от гнева и унижения. Родиону стало жаль пацана, на перемене он подошёл к нему и обещал помочь. Он сказал Максиму, что дома у него есть машинка, и он умеет стричь, а на большой перемене можно успеть привести в порядок изуродованную причёску. Максим согласился. От школы до дома было близко, поэтому за короткую перемену Родион успел сбегать за машинкой и газетой.

Всё вышло по плану. С началом перемены они не побежали с остальными жрать пирожки и играть в «квача», а задержались в опустевшем классе. В проходе возле стенки Родион разложил на полу газету, приказал Максиму лечь на неё головой и притвориться неживым. Максим здорово удивился такому способу, но парикмахер-любитель сказал, что по-другому стричь не умеет. А главное, если вдруг кто-то заглянет в класс, то их не увидит. Последний аргумент Максима убедил, и он подчинился. Обстриг Родион его быстро и вполне прилично, то есть хоть и наголо, но без лесенок, после чего газетку с волосами отправил в мусор. Наталья Семёновна заметила преображение Максимовой головы, удивилась и даже похвалила его, но с какой-то злорадной интонацией.

После уроков Максим позвал Родиона к себе домой. По дороге он сказал, что придумал, как отомстить учительнице и этой гадюке Светке, но не знает, где раздобыть средство мщения. Они сели у него во дворе под навесом за дровяным сараем, и он прямо спросил:

— Родион, где достать вшей?

— Куриные сгодятся?

— Нет, они на людях не живут. Человечьих надо, головных. Раньше, говорят, их полно было — и вшей разных, и клопов, а теперь и на погляд не найти, всех вытравили.

— Не всех. Раз в головах у нас ищут, значит, есть места, откуда они расползаются. Надо подумать.

— Подумай, а я пирожков принесу.

Когда управились с пирожками, Родион сказал:

— Одно место я знаю. Антипиха говорила одной тётке, что у Сидорчуков от нескончаемой пьянки в огороде одни сорняки развелись, а в головах вши расплодились. У самого дядьки Сидорчука вшей нет, потому что он лысый, как резиновый мяч. А у тёти Тани есть, она постоянно чешется. Но она их не отдаст.

— Почему?

— Из гордости. Она на фронте была, медаль имеет. Намекнёшь ей про вшей, а она обидится и даст по загривку. А руки у неё видел? При таких руках и палка не нужна. Тут думать надо.

И они стали думать. Тётя Таня была известна в народе тем, что являлась единственной в станице курящей женщиной. Курила она в мужском стиле дешёвые папиросы «Север» по четырнадцать копеек пачка. Она была сентиментальна, но легко приходила в ярость, а рука у неё была не по-женски тяжёлая. Связываться с ней было страшновато, но время поджимало, и искать других вшивых граждан было некогда. Месть должна была произойти именно через день, иначе она теряла смысл. Нехватка времени стимулировала у Максима находчивость. Он предложил набрать у тёти Тани вшей без спросу, предварительно её напоив. Она, мол, в претензии не будет и убытка не заметит, а для исполнения у него имеется бутылка водки.

Ещё летом ему зачем-то понадобились бутылочные пробки, и он с утра пошёл туда, где их валялось в изобилии, то есть к расположенной недалеко пивной, известной в народе под именем «Бабьи слёзы». В процессе собирания пробок он нашёл под забором в траве забытую кем-то бутылку водки и спрятал её дома про запас. Обсудив детали, ребята выработали план операции, а на другой день её осуществили.

После уроков они пришли к Сидорчукам и постучали в двери. Вышла поддатая тётя Таня. Мальчики расстегнули пальтишки, чтобы было видно октябрятские звёзды, и сообщили ей, что они честные октябрята. Тетя Таня сказала, что макулатуры у них нет, и хотела уйти, но Максим скорчил наивную рожицу и принялся врать:

— Мы ещё не пионеры и макулатурой не занимаемся. Нас учили отдавать хозяевам то, что они потеряли, а мы нашли. Вот мы её нашли, а теперь ищем, чья она. А лежала она под вашим забором, вот мы и зашли к вам спросить. Но если она не ваша, то пойдём искать другого хозяина.

Тётя Таня заинтересовалась:

— Кто, она?

— Идём, а она блестит.

С этими словами Максим достал из сумки бутылку «Московской» и спросил:

— Ваша?

Хотелось бы посмотреть на алкоголика, способного отказаться от такого щедрого подарка судьбы. Тётя Таня была неспособна. Глаза её загорелись. Она схватила бутылку и воскликнула:

— А то чья! Какие ж вы хорошие ребята, прямо золотые. И как вы так вовремя, я уж хотела в лавку идти. Проходите, я вас чем-нибудь угощу.

Вопреки ожиданиям, в хате у них было чисто и прибрано. Нарекания вызывал прокуренный воздух, а так ничего. Уже крепко поддатый Сидорчук восседал на кровати и на ребят не отреагировал. Тётя Таня принесла вкусных мочёных яблок. Мальчики с удовольствием съели по две штуки и попрощались. Хозяйка хлопотала возле стола и просто махнула им рукой. Воспользовавшись этим, Максим спрятался в чулане за занавеской, чтобы открыть дверь изнутри, когда хозяева заснут, а Родион прошёл мимо окон, создав впечатление ухода. Завернув в переулок, он зашёл с тыла и огородами вернулся ко двору Сидорчуков, где засел в ожидании под большим сараем. Ждать пришлось минут сорок.

Но вот входная дверь открылась, выглянул Максим, осмотрелся и махнул рукой. Ребята зашли в хату. Сидорчук похрапывал на кровати, а тётя Таня спала прямо за столом. Освещение было плохое, и Максим стал исследовать голову тёти Тани с помощью фонарика. Вши были, и было их много. Но тут возникла проблема, о которой не подумали раньше. Ловить шустрых насекомых по одному было трудно и долго. Был риск, что тётя Таня проснётся задолго до того, как будет отловлено хотя бы минимальное количество паразитов. И вот тогда Родиону пришла в голову идея, как ускорить процесс, а заодно полностью избавить тётю Таню от вшей. Сказав Максиму, чтобы ждал, он быстро смотался огородами за машинкой, газетой и двухлитровой стеклянной банкой. Остальное было делом техники. Родион разостлал газету на столе и для проверки крепости сна постучал тётю Таню ложкой по лбу. Всё было в порядке, и прямо на столе он быстро обкатал её наголо. Газету с волосами засунули в банку, чтобы резвые вошки не разбежались, и Максим с добычей отправился домой. Он весь вечер вытряхивал и собирал их в жестяную коробочку из-под патефонных иголок. Набралось около двух щепоток. А Родион вернулся домой, как всегда вымыл машинку в керосине и смазал ружейным маслом.

Операция завершилась без затруднений. На следующий день, ещё до начала занятий, Максим незаметно подбросил большую часть вшей в причёску учительнице, а остальные достались вредной Светке. У него вообще был талант незаметно подбрасывать, подсыпать и подкладывать людям чего-нибудь. Оголодавшие мелкие твари дружно набросились на свежатину, и уже на первом уроке можно было увидеть почёсывания учительницы и Светки. Вместо второго урока был санитарный осмотр. Когда очередь дошла до Максима, он сказал фельдшерице на ухо, что у Натальи Семёновны полная голова вшей, и если не принять мер, то она заразит ими весь класс. У женщины в белом халате в лице не дрогнул ни один мускул. Но когда она обнаружила насекомых в Светкиной голове, то повторила осмотр с ещё большей тщательностью. Затем она удалилась с учительницей в канцелярию, и вскоре оттуда послышался разговор на повышенных тонах. После этого разговора учеников распустили по домам. Пять дней вместо Натальи Семёновны был другой учитель, и шёл разговор, что её уже не будет, но она вернулась. Было видно, что ей досталось на орехи, и только через месяц она вошла в обычное своё настроение. Родион с Максимом были не дураки и обо всём помалкивали. Прошло два года. Родиону казалось, что эта история давно забылась. И вот на тебе! Открылось всё разом.

Лучков выслушал признание и задумался на минуту. А затем, видимо вспомнив о деле гражданки Нищеброд, спросил, хитро прищурив глаза:

— Родион, а чем можно изрезать сетку?

— Так это смотря какая сетка. Если тряпочная, то ножом или ножницами, а если металлическая, то нужны кусачки.

Тут Кирин отозвал Лучкова и сказал ему, но так, чтобы и Родиону было слышно:

— Не надоело тебе с ним возиться? Он же только прикидывается болваном, а где надо не признаётся. А раз так, то отведи его к начальнику, там он всё расскажет. Ты же знаешь, что тех, кто не сознаётся, товарищ майор сразу расстреливает на месте.

Такого поворота дела Родион не ожидал. От ужаса его сердце провалилось в желудок, в горле пересохло, а ноги онемели. Этот его страх может показаться нелепым, и он с ним выглядит наивным простачком, но это только на первый взгляд. Коновалов был реалистом и знал, что окружающий мир в целом хорош, но несовершенен, так как в нём случается произвол. В одних местах редко, в других чаще, а иногда можно попасть в число его жертв. Родион читал о дяде Стёпе милиционере и смотрел фильм «Дело «пёстрых», но, с другой стороны, также слушал воспоминания зеков и других бывалых мужиков о том, что в милиции запросто могли «пришить» дело и посадить ни за что или даже пристрелить. То есть, он знал, что в органах существует произвол, но не знал его границ. Слова Кирина эти границы обозначили, и мальчик в панике подумал: «Ничего себе, прокатился! Знал бы, чем кончится, дал бы дёру». Родион впервые был в милиции, а слова Кирина звучали серьёзно, вот он и поверил. Со страху он признался бы во всём, даже в поджоге Рейхстага, но Лучков лишил его этой возможности. Он перемудрил, и Коновалов просто не знал, в чём ему нужно было признаться. Лучков схватил его за руку и поволок на второй этаж, приговаривая:

— Ну что? Достукался? Теперь к начальнику!

По дороге Родион вспомнил про пистолет и решил, что если будут убивать, то он будет защищаться. Эта мысль прибавила уверенности, но немного, хотя слабость в ногах прошла. Лучков затащил его в кабинет и доложил:

— Вот! Не признаётся, гадёныш. Пришлось к вам, товарищ майор, его привести.

— Сейчас разберёмся.

Майор Перелазов начал вставать из-за стола, а Лучков подался в сторону и устроился возле массивного секретера. Вид у Перелазова был устрашающим. Сам толстый, лицо багровое, а свирепые глаза навыкате. Родион ведь не знал, что это спектакль для запугивания малолетних нарушителей, и начал отступать к стене. В фильмах всегда звучат слова «Именем республики» или ещё чьим-то именем, потому он крикнул:

— Без приговора не имеете права!

Перелазов заревел:

— Какой ещё приговор?

Он отодвинул стул ногой и начал шарить рукой по правому боку, как потом выяснилось, чтобы достать из кармана папиросы. Но Родион подумал, что за наганом, и понял — приговора не будет. Что делать? Счёт шёл на секунды. Его заколотила какая-то дрожь. Сунув руку за пазуху, он как-то неловко вытащил пистолет и крикнул: «Руки вверх, а то буду стрелять»!

Перелазов криво усмехнулся, видимо, решив, что это магазинная игрушка. Но когда мальчик дослал патрон, багровость сошла с его щёк. Он сказал: «Э, э, эй!», но Родион начал стрелять. Собственно говоря, стрелять начал его дёргающийся от волнения палец. Родион никуда не целился, и пуля ушла в простенок. Перелазов крикнул: «Лучков!» и нырнул за стол. Упасть на пол ему мешал стул, и на несколько секунд его корма возвысилась над столом, но затем пропала. За это время рука с пистолетом машинально выстрелила ещё два раза, и опять в простенок. Всё происходило очень быстро. Звуки выстрелов приглушились рёвом двойки реактивных самолётов, заходивших на посадку на военный аэродром, расположенный к западу от станицы. Снизу из-за стола показалась голова Перелазова и уставилась на Родиона побелевшим от страха выпученным глазом. Родион уже осознанно стал направлять в его сторону оружие, но опомнившийся Лучков подскочил и вышиб пистолет из руки. Родион начал биться за свою жизнь с яростью кошки и укусил Лучкова за руку до крови. От боли тот заорал матом. Родион выскочил из кабинета, но в коридоре его перехватил Кирин и затащил обратно. Вдвоём с Лучковым они тщательно связали лягающегося подростка. В этой потасовке Кирин хорошо двинул Родиона в глаз, и вид у него был ещё тот. В ответ он пообещал Кирину, что когда бабушка узнает, то она ему покажет. Перелазов тоже хотел сгоряча дать затрещину буйному юнцу, но его вдруг припекло снизу. Он схватился туда рукой и обнаружил на ней кровь. Оказывается, его ранило. Одна из пуль прошла касательно ему по ягодице.

Рана была неглубокая, но довольно кровоточащая. Перелазов лежал на столе и материл подчинённых, а Лучков оказывал первую помощь, заклеивая тампонами и пластырем повреждённый филей начальника. Майор орал:

— Откуда вы взяли этого сатанёнка? И вообще, в чём дело и почему?

Перелазова можно понять. Подчинённый заводит в кабинет подростка, который внезапно достаёт пистолет и открывает пальбу, явно покушаясь на жизнь майора, и при этом гоняет его по кабинету как таракана. От такого у любого нервы сдадут. Лучков обработал будущий шрам и помог начальнику встать на ноги. Сидеть Перелазов не мог, но стоял вполне уверенно. Он потребовал объяснений у Лучкова, из которых Родион понял, что расстреливать его и не собирались. Разобравшись в ситуации, Перелазов злобным голосом сказал:

— Мальчик, ты же мог меня убить!

— Навряд ли. Разве что случайно. Я ж стрелял с перепугу куда придётся, не целился.

— Да? А взгляд недобрый был, мне даже не по себе стало. Ты раньше убивал кого-нибудь?

— Я ж ещё маленький. Случаев не было. Только один раз этой весной на соседском огороде бешеную собаку из двустволки пристрелил, да и то неудачно.

— Это как?

— Отец в приступе лежал, а тут она прибежала, вся морда в пене. Пришлось мне ружьё брать. Торопился, приклад неплотно прижал, вот отдачей и садануло. Неделю плечо болело.

Когда выяснилось, что убивать его никто и не собирался, Родион успокоился и стал гадать, чего они будут делать с ним дальше. Перелазов и Лучков стали совещаться вполголоса, и он вдруг догадался, что у них не всё в порядке, что они где-то дали маху и теперь стараются выкрутиться из положения. Только спустя время он понял, в чём там было дело.

Ситуация для милиционеров сложилась пикантная. Виноваты были Кирин и Лучков, нарушившие всё, что можно было нарушить, и Перелазов в других обстоятельствах спросил бы с них по полной программе. Но в данном случае ему пришлось их покрывать, иначе грозило служебное расследование, которое неминуемо закончилось бы скандалом с непредсказуемыми последствиями. И в конечном счете Перелазову, как начальнику и ответственному лицу, пришлось бы хуже всех. Меньше всех неприятностей было бы у Коновалова, но он об этом не знал. Вот если бы он пальнул в майора где-нибудь на улице, тогда они стёрли бы его в порошок. Но поскольку дело было в кабинете начальника, то у самой доброжелательной комиссии возникли бы нехорошие вопросы. К тому же Перелазову не хотелось стать героем анекдотов о нём и его специфическом ранении. То есть овчинка сильно не стоила выделки, и они решили всё скрыть. Кто-то из сотрудников, может, и заметил что-то подозрительное, но прямых свидетелей не было. Слабым звеном казался Родион, но тут же выяснилось, что самое сильное желание скрыть происшествие было у него. Уж очень не хотелось ему иметь криминальное прошлое. Когда Лучков это понял, то обставил дело так, как будто они пошли малолетнему хулигану навстречу из жалости к его родителям. Однако Лучков не забыл предупредить, что в случае чего он сдаст преступного парикмахера тёте Тане. Затем спросил у майора:

— Ну, что? Передадим его в детскую комнату? Пусть его там поставят на учёт.

— Нет. Пока никаких комнат. Персональный надзор за ним поручается тебе. А будет хулиганить, тогда придётся ставить на учёт общим порядком.

Этими словами Родиону давали понять, что всё должно быть забыто, а дальше жизнь пойдёт с чистого листа. Перелазов позвонил в больницу и договорился с врачом о домашнем лечении. Лучков развязал Коновалова, и настало время главных вопросов. Майор сказал:

— Ну-ка, обыщи его.

Обыск тут же дал результат в виде найденных в кармане двух винтовочных заряженных патронов. Перелазов побагровел и заорал:

— Откуда у тебя оружие? Говори, паразит!

Родион ответил, не кривя душой:

— Известно откуда. Из земли.

— Какой земли?

— На Старых Окопах.

Майор приказал Лучкову немедленно отвезти Родиона на Старые Окопы, чтобы на месте убедиться в его словах. Лучков захватил садовую лопату, посадил Коновалова в коляску мотоцикла, и они покатили на эти Старые Окопы, территорию мальчишеских военных игр.

Это место находилось за свалкой, к югу от станицы. В войну здесь было поле боя, и хотя всё засыпало землёй, очертания окопов и ходов сообщения были вполне различимы. Судя по всему, это были немецкие окопы, так как там находили в основном немецкие каски и прочие немецкие трофеи. Родион слез с мотоцикла, осмотрел пространство и сказал:

— Здесь уже всё перекопано.

— И что нашли?

— Да ничего особенного, поржавело всё. Хотя снаряд хороший был, мы его вот тут взорвали. Это от него воронка.

— А как же вас не поубивало?

— Мы ж не дураки, щелей накопали. Смотрите сами — вот они.

Родион прошёл вдоль бруствера, нашёл место и сказал:

— Копайте здесь!

Участковый воткнул лопату в мягкую землю, и тут же под лопатой раздался скрежет. Вскоре из земли был извлечён ржавый «Шмайссер» и такой же, никуда не годный «Парабеллум». Родион не стал говорить участковому, что месяца полтора назад эти оружейные останки были им же прикопаны в этом месте, как не имеющие ценности. Лучков выругался по адресу пронырливых мальчишек, похлопал себя по бедру и сказал:

— Ну и дела. Здесь металлоискателем проверять нужно. А у тебя, Коновалов, я обыск произведу, как только ордер получу.

И они с добычей поехали назад. Дежурный Кирин уже организовал отбытие Перелазова домой. Лучкова вызвали на какое-то происшествие, и он уехал. Кирин собрался писать протокол об изъятии, но после телефонного разговора с начальником он это дело отложил. Тут зашёл сотрудник и сказал, что какая-то бабка стоит у крыльца и требует отдать внука. Родион обрадовался:

— О! Это бабушка Фрося. Сейчас вам будет!

Кирин хмуро сказал:

— Переживём. Пошли, что ли.

К еде Коновалов всегда относился серьёзно, и когда он не явился обедать, бабушка забеспокоилась. Вышла со двора, а там ей кто-то сказал, что её внука схватили прямо на улице и увезли в милицию. Вооружившись своим верным дрыном, бабушка кинулась на выручку.

Родион так и не понял, зачем Кирину вздумалось его провожать, ведь мог бы просто отпустить. Возможно, он хотел рассказать бабушке, как надо правильно воспитывать внуков. Когда Родион в сопровождении дежурного показался на крыльце, бабушка сразу увидела фингал у него под глазом и, набирая обороты ярости, заголосила:

— Ироды проклятые! Погибели на вас нету, что ж вы сделали с дитём беспомощным, ангелочком невинным! Это ты, мурло поганое, на унученька руку поднял?

Несколько прохожих заинтересованно остановились. Возмущению Кирина не было предела. У него запрыгал кадык, и, сдвинув фуражку на затылок, он завопил:

— Да вы, мамаша, белены обкушались! На вашем дитятке невинном клейма негде ставить! Да этот ваш беспомощный ангелочек стоит всех чертенят в аду, да…

Договорить Кирин не успел. Отработанным ударом бабушка заехала дубинкой прямо ему по морде, но ловкий Кирин увернулся и получил только небольшую ссадину. Однако во время защитного манёвра он зацепился пятками за порог и, мелькнув на прощанье начищенными сапогами, завалился спиной в коридор. А бабушка с внуком отправились домой обедать. После этого случая бабушкин авторитет поднялся до неба, а Перелазов больше не играл в запугивание малолетних нарушителей и другим этого не позволял.

Глава VII

Серьга, тарантул и «лихоманец»

Майор Перелазов не боялся Коновалова. Он вообще никого не боялся, кроме своей тёщи. Но после нескольких столкновений с Родионом он начал подозревать, что мальчишка в самом деле способен наводить порчу на милицию, хотя в мистику не верил. Он верил в статистику и начал опасаться мальчика, но не из страха, а из осторожности. Примерно так люди опасаются тонкого хрустящего льда на реке. Он стал воспринимать Родиона как носителя какой-то неведомой заразы.

На третий день после ранения Кирилл Иванович Перелазов лежал дома на мягком диване и читал свежую газету. Из соседней комнаты доносился женский разговор. Его жена Елена Тарасовна беседовала с зашедшей по какому-то делу пожилой соседкой Кузьминичной. Елена Тарасовна жаловалась на потерянную золотую серёжку. Два дня она перетряхивала все вещи, где могла заваляться ценная безделушка, но даже самый тщательный поиск не дал результата. Кузьминична посочувствовала и сказала:

— Раз так, то надо идти к гадалке.

— Какой гадалке?

— Анфисе. Я её знаю. Вообще-то она знахарка. Травами лечит, отвары всякие делает, но и гадать на вещи умеет. Дорого не возьмёт. От силы рубля три.

— Ой, Кузьминична, ты веришь шарлатанкам?

— Зря вы так. Анфиса Григорьевна не шарлатанка. Она многим помогла. К ней такие люди обращаются, что ахнешь. В конце концов, вы ж ничего не теряете. Она авансом деньги не берёт, а людей пользует и вовсе без денег.

Елена Тарасовна некоторое время сомневалась, но всё-таки решилась:

— А когда к ней можно будет сходить?

— Да хоть сейчас. Жара спала. Мне, между прочим, тоже надо к ней по одному делу.

Минут через сорок женщины зашли во двор бабушки Анфисы. Узнав, в чём дело, бабушка пригласила Елену Тарасовну в свой флигель, а Кузьминична села на скамейку во дворе и принялась ждать. Скрипнула калитка, и во двор зашла согбенная, но энергичная бабка. Присев рядом с Кузьминичной, она объяснила, что пришла за настойкой от «колотья в боку». Из небольшого садика за сараем появился мальчик лет десяти с небольшим. Это был Родион. Поздоровавшись с посетительницами, он сел на маленькую табуретку возле флигеля, достал из кармана яблоко и принялся его грызть. Из дома показалась тётя Маруся. Она вышла во двор, осмотрелась и громко сказала:

— Родион, будь ласка! Поймай вон ту жёлтую курицу.

— Щас, тёть Маруся.

Родион легко встал и направился к гребущимся в глубине двора курам. Сутулая бабка вдруг толкнула локтем Кузьминичну и негромко сказала:

— Смотри, смотри, как он её сейчас ловить будет. Чисто цирк.

Родион подошёл к птицам поближе, присел на корточки, постучал указательным пальцем по земле и позвал: «Типа, типа, тип». Курицы перестали грестись и подняли головы. После того, как он позвал ещё раз, куры подошли к нему совсем близко и начали рассматривать место, по которому он стучал пальцем. Когда жёлтая курица оказалась в зоне доступа, Родион, не делая резких движений, спокойно взял её в руки и встал. Курочка даже не пикнула. Она забилась в руках тёти Маруси, но было уже поздно. Сутулая бабка продолжала:

— Мне внук Колька рассказывал, что этот ведьмачонок вот так запросто и змей ловит. Он при Анфисе вроде помощника.

— А кто он такой?

— Родька Коновалов, племянник вот этой Маруси. А она невестка Анфисина.

Тем временем бабушка Анфиса по всем правилам обрабатывала мадам Перелазову. Она положила уцелевшую серьгу посреди стола и задала два-три вопроса клиентке, причём вопросы были как бы и не по существу дела. Первый расклад показал, что пропажи в доме нет. Все свои действия бабушка сопровождала негромкими словами, которые совершенно не походили на цыганский речитатив. Она называла карточный дом, объясняла карточное окружение и бросала короткие взгляды на клиентку. Во втором раскладе она хлопнула рукой по выпавшей пиковой даме и сказала:

— Ну вот, таперча ясно. Зараз ваша серёжка отправится за своей парой. Посидите тут, обождите трошки.

Бабушка взяла со стола серёжку и вышла во двор. Заинтригованная Елена Тарасовна видела в окно, как бабушка Анфиса передала серёжку мальчику и что-то сказала ему на ухо. Мальчик кивнул головой, вышел за калитку и припустил бегом по улице.

После этого бабушка Анфиса завела во флигель сутулую бабку, выдала ей пол-литровую банку жёлтой настойки и рассказала, как её принимать. Когда сутулая бабка ушла, знахарка позвала Кузьминичну. Бабушка выслушала жалобы и велела Кузьминичне явиться утром на следующий день для какой-то процедуры. Тут в комнате появился запыхавшийся Родион и сказал: «Всё в порядке, бабуня». С этими словами он разжал кулак и высыпал содержимое в бабушкину ладонь. Это были две одинаковые серёжки. Бабушка сказала Родиону: «Посиди во дворе. Ты мне ещё нужон будешь». Как только Родион вышел за дверь, бабушка положила серьги на стол перед Еленой Тарасовной и спросила: «Ваши»? Серьги были приметными, изготавливались на заказ, и просто так подобрать к ним пару было нельзя. Изумлённая Елена Тарасовна некоторое время пребывала в столбняке и очнулась примерно через минуту:

— Мои! Но как?

Бабушка любила при случае напустить туману и важно произнесла:

— Абнакавенна. На то и хранцузкое гадание. Карты показали на человека, который вашу потерю нашёл. Тольки он не знал, чья она серёжка, а как пару увидел, так и отдал её Родиону. Извиняйте, дамочка, некогда мне.

Елена Тарасовна растерянно оглянулась на Кузьминичну, а потом спросила:

— Сколько я вам должна?

— Три рубля и внуку на мороженое.

Дамочка заплатила три рубля, взяла со стола свои серьги и вышла во двор. Поколебавшись, она дала Родиону целый рубль, за что он искренне её поблагодарил. После этого женщины вышли на улицу и, полные впечатлений, отправились по домам.

Никакой мистики в этом гадании не было. Опытная баба Анфиса сразу заподозрила, что серёжка потерялась в бане. Были и другие варианты, но этот казался самым вероятным. И первым делом она отправила Родиона к живущей через две улицы банщице. Родион зашёл к ней во двор, показал серёжку и сказал, что его послала бабушка Анфиса. Женщина посмотрела на вещичку, кивнула головой и, не говоря ни слова, вынесла из дому такую же другую. Прощаясь, она передала привет бабушке. Банщица была нормальной честной женщиной, к тому же толку от одной серёжки не было никакого.

Елена Тарасовна обнаружила пропажу только через два дня после бани, потому и начала искать серёжку в квартире. А если бы она догадалась обратиться напрямую к банщице, то, скорее всего, получила от неё свою потерю без посредников. Зато теперь она была уверена, что баба Анфиса практически волшебница.

Перелазов стоял на крылечке и смотрел на идущую от калитки жену. Когда она подошла, он насмешливо спросил:

— Ну и как? Удачно погадали?

Вместо ответа Елена Тарасовна продемонстрировала серьги. Майор изумлённо воскликнул:

— Не понял! Там на месте сразу и пропажу выдают?

— Не совсем. Гадалка на картах вычислила адрес и послала туда своего внука. Он сбегал и принёс оттуда серёжку.

— Чепуха. Тут какое-то совпадение.

— Какое совпадение? Я эту женщину видела первый раз. Всё происходило на моих глазах. Твоим сыщикам до неё далеко. Ей на розыск хватило пять минут.

— И сколько она взяла?

— Три рубля всего. И ещё я дала рубль на мороженое её внуку Родиону. Такой интересный мальчик. Кузьминична сегодня видела, как он курей гипнотизировал.

— Зачем?

— Чтобы не гоняться. Слово сказал, так они сами к нему в руки пошли. Говорят, он таким же манером и змей ловит. Должно быть, его этому бабушка научила. Эта знахарка много чего умеет. Я сама видела.

— Скажи уже прямо, что ведьма. А какой из себя этот внучек?

— Такой светленький, худенький и стриженый. Фамилия его Коновалов.

— Что?

— Ой, Кирюша! Так ты его знаешь?

— Да. Недавно познакомился. Надо же, сколько у него талантов. А по лицу и не скажешь.

Родион запомнил слова Лучкова про обыск и от греха подальше решил избавиться от клинка, тем более что подвернулся выгодный клиент. Один мужик посулил за клинок велосипед, и Родион согласился. Про этот немецкий трофейный велосипед он сказал:

— Это был мой самый первый личный транспорт. С этим невероятно прочным и очень тяжёлым велосипедом я здорово намучился и набил себе шишек. Из-за других стандартов к нему было не найти запчастей, и когда через год я купил новенький «ЗИФ» Пензенского завода, немецкий ветеран получил отставку. А через некоторое время я безжалостно отправил его в металлолом. Каким же я был ослом! Теперь только локти кусаю, ведь эти раритеты — что клинок, что велосипед — сейчас больших денег стоят.

С первого же дня он начал учиться ездить на этом велосипеде, что оказалось непростым занятием. Велосипед был ему не по росту. Поэтому вначале Родион научился держать равновесие только во время езды, и лишь затем научился садиться на велосипед без посторонней помощи и слезать с него без падения. Стартовал он с какой-нибудь лавочки, а приземлялся где придётся и как придётся, порою даже в кустах акации. Во время обучения он совершил своё первое ДТП.

Родион столкнулся с переходящим дорогу милиционером по фамилии Горохов. Впрочем, Родион пострадал сильнее милиционера, в падении он ссадил коленку и локоть. Милиционер пострадал, скорее, морально. В последний момент он отскочил в сторону, но споткнулся и угодил одним коленом в конскую лепёшку. Если бы Горохов даже ушибся, но на чистом месте, то разозлился бы гораздо меньше, чем получилось на деле. Измазавшийся в навозе милиционер пришёл в ярость, крепко обложил подростка и решил примерно его наказать. Он схватил велосипед и покатил его прямиком в милицию. Родиону ничего не оставалось, как идти следом за своим транспортом. Его оправдания не действовали на злого дядьку, и он молча захромал навстречу неприятностям.

Дежурный капитан Чистяков записал данные Родиона, а затем кивнул на ссадину:

— Больно?

Взвинченный Родион грубо ответил:

— Вот упадёте с велосипеда и узнаете, больно или нет.

— Я не упаду.

— Все так говорят.

— Я не упаду, потому что у меня нет велосипеда.

— Навернуться можно и с чужого велика.

— Хорош умничать. Проходи в это помещение, садись и жди. Придёт участковый, разберётся с тобой, выпишет родителям штраф, а потом отпустит.

От предстоящей встречи с Лучковым Родиона взяла досада, и он выругался бабушкиными словами:

— Чтоб вас тут лихоманец взял!

Круглолицый сержант повысил голос:

— Но-но, тише на поворотах, сопляк! Здесь тебе милиция, а не стадион.

В уже знакомой комнате Родион уселся на скамейку, но ждать пришлось недолго. Его увидел спустившийся со второго этажа Перелазов. Узнав Родиона, он непроизвольно шагнул назад и резко спросил Чистякова:

— Чего он тут делает?

— Ждёт участкового. Этот лихач малолетний наехал велосипедом на Горохова.

— Вы его обыскали?

— Нет. А зачем? Велосипед во дворе стоит.

— Обыщите немедленно.

Чистяков пожал плечами, завёл Родиона в дежурку и обыскал по всем правилам. В правом кармане штанов были два гаечных ключа, отвёртка и две медных трубки. В левом кармане находился, судя по весу, пустой спичечный коробок. Перелазов сразу определил, что трубки являются заготовками для «поджига». Он с ненавистью посмотрел на Родиона и повернулся к дежурному с вопросом:

— Что в коробке?

— Да вроде пустой.

Со словами «Не надо» Родион протянул руку, но было уже поздно. Чистяков открыл коробок и тут же отбросил его на стол. Из коробка вылез большущий волосатый паук и побежал по столу. Чистяков хотел прихлопнуть его фуражкой, но шустрый паук скрылся в щели между столом и простенком. Родион досадливо сказал:

— Ну вот, смылся. Теперь опять ловить придётся.

Перелазов спросил:

— Кто смылся?

— Вы же видели. Тарантул. Вернее тарантулиха. Они крупнее самцов.

Чистяков спросил:

— А разве они у нас водятся.

— Конечно. Только места надо знать. В норах живут. В основном в степи возле речек.

Майор повысил голос:

— Зачем тебе тарантул? Отвечай, гипнотизёр змеиный.

— Да мы с товарищем хотели проверить, как он прыгает. Он говорит, что если этого паука хорошенько разозлить, то он может прыгнуть на полметра, а я думаю, что выше блохи ему не прыгнуть.

— А блоха какую высоту берёт?

— Небольшую, от силы сантиметров двадцать.

Чистяков забеспокоился, отодвинулся от стола и спросил:

— Так он прыгать умеет?

— Да вы не переживайте, дядя! До лица он всё равно не допрыгнет. Самое большее — ужалит в ногу или руку, а от этого ещё никто не умирал. На самом деле яд у него не очень сильный. Поболит немного и пройдёт. Правда, жигают они больнее, чем осы.

Чистяков вдруг понял, что Перелазов знает этого пацана и сказал:

— Между прочим, товарищ майор, этот дрессировщик тарантулов перед вашим приходом запугивал народ каким-то лихоманцем.

Майор грозно спросил Родиона:

— Кто такой лихоманец? Отвечай, паразит!

Честно говоря, Родион и сам толком не знал, что означает это бабушкино словечко. Судя по всему, это была какая-то нехорошая болезнь, вроде холеры, потому что бабушка иногда применяла равнозначное выражение: «Чтоб тебя холера разобрала». Родион имел слабое представление о болезнях, так как до этого ещё ни разу ничем не болел, за исключением нескольких случаев кишечного расстройства после обжорства недозрелыми дарами садов. Эти случаи были для него единственным такого рода болезненным опытом. Мучения с животом привели Родиона к выводу, что шишки, синяки и ссадины на самом деле всего лишь мелкие неприятности. Поэтому он сказал:

— Ну, я точно не знаю. Должно быть это понос. Надо у бабушки спросить.

Перелазову тоже хотелось кое-что спросить у Родионовой бабушки, но мешали деликатные обстоятельства, поэтому он невнятно выругался и ушёл.

Вскоре появился Лучков. Он поговорил с Чистяковым, затем припугнул Родиона обещанием вызвать и оштрафовать родителей, после чего отпустил его восвояси.

Ближе к вечеру в дежурку зашёл Горохов. Осталось неизвестным, по какому делу он туда заглянул. Чистяков был занят телефонным разговором и рукой показал ему на стул, намекая, что нужно подождать. Было жарко. Горохов придвинул стул к стене, уселся на него и принялся обмахивать фуражкой вспотевшее лицо. Краем зрения Чистяков вдруг увидел сидящего у Горохова на колене тарантула. Судя по всему, мохнатый хищник прятался под сиденьем стула и в данный момент выбрался оттуда на разведку. Чистяков положил трубку и хотел предупредить коллегу насчёт паука, но опоздал. Горохов положил руку на колено, нащупал паука и тут же дёрнулся как от ожога с криком: «Эй, оно меня укусило»! Вскочив со стула, он смахнул мохнатое страшилище на пол. На этот раз Чистяков не прозевал и сразу же раздавил бедное животное сапогом. Хлопнув в ладоши, он весело сказал:

— Слава богу, убил гада, а то весь день как на иголках сидел. Он на тебя, Горохов, клюнул как на живца.

— Кто он?

— Тарантул. Паук такой ядовитый.

— Он меня укусил. Жжет, как будто оса долбанула.

— Вот и хорошо, что укусил. Будешь знать, как таскать сюда зловредных юннатов. Подумаешь, велосипедом зацепил! Не покалечил же. Дал бы подзатыльник, и пусть бы ехал дальше с этим тарантулом в кармане.

— Так это велосипедист? Ну, я ему устрою.

— Не связывайся с ним, Горохов, целее будешь. Мне про него да про его бабку кое-что Лучков рассказал. Этот испытатель природы не только тарантула, но и гадюку может подложить. Он их десятками ловит.

— Слушай, у меня рука пухнет.

— Пионер сказал, что ни один ещё не помер. Поболит и пройдёт. Но ты на всякий случай сходи в больницу. Вдруг у тебя чувствительность к аллергии.

На следующий день пять милиционеров не явились на службу из-за жестокого поноса. В больнице у них обнаружили сальмонеллёз. Где они им заразились, осталось неясным. Грешили на расположенное неподалёку кафе «Голубка», куда часто заглядывали сотрудники, но санэпидстанция ничего там не нашла.

Выспавшись после дежурства, Чистяков в одной майке и пижамных штанах вышел во двор. Его жена с двенадцатилетней племянницей в глубине двора собирали ягоды с невысокой раскидистой шелковицы в трёхлитровый эмалированный бидончик. Единственный сын Чистякова учился в военном училище, но кроме него у достойного капитана милиции имелось множество племянниц, особенно со стороны жены.

Увидев его, девочка подошла, поздоровалась и вежливо попросила: «Дядя Коля, поднимите сидушку у велосипеда, а то уже ездить неудобно. Пожалуйста». Возле забора стоял подростковый велосипед «Орлёнок». Чистяков не стал откладывать доброе дело. Он раскрутил стяжной болт, но прикипевшая к раме выдвижная труба сиденья проворачивалась с большим трудом. Тогда Чистяков зажал велосипедик между ногами, взялся за седло двумя руками и мощными движениями вправо-влево принялся вытягивать его из рамы. От этих резких поворотов руль вильнул, и велосипед повело в сторону. Чистяков вдруг потерял равновесие, неловко запрыгал на одной ноге, запнулся и упал на землю вместе с велосипедом. Впрочем, отделался он легко, всего лишь ссадиной на локте. А когда жена смазывала ему пострадавшее место зелёнкой, он вспомнил слова Коновалова насчёт чужого велосипеда и выругался в его адрес. Жена ничего не поняла.

Дня через два после всех этих событий Перелазов вызвал участкового Лучкова и между ними состоялся знаменательный разговор, определивший дальнейшее отношение милиции к Родиону. Глядя в сторону, майор сказал:

— Тут такое дело. Я насчёт этого ведьмачонка Коновалова.

— А чего он ещё натворил?

— Пока ничего. Это я на будущее. Мне тут кое-что про него рассказывали, но я во всякую чертовщину не верю. А с другой стороны, обрати внимание. Вот он два раза побывал в отделении, а какие последствия. Про первый раз я вообще молчу. Но вот недавно, когда его Горохов сюда приволок. Ладно, отбросим сглаз и порчу, но ведь есть статистика. Пять человек своим «лихоманцем» вывел из строя. Да, инфекция. Но почему кроме сотрудников больше никто не заразился? Чистякову напророчил упасть с чужого велосипеда. А про Горохова и говорить нечего. Опухоль прошла, только рука сделалась жёлтой. Врачи сказали, что нормализуется месяца через два. Это не пацан, а ходячая катастрофа. И привлечь его невозможно по малолетству.

— А в детскую комнату?

— Чтобы и там всё пошло кувырком?

— А что же делать?

— А то и делать. Запретить ему вход на территорию отделения. Пускай в других местах порчу наводит. Кого надо, я сотрудников предупрежу. А лично ты назначаешься главным специалистом по Коновалову. Держи его в поле зрения постоянно. А если случится какой-нибудь инцидент, то разбирайся с ним где угодно, только не здесь. В школе, дома, на улице, но в отделение ни ногой. Кстати, ты вызвал его родителей?

— Нет ещё. Сегодня только собирался.

— Отложи. У них и без того жизнь не сахар. Что сынок, что эта жуткая бабка.

Выполнять территориальный запрет Перелазова оказалось нетрудно, потому что у самого Коновалова не было желания переступать порог райотдела милиции. Как и всякий нормальный советский человек, он старался свести общение с органами правопорядка к минимуму. Но инциденты всё-таки случались.

Глава VIII

Дружок и заколдованные мыши

Лучков и в самом деле некоторое время следил за Родионом, но на обыск не решился, возможно, из страха перед бабушкой. Гражданку Нищеброд он отшил, сказав ей, что Коновалов к изрезанной сетке не имеет отношения. А затем неофициально ей заметил:

— Вы Родиону должны спасибо сказать. Он, конечно, не подарок, но принципы имеет. Свои дела сам решает, никому не жалуется. А вот если его лихая бабка узнает, что вы Родьку ударили, то ждите неприятностей. Вы бы извинились перед мальчиком.

Но тётя Тося закусила удила, мол, у всяких шибздиков прощения просить, унижаться, да кто он такой, переживёт как-нибудь. Лучков пожал плечами и ушёл. У него крепла мысль, что переживать придётся самой гражданке, и не как-нибудь. Вскоре эта мысль подтвердилась, но перед этим случилось мелкое происшествие.

Родион нечаянно выбил из рогатки стекло в окне. Хозяева были приезжие и зажиточные. Муж работал экономистом, а жена, Амалия Львовна, служила фининспектором по налогам. Одно слово — интеллигенты. Когда хозяйка выскочила на улицу, Родион не стал убегать, а начал просить прощения и объяснять, что сделал это не специально, мол, срикошетило от дерева. Но Амалия двинулась к Родиону домой жаловаться. По дороге Родион стал упрашивать её не ходить, а то бабушка рассердится. Амалия удовлетворённо хмыкнула:

— Вот и хорошо! Ремня получишь.

Родион сказал, что переживает не за себя, а за неё. Амалия рассердилась:

— Ну надо же такое придумать, чтобы наказания избежать!

Родион всерьёз опасался того, что бабушка и в самом деле может огреть тётку палкой, но она этому не верила. Бабушка сидела перед двором на лавочке, прислонив к забору свой посох. Подойдя ближе, Амалия высказала свои претензии, а затем культурным слогом принялась рассказывать о методах воспитания. Бабушка встала с лавочки и резко её перебила:

— Как могём, так и воспитуем, не ваше собачье дело. Своих заведи и учи. Понаехали, понастроились тута. Окон понаставили кругом, парнишке стрельнуть некуда!

Затем посмотрела на внука и спросила:

— Родя, она тебя не забижала?

— Нет, она интеллигентка, драться не может, только жаловаться ходит.

Бабушка взмахнула посохом:

— Иди отсель, кацапка, а то зараз палки дам!

Амалия Львовна отступила, раскраснелась, сузила глаза и сказала:

— Ах, вы так! Ну ладно.

И она припустила в милицию. Там она попала на дежурного Кирина. Услышав фамилию Коновалова, дежурный напрягся:

— А что он вам сделал? Разбил стекло из рогатки? Всего-то? Это он должно быть нечаянно, а вы сразу заявление.

— Да, но вы бы слышали, что говорит его бабушка? Это же ни в какие рамки…

Трогая себя за лицо, Кирин завистливо сказал:

— Вам ещё повезло.

— Вы о чём?

— Могла и палкой очертячить.

— Я что-то вас не понимаю. Пришла в органы, а вы как-то странно относитесь.

— Может быть, но на Коновалова заявление не приму. На кого другого — пожалуйста!

— Я могу пройти к начальнику?

— Можете, но я бы вам не советовал этого делать.

— Почему?

— При одном упоминании фамилии этого дьяволёнка он может утратить контроль над собой. Лучше не рисковать.

— Простите, но складывается впечатление, что вы боитесь этого мальчишки.

— Ну что вы! Нет, конечно. Просто у нас с Коноваловым особые отношения. Вот, кстати, участковый, он специалист по Коновалову, поговорите с ним.

И он спровадил назойливую дамочку зашедшему в дежурку Лучкову. Участковый завёл Амалию в известную комнату, усадил за стол, выслушал суть дела и сказал:

— М-да, попали вы в переплёт. Вернее, сами в него лезете. Дежурный не принял у вас заявление можно сказать в ваших интересах.

— Даже так?

— Представьте, что так. Вот, смотрите сами: женщина вы образованная, на должности, и связи имеете. Будете настаивать, примем меры. А что мы, собственно, можем? Оштрафовать родителей на три рубля и бабушку злобную пожурить. Вам с этого легче станет?

— Да! Это дело принципа.

— Тоже правильно. Только беда в том, что Родион тоже принципиальный мальчик. Он из принципа мстит своим врагам, и очень изобретательно. Я не советую вам стать его врагом. А если вы затеете с ним войну, то ваша жизнь станет кошмаром. Вы просто не понимаете, с кем связались. Кое-что мне известно, но далеко не все. Недавно я отловил его дружка, и тот поведал о некоторых, как они называют, «шутках». А они у них особенные. Это ещё мелочь для них собрать у вас под окнами полсотни дико орущих котов. Знаете, что они сделали одному мужику? Он погонял их с кнутом за то, что якобы они спёрли у него окорок. Потом он узнал, кто на самом деле это сделал, но было поздно. Вот представьте: просыпаетесь ночью, а вокруг всё шуршит. Зажигаете свет, а у вас в доме змеи кишат, штук пятьдесят гадюк. И где он столько наловил? В окна всей семьёй повыскакивали и всю ночь в огороде просидели. Санэпидстанция потом чем-то их выкуривала, но неделю в дом нельзя было зайти. А сейчас этот мордоворот от любого шороха подпрыгивает и собирается этот дом продавать. Амалия побледнела:

— И что?

— А ничего. Даже заявления не было. На кого подавать, на змей что ли? Фантазия у ребят богатая. Идей столько, что не повторяются.

Лучков специально её запугивал. Он наклонился и сказал вполголоса:

— Главное, я не уверен, что у него снарядов не осталось. Один они взорвали на выгоне, я своими глазами воронку от него видел. На дом не рискнут, а сортир подорвать могут запросто, чтобы посмотреть, как ваше дерьмо летает.

— Что вы говорите? А обыск?

— Ага, он их под кроватью держит.

— У нас собака есть породы московская сторожевая, кобель злой, мы его на день в вольер запираем.

— Ха! Этот невинный ангелочек, как его родная бабушка величает, голыми руками гадюк узлами завязывает и сусликов десятками ловит. Какие собаки? Да ваша же «сторожевая» помогать ему будет и следом в зубах его сумку таскать. Если не верите, зазовите как-нибудь Родьку к себе во двор и покажите ему этого вашего кобеля. Я свою кокарду проглочу, если он хоть раз на Коновалова гавкнет!

— Почему?

— Этого не знает никто. И мой вам совет — плюньте вы на это стекло, не осложняйте себе жизнь, а прикормите пацана. Он покушать любит, угостите чем-нибудь вкусненьким и живите потом спокойно.

— Боже мой! Какие страсти вы мне рассказали. Мне ещё говорили, что эта бабка — ведьма!

— Насчёт колдовства не знаю, а по характеру сущая ведьма и есть.

Амалия Львовна однажды действительно пригласила Родиона в дом и угостила ирисками. Родион не отказался, он подумал, что это из страха перед бабушкой, и успокоил её:

— Не переживайте, тётя. Бабушка только тех, кто меня побил или собирается побить, на землю укладывает.

— Как это?

— Обыкновенно. Удар у неё отработанный — хрясть, и ты уже лежишь! Тётя, а можно посмотреть на вашу собаку? До того у неё лай солидный. Интересно.

— Только осторожно! Он злющий, в вольере находится.

Родион побежал к вольеру. Амалия Львовна с изумлением смотрела, как он тормошил кобеля за ушами, а тот вилял хвостом. Лейтенант сказал правду! Тогда Амалия, как-то странно волнуясь, сказала:

— Родион, если вдруг захочешь пострелять по нашим окнам, то предупреди заранее, мы стекла закупим.

— Да вы чего, тётя? Я ж не дурачок какой. Тогда нечаянно вышло. Рикошет.

И они расстались друзьями.

Недели через две после визита Амалии Львовны участковый встретил на улице гражданку Нищеброд. На этот раз самоуверенности у неё не наблюдалось, а лицо её выглядело растерянным и даже каким-то жалким. В руке у неё была авоська со свёртком, из которого торчали четыре цыплячьих ноги. Лучков уже знал имя настоящего преступника. Он поздоровался и хотел рассказать ей новости про изрезанную сетку, но гражданке было не до неё, и она пожелала, чтобы эту сетку забрали черти, но как-то без огонька. Должно быть, Лучков был первым человеком, выслушавшим её сочувственно, и она рассказала ему о происходящем. Участковым же двигало простое человеческое любопытство. Он не забыл обещания Коновалова относительно этой тётки и заподозрил его в проделках, именуемых «шутками».

Тётя Тося подверглась нашествию заколдованных мышей. В тот день как всегда муж и дети были на работе, а она зарезала петушка и поставила его вариться. Пошла на огород нарвать помидор, а когда вернулась и зашла на кухню, то обомлела. По всему полу, столу и подоконнику шустро сновали десятки мышей. А самое жуткое то, что все они были ярко-красного цвета. Она пулей выскочила во двор и, прижав кулаки к подбородку, завыла от страха. Минут через двадцать, перекрестившись, она вернулась в кухню и выключила плиту. Мышей не было, и она уже подумала, что это ей всё привиделось, но тут из-за ведра с картошкой выскочили три красные бестии и пустились бежать в открытые двери. Заорала сидящая на буфете взъерошенная кошка. Она тоже боялась необычных мышей. Тётя Тося заперла дом и отправилась в санэпидстанцию.

Полная женщина в белом халате выслушала её и поинтересовалась, когда она выпивала последний раз. Затем полная женщина ушла, а вместо неё появилась худая и сказала, что красных мышей в природе нет, а если гражданка Нищеброд хочет, чтобы ей поверили, то пусть принесёт хотя бы одну живую или дохлую красную мышь. А уж после этого работники СЭС развернутся. Вечером Лёша, её сын, мухобойкой убил двух красных мышек, но, не зная об их уникальности, просто выбросил в мусор, а рассказал об этом, когда было уже поздно. Впрочем, красные мыши довольно быстро исчезли без следа. Ровно через неделю ситуация повторилась почти один в один. Только вместо петушка варилась курочка. Зайдя на кухню, мадам Нищеброд обомлела не меньше, чем прошлый раз. Кухня снова кишела мышами, только на этот раз они были ярко-зелёного цвета. Захлопнув дверь, чтобы эти твари не сразу разбежались, она припустила в СЭС, думая на сей раз убедить этих скептиков. Полная женщина сразу её узнала и спросила:

— Вы красную мышь принесли?

— Нет. Красные мыши пропали. Сегодня полная кухня зелёных мышей. Приезжайте быстрей, пока они не разбежались!

— Да вы присядьте, женщина, успокойтесь, на вас лица нет. Сейчас я позвоню, придут сотрудники, и всё будет в порядке.

Женщина сняла трубку телефона, а тётя Тося вдруг поняла, что звонить она будет психиатру, и под предлогом невыключенной плиты сбежала оттуда. По дороге домой она поняла, что в другое время, если бы кто-то стал ей рассказывать про зелёных и красных мышей, то она тоже подумала бы о мозговых шариках, зашедших за ролики. Поэтому о разноцветных мышах следовало помалкивать. Она уже подходила к своему двору, когда встретила тётку Ульяну. Тётка Ульяна была дремучей и суеверной женщиной, но именно поэтому ей можно было всё рассказать, не опасаясь, что тебя примут за сумасшедшую. Тётя Тося ей всё и рассказала, а затем и показала, заведя в кухню. Мыши уже почти все скрылись в подполье, но несколько штук ещё бегали по кухне в поисках укрытия. Тётка Ульяна, увидев это чудо природы, замахала руками и выскочила из кухни. Мелко перекрестившись, она сказала:

— Свят, свят, экая страсть господня! Даже не сумлевайся, Тося, это тебе «сделано». Кому-то ты дорожку перешла. Кому?

— Понятия не имею. Я ни с кем не в скандале.

— А раньше?

— Да и раньше. Недавно, правда, на Родьку Коновалова заявляла, так не из-за него же?

— Ой, Тося! Как же тебя угораздило? Ты чи забыла, кто у него бабка? Она ж не только мышей заколдованных, она змей наслать может. Как тому Фролу. Одно слово — ведьма!

— Так это её дела?

— А то чьи!

— И что ж теперь делать?

— А что остаётся? Сходи к ней, попроси, чтобы она этих мышей убрала. Да не с пустыми руками иди. Глядишь, и обойдётся.

Тётя Тося была не очень суеверной. Она понадеялась, что зелёные мыши пропадут сами собой, как и красные, но они не пропадали. В мышеловки не попадались, а кошка их боялась. И тогда она зарезала двух цыплят и отправилась к бабушке Фросе на поклон. Бабушка толком не поняла, что от неё требуется, и прогнала тётю Тосю со словами:

— Ты чи умом тронулась? Чтоб я за двух курчат мышей тебе сводила? Здеся тебе не санподстанция. Иди отсель!

И пошла она домой, не зная, что делать дальше. Лучков выслушал этот рассказ и сразу понял, что это Родионовы проделки. Он подумал и сказал тёте Тосе:

— Я знаю одно, если вы не помиритесь с Родионом, неприятности у вас не закончатся. Я уже не удивлюсь, если услышу про мышей в полосочку или в горошек. Кстати, вон он велосипед в руках катит, пробил камеру, наверное.

Лучков ушёл, а тётя Тося остановила Родиона и попросила у него прощения за былой оговор. А затем сказала:

— Родя, твоя бабушка знает хороший способ мышей вывести? Одолели проклятые.

— Знает, как не знать. Травки есть или, например, бузина.

— Про бузину я слыхала, только как её под полы накидать? Не срывать же доски.

— Я от бабушки хороший способ знаю, но это если продухи есть в фундаменте.

— Есть продухи, только в них сетка заделана.

— Это не помеха. Так вам их сегодня выгнать?

— А можно?

— Да запросто!

— Так сделай, Родион, а я тебя чем-нибудь вкусным из магазина угощу.

В тот же день Родион избавил дом Нищебродов от мышей, как зелёных, так и обычных.

Он определил токи воздуха в вентиляционных отверстиях фундамента и в нужном месте зажёг кусок резины. Мыши не выносят запаха горящей резины и покидают это место. Правда, в доме тоже немного пованивало, но потом выдыхалось. Через два дня, убедившись, что с мышами покончено, тётя Тося отблагодарила Родиона килограммом вкусного магазинного печенья.

Как Лучков и предполагал, эту нехитрую операцию провернули Максим с Родионом.

Сначала они разжились краской для волос. Максим, как главный химик, добавил в лондотон марганцовки и ещё какой-то химикалии «для цвету». На пойманном мышонке провели испытания. Цвет оказался неестественно красным, но довольно стойким и бросающимся в глаза. Для операции требовалось много мышей. Ребята пришли в колхоз до кладовщицы тёти Шуры, и Максим соврал ей, что им нужны мыши для голодных ежей и ужей в школьном живом уголке. Тётя Шура пустила их в амбар для охоты на грызунов. Ловля велась мелкоячеистой сетью с пропущенным по краям шпагатом, который был привязан к длинному удилищу. Для приманки на сеть клали большой кусок сыра, позаимствованный на молзаводе, и выключали свет. После некоторого ожидания движением удилища края сети поднимались, и она превращалась в ловушку. Этим способом за три часа было поймано около полусотни мышек. Пленников складывали в железное ведро с крышкой, а чтобы мыши не задохнулись, в дне ведра были пробиты дырочки для вентиляции. Красили бесцеремонно, просто окуная в чашку с разведённой субстанцией. Окрестности двора Нищебродов были давно разведаны. Родион низами пробрался на соседний двор и устроился под забором со стороны глухой стены. Максим залез на высокую акацию, растущую на меже, и наблюдал за обстановкой. Когда тётя Тося пошла на огород, он подал условный знак, по которому Родион перемахнул через забор и через кухонную форточку отправил мышей на новое место обитания. Видимо, краска оказалась для мышей вредной, и через сутки они передохли, но спустя неделю ребята тем же способом доставили в кухню зелёных мышей. Красили их обычной зелёнкой из пульверизатора, и эти мыши оказались живучими. Зелёнка оказалась менее вредной для их здоровья.

Прошёл месяц, и когда тёти Тосина кошка поймала на кухне обычную серую мышь, хозяйка обрадовалась этой мыши как родной и поняла, что наваждение закончилось.

Глава IX

Школьные будни и праздники

В дальнейшем Перелазов избегал встреч с Коноваловым, но не забывал его и заочно делал ему мелкие гадости. По мнению Родиона, он специально натравил на него завуча Владимира Степановича. У него и без того отношения с учителями складывались непростые, а тут ещё и Перелазов.

Первое столкновение произошло с Аделаидой Михайловной Суворовой, учительницей русского языка и литературы. Но в обиходе все, в том числе и ученики, называли её Аделью. Она не возражала. Адель Михайловна была дворянского происхождения. Её лицо, осанка и манеры были аристократически выразительны. Судить о её внешности с точки зрения симпатии или антипатии было трудно, как будто она была существом из другого мира. Она была очень образованна, знала три языка, но дело даже не в этом. Адель Михайловна была прирождённой интеллигенткой, это бросалось в глаза всем, и ей не требовались какие-то дополнительные усилия для поддержания собственного авторитета.

Вначале всё было нормально. Успеваемость Родиона была вполне на уровне. Писал он не очень красиво, но без ошибок. Но вот Адель Михайловна задала на уроке сочинение на традиционную тему «Как я провёл лето». Родион написал быстрее всех и, глядя на остальных, гадал, какие чувства они изливали на бумагу. На следующий день, зайдя в класс, учительница нашла его взглядом, покраснела от негодования и потащила к завучу на ковёр. От возмущения голос у неё срывался:

— Владимир Степанович, этот ученик просто издевается надо мной!

— В чём дело?

— Вы можете представить сочинение из одного слова?

— Нет, не могу.

— А он написал! Сочинение. Как я провёл лето. Хорошо. На этом всё.

Завуч подозрительно закашлялся и строго посмотрел на ученика:

— Ты формалист или притворяешься?

Родион не знал, что такое формализм, и ответил:

— Я не умею притворяться.

— Гм, на плута не похож, может, он из этих, прямомыслящих? Адель Михайловна, давайте зададим ему эту тему более конкретно, а потом посмотрим. Формально-то он прав: каков вопрос, таков ответ. Вот что, умник. Сегодня дома ты напишешь сочинение на тему: «Что я делал на каникулах».

— Так каникулы большие! С чего начинать-то?

— С начала и начни.

— Так это ж тетрадки не хватит!

— Сколько тетради хватит, столько и пиши. Вторую не начинай. Можешь идти.

На следующий день Адель Михайловна принесла в учительскую Родионово сочинение величиной в целую тетрадь и стала читать его вслух. Там были описаны полтора дня, с которых и начались его каникулы. Первый день был не очень интересен. Там было подробное описание охоты на сусликов, процесса обработки шкурок и названы цены у разных заготовителей. Потом была поездка на речку и прочие мелкие дела.

Следующий день был интересней. Подъём был в четыре утра, а потому спать он лёг пораньше. Тётя Маруся в ту пору работала в колхозе свинаркой, и она попросила Родиона подменить её на два дня по какой-то надобности. Он согласился с радостью, так как пасти свиней для него было развлечением, а не работой.

Летние базы располагались в нескольких километрах возле речки Лукьяновки, и ранним утром несколько свинарок с Родионом отправились туда на лошадях. Две молодые девушки тоже подменяли своих родственниц. Свиньям без разницы, кто их кормит и поит.

Свиньи очень дисциплинированы, тем более что порядок в стаде наводили хряки, знавшие и соблюдавшие время и место, а потому пасти их совсем нетрудно. Собственно, приглядывать за ними на пастбище нужно было только рано утром и ближе к вечеру. По дневной жаре все — и люди, и свиньи отдыхали, а вернее, спали в тенёчке. Свинарки мостились в так называемом «балагане», то есть небольшой времянке.

Не спал один Родион. Куда там! Райская природа вокруг запруженной Лукьяновки. Всё требовало исследования. Крупной рыбы здесь не было, зато в чакане водились дикие утки и лебеди, а на другом берегу имелась пасека, куда он не замедлил наведаться. В пруду обнаружилось неимоверное количество ужей. Они там буквально кишели. И у Родиона родилась мысль совершить очередное «доброе дело». Ему захотелось исправить природную несправедливость, так как в Камче ужи практически не встречались. Три километра для сельского мальчика не расстояние, и пока все спят, он надеялся обернуться. Наловил и сложил за пазуху штук пятьдесят ужей самых разных размеров. Некоторые из них были не больше карандаша. За пазухой они приятно щекотались и притихали. Зашёл в балаган за кепкой, висевшей на гвозде, потянулся за ней, и тут случилось непоправимое! Рубашка высмыкнулась из-под ремня, и все ужи вывалились на землю. Они тут же расползлись по балагану и начали активно ползать по телам спящих женщин.

Родион застыл на входе, не зная, что делать. Одна из свинарок, дебелая тётя Соня, почувствовала, что её лапают, проснулась и, увидев на своей груди ползущую змею, издала леденящий душу вопль, разбудивший остальных. Дальше начался кошмар. С диким шумом и обезумевшими глазами женщины пробкой вылетели из балагана, едва не затоптав новоиспечённого свинаря. Родион отскочил в сторону и стал удивляться женской тупости — как можно бояться мышей, лягушек и безобидных змеек? Но удивлялся он недолго. Одна из девушек указала на него пальцем и сказала:

— Это он! Я видела, как он их ловил.

Тётки молча стали брать его в кольцо. Озверелое выражение их лиц не предвещало ничего доброго. Попахивало убийством. Это предчувствие усилило реакцию, и он дал дёру. Но убегать оказалось не просто. Свинарка — это вам не кисейная городская дамочка, по силе и прыти она не всякому мужику уступит. Дальше началась погоня в духе «Пёс Барбос и необычайный кросс». Тётя Соня ловко кинула длинную палку Родиону в ноги, он через неё споткнулся и упал на лежащую здоровую свинью, та в перепуге завизжала и с мальчиком на спине кинулась в пруд.

На этом сочинение закончилось. К концу чтения все в учительской лежали вповалку от хохота. Смеялись не столько над содержанием, сколько над формой.

Здесь требуется пояснение. Как и многие сверстники, Родион изъяснялся на разных диалектах. В школе, а также в соответствующем окружении, он грамотно писал и говорил по-русски. Но его родным языком был гутор, донской диалект, на котором говорило, то есть гутарило старшее поколение. По этому поводу Родион заметил:

— Я и сейчас даже по одному характерному слову или интонации сразу опознаю земляка. В наших местах присутствует значительный украинский элемент, особенно на хуторах, где в основном балакают, то есть говорят на суржике, русско-украинской разговорной смеси. Для меня это был второй родной диалект. С годами он вроде бы забылся. Именно что вроде. Лет через двадцать случилось мне быть на Украине. От скуки зашёл в библиотеку, а там все книги на украинском языке. Делать нечего, взял одну на пробу и начал читать. Через десять страниц, к своему удивлению, я обнаружил, что всё понимаю и думаю уже по-украински.

На второй день каникул окружение Родиона состояло из говорящих на суржике колхозниц, с которыми ему пришлось балакать, а потому он и сделал описание на суржике. В дальнейшем Родион так уже не поступал, но в тот раз, скорее всего для придания достоверности, он не стал переводить текст на чисто русский язык. Получилось чёрт знает что. Там, например, были такие фразы: «Тётки Сони мнылось, що по ии бильшим грудям водыть мазутною рукою трахторыст Мыкола. Вона давно неровно дыхала на його, а вин тильки на бутывку просыв. А колы разодрала вочи, то убачила змеюку на трепитном мисти». Пересказ этого сна Родион услышал позже, но как заправский литератор вставил его в действие. Сочинение заканчивалось словами: «Свыня з переляку дыко завопыла и зо мною на горбу рынулась у муляку».

Отсмеявшись, историк Григорий Тарасович спросил:

— А дальше что? Убежал или нет?

Адель Михайловна зло ответила:

— Тетрадь закончилась, а ему сказано было: на сколько хватит тетради.

Не смеялась она одна и, видимо, не ожидала такой реакции от коллег. Швырнула тетрадь и, хлопнув дверью, вышла. Физрук заметил:

— Раз ходит в школу, значит, не догнали. Однако нескучные у него были каникулы. Интересно, а что за колесо они там распиливали и зачем?

Если бы учителям были известны подробности о колесе, то они похватались бы за головы.

Все мальчишки в какой-то степени пироманы. Родион с Максимом не были исключением. Кто видел горение магния, тот знает, какое это красивое зрелище. Но где взять магний? И вот Максим где-то разузнал, что колёса самолётов сделаны из магния. А километрах в пяти от станицы был военный аэродром. Максим и подбил Родиона добыть магний на этом объекте. Полдня они ползли к аэродрому по бурьянам. Разведали и всё-таки спёрли самолётное колесо. Им повезло, потому что охрана, развращённая спокойной обстановкой и отсутствием происшествий, утратила бдительность. А ведь могли и подстрелить. Затем недели две распиливали его ножовкой на мелкие части, которые пошли на устройство фейерверков и для обмена на всякий дефицит.

Потом у Родиона с Аделью Михайловной были и другие случаи взаимонепонимания, вроде «пловца», но со временем они искренне подружились. Однажды на уроке Адель Михайловна дала задание составить сложное предложение со словами «пловец» и «быстро». Родиону тема была близка, и он сразу же поднял руку. Вызвали к доске. Он бодро вышел и написал: «Пловец быстро выскочил из воды, потому что ему приспичило в кусты по большому». В этой фразе не было ни грамма шутки или желания поиздеваться. Просто в его сознании слово «быстро» накрепко было связано с известным процессом. Родион не знал иного дела, при котором бы требовалась ещё большая торопливость, что он и попытался объяснить. Учительница растерялась:

— Но почему выскочил? И причём здесь кусты? Он же пловец.

— Потому и выскочил, что в воде это делать неудобно. Я знаю, пробовал. А туалетов на речке нет, так куда ж ему, бедолаге, деваться? Только в кусты.

Класс давился от смеха, а учительница продолжала недоумевать:

— Боже мой! Родион, а если бы я задала слово «медленно»?

— Тогда я бы написал, что пловец вышел из кустов, зашёл в воду и медленно поплыл.

— Но почему…

Должно быть, она имела в виду навязчивое присутствие темы кустов в предложении, но он понял по-своему и ответил:

— Так ведь торопиться ему теперь уже некуда.

Класс лёг. Больше его к доске не вызывали. Впоследствии Адель Михайловна призналась, что Родион тоже кое-чему её научил, а именно: точно формулировать вопросы.

Когда он перешёл в восьмой класс, Адель Михайловна уговорила его выступить со сцены. Её соблазнила способность Родиона запоминать наизусть большие объёмы текста. Обнаружилось это случайно. Она поймала его на невыученном отрывке из поэмы Константина Симонова «Сын артиллериста». Эта поэма была в школьной программе. Начиналась словами: «Был у майора Деева товарищ майор Петров, служили ещё с гражданской, ещё с двадцатых годов». Чтобы не получить двойку, Родион обещал выучить за перемену не отрывок, а всю поэму. И выучил. Адель Михайловна заподозрила мошенничество, но он в качестве доказательства прочитал и слово в слово повторил наугад открытую страницу из заведомо незнакомой ему книги.

Адель Михайловна почему-то была уверена в артистических способностях Родиона. Он отпирался, но она настояла. В той самой школьной бригаде летом был какой-то концерт, где он и стал гвоздём программы. Никакого волнения Родион не испытывал, хотя это было его первое выступление. Адель Михайловна попросила выучить что-нибудь близкое его сердцу. Родион сказал, что и так знает хороший отрывок из романа «Поднятая целина» Михаила Шолохова. У него была грампластинка с монологом Деда Щукаря в исполнении Ростислава Плятта, которую он часто слушал и невольно выучил наизусть. Судьба Щукаря чем-то была ему близка. Вот этот монолог он и воспроизвёл. С надрывными интонациями. Публика смеялась до слёз, а Родион был подавлен. Адель Михайловна спросила:

— В чём дело? Такой успех! Я же тебе говорила.

И тут он ей всё высказал. Это своё выступление он считал провалом. Для него этот монолог не был юмористическим. Родион воспринимал его трагически. Он рассказывал со сцены драму человека, ставшего игрушкой судьбы. Человека, ждущего сочувствия, а не получающего смех окружающих, перемывающих кости его несчастьям. И ничего этого он не смог донести до слушателей. Эта речь потрясла Адель Михайловну, и она стала воспринимать его по-новому:

— Как ты нестандартно мыслишь, Родион! Я уже сомневаюсь, научила ли тебя чему-нибудь.

— Да вы что, Адель Михайловна? Кто бы я без вас был? Неотёсанная личность.

У неё повлажнели глаза, а лицо порозовело от удовольствия. Эта бывшая питерская барышня действительно очень много дала Родиону в культурном плане и многому научила.

Были у него своеобразные конфликты и с другими преподавателями, особенно с историком Григорием Тарасовичем, который был по совместительству лектором антирелигиозной пропаганды. Он выступал в клубах с разоблачительными лекциями, демонстрацией химических опытов и прочих вещей в этом духе. На уроках его тоже иногда заносило на эту тему. И однажды они схлестнулись. Как-то на уроке он свернул на антирелигиозную тему, и когда начал рассказывать о библейских чудесах и их научном толковании, Родион поднял руку. Встал и сказал:

— Бог есть!

Установилась мёртвая тишина. Тут же, к удивлению Григория Тарасовича, выяснилось, что Родион верующий, что он умеет читать на церковнославянском и знает многие тексты из святых книг не хуже учителя. Результаты опытов Родион объяснил божьей волей, давшей законы физики и химии. Ошарашенный лектор спросил:

— Откуда у тебя такая уверенность? У тебя есть доказательства?

— Есть. Помните, я на прошлой неделе потерял голос и шипел как селезень? Это я громко орал на катке и сорвал связки. Бабушка Нюра научила меня молитовке, я прочитал её на заре три раза, и все. Тем же утром, когда я пришёл в школу, бог вернул мне голос:

— А что за молитовка?

Родион замялся, но рассказал. Ритуал был, скорее всего, языческий, так как нужно было обращаться к дереву. Слова напоминали примитивную детскую считалочку, мол, ты, клён, хрип забирай и мой голос отдавай, а в конце нужно было три раза гавкнуть на Луну. Учеников гавканье развеселило, и они дружно засмеялись. Учитель тоже заулыбался и сказал:

— Вот видишь!

Но Родион был серьёзен:

— Пустой смех не доказательство. Ну и погавкал, а голос тут же и появился.

Григорий Тарасович крякнул, сделался серьёзным, подошёл ближе и сказал:

— Да, смех не доказательство. В этом ты прав. Но, пойми, Родион, здесь было совпадение. То есть пришло время выздоровления, и в тот день голос у тебя восстановился бы и так, безо всякой молитовки.

Но Родиона он не убедил. Против его слов был детерминизм фактов. Вечером строптивый ученик пришёл к бабе Нюре. Они сидели с бабой Фросей и о чём-то разговаривали. Родион пожаловался им на антирелигиозное давление. Бабушки помолчали, а затем баба Нюра и говорит:

— Монашка Федора когда-то показывала мне одну молитовку, которой цветки раскрывают. Только, говорила она, что не у всякого человека это получается, и не на всякий цветок молитовка действует. Вот на папоротник не действует. У меня не получается, должно, грехов много, а у Родиона может и получиться. Молитовка у меня записана, так зима сейчас, попробовать не на чем.

Бабушка Фрося сказала:

— А вон столетник у тебя на окне. Растения заморская, а всё едино в божьей власти. Вот и испробуй.

Баба Нюра тут же научила внука ритуалу и почти языческой молитовке со словами:

Христос босой по росе ходил,

Любовью своею бутон сотворил,

Распустись, бутон, четвёртым днём (третьим, пятым и т. д.),

Божьей силой, цветком, живым огнём.

Произнося эти слова, нужно было держать левую руку над растением и лить на неё воду из стакана в правой руке. Родион скрупулёзно проделал все эти манипуляции, и на четвёртый день столетник расцвёл одним необычайно красивым цветком, который быстро осыпался. Бабушки восприняли это радостно, но без лишнего шума, только молились в этот день дольше обычного. Религиозное сознание в таких вещах видит не источник сомнений, а подтверждение могущества божьей воли. После этого маленького чуда баба Фрося и говорит:

— Ты, Радивон, узнай, есть ли у энтого учителя столетник, алой который, а ежли имеется, то и сделай ему то ж самое молитовкой. Пущай не ерепенится, а о душе беспокоится.

На перемене Коновалов подошёл к Григорию Тарасовичу и спрашивает:

— У вас дома алоэ есть? Столетник по-другому.

— Ну, есть, а что?

— Можно мне его посмотреть?

— Зачем?

— Хочу показать вам кое-что.

— А это важно?

— Да, важно.

Как-то неуверенно учитель согласился:

— Ну, зайди вечером. Знаешь, где я живу?

Родион знал. Пришёл вечером, посмотрел. Горшков с алоэ было несколько, тогда они по моде того времени стояли почти у всех. Молоденькие растения для ритуала не годились, поэтому он выбрал старое, разлапистое, и сказал:

— Григорий Тарасович, в молитовки вы не верите, так давайте я сейчас прочитаю одну, и этот столетник на четвёртый день расцветёт.

Тот удивился:

— Они давно здесь стоят, а цветков я ещё не видал.

— Вот и увидите. Разрешите?

Он исполнился скепсиса:

— Валяй!

Новоявленный колдун попросил стакан воды и исполнил ритуал. Учитель с иронией смотрел на эти действия. Закончив, Родион попрощался и ушёл. На пятый день он понял, что сработало. Григорий Тарасович был каким-то растерянным. Отвёл его в сторонку и спросил:

— Коновалов, а как ты это сделал?

— Да вы же сами видели как. Всё было на глазах. Это божий дух действует.

Учитель хмыкнул, задумчиво поглядел на мальчика и сказал:

— Не прост ты, Родион, далеко не прост.

Он повернулся и медленно пошёл к своему закадычному другу по рыбалке, физико-математику Афанасию Платоновичу, и всё ему рассказал.

— Он загнал меня в тупик. Я не могу этого понять.

— Да, вот тебе и Коновалов. Выдал контрпропаганду. Но, судя по всему, он умственный верующий, а это даёт надежду.

— Как это?

— Ну, которые верят просто так, сердцем, они не поддаются доводам рассудка, и все твои лекции для них пустой звук. А для Коновалова бог являет собой какую-то природную силу. Ты спичку чиркнул и ждёшь появления огня, а он молитву прочитал и ждёт ответного действия. Он поверхностные связи видит, а до причинности ещё не дошёл. Ему нужно показать более общую логику, и он сам поймёт, что к чему. Я им займусь, что-нибудь придумаю. А насчёт цветка не задумывайся. Скорее всего, этому фокусу его научила какая-то бабка. Я слышал, есть у него одна — не то ведьма, не то знахарка, а они знают разные штучки. Важно, как их толковать.

Афанасий Платонович был классным руководителем Родиона, и вскоре именно он вытащил Коновалова из трясины мракобесия. Весьма простым способом: с помощью Ростовского цирка. Туда отправляли группу детей, и он пробил для Родиона в этой поездке место. И приказал ему в первую очередь обратить внимание на фокусника.

В цирке было интересно всё, но выступлением фокусника Родион был потрясён. Когда он вернулся, Афанасий Платонович дал ему почитать одну книгу, что-то вроде руководства начинающему престидижитатору, где раскрывались секреты разного рода трюков. Когда он возвращал прочитанную книгу, учитель спросил:

— Теперь ты понял, в чём дело? Если не знать скрытого механизма трюка, то в фокусника можно поверить как в бога, творящего чудеса. Чудес в мире нет, есть наше незнание. Нужно стремиться к знанию, а не ждать милости от бога.

Коновалову открылся мир в новой перспективе.

Но всё это будет после, а в описываемый момент наступил «День милиции», отмечаемый десятого ноября. Наряду с Седьмым этот праздник почему-то широко отмечался в школах.

Программа его была рутинной — доклад, монтаж и выступление самодеятельности. Родион с Максимом тоже готовились к этому празднику, но по-своему. Припасли большую склянку вазелина и немного скипидару. Готовилась шутка. Объектом был дуэт братьев погодков Бочкарёвых. Они отличались умением отменно плясать и выступали с этим номером на всех концертах. Родиону братья ничего плохого не сделали, а вот Максим их за что-то крепко невзлюбил. На вопрос о причине он ответил довольно туманно:

— Чтобы не выпендривались, расплясались тут.

Повод был весомый, но Родиона смущало бесчеловечное средство, явно не соответствующее заявленной причине. Максим предложил залить одному танцору скипидара за шиворот. Родиону стало жалко парня, и он напомнил Максиму про ленивого бычка, которому они в воспитательных целях засунули под хвост смоченную скипидаром тряпку. Что он, бедный, вытворял! Максим оживился:

— Вот-вот! Это и есть то, что надо. Рассчитаем скидку на вес, там какая-то капля и потребуется, зато она придаст живости в танце. Один будет приседать и подпрыгивать как козёл, а другой будет плясать медленно и осторожно. А там, глядишь, ещё и упадёт!

— Почему?

— На скользких подошвах не разгонишься. Мы же их перед пляской смажем.

— Чем?

— Да чем угодно. В колхозном гараже целая бочка солидола.

— И что?

— Ну, представь — один пляшет красиво, быстро и с выбрыком, а другой еле-еле. Тот, кто пляшет медленно, от зависти поругается с братом, и всё. Дуэт накрылся.

Всё это казалось Родиону подозрительным и каким-то неестественным, поэтому он наотрез отказался заливать скипидар. Однако ненависть к братьям у Максима оказалась такой сильной, что он решил сделать это сам, а Родиону досталось смазать подошвы младшему брату. Причина Максимовой антипатии к братьям выяснилась позже. Максиму нравилась одна рыжеватая девочка Аня, и он хотел с ней подружиться. Но Аня была очарована плясками Бочкарёвых и постоянно крутилась возле них, не обращая внимания на остальных ребят. Решив, что всё дело в плясовых навыках, Максим додумался опорочить братьев в глазах Ани именно в этой области.

Акцию едва не сорвал Перелазов. На празднике по заведённому порядку выступал сам начальник милиции либо его замполит. В этот раз перед началом торжества Перелазов позвонил завучу и сказал, что ставит условие, иначе в школу не придёт. Завуч оторопел. В делах такого рода никем и никогда условия не ставились. Это не вязалось со здравым смыслом. У завуча мелькнула мысль, что начальник пьян, и он спросил:

— Какое?

— У вас учится школьник Коновалов. В моё присутствие он должен находиться за пределами здания школы.

— Так его домой отправить?

— Я на концерт не останусь, у меня доклад ещё в одной школе. Когда я выйду, то его можно будет запустить.

И он повесил трубку. Владимир Степанович уставился в потолок. Он ничего не понимал. Но праздник срывать нельзя, и завуч пошёл отдавать распоряжения. Коновалова вывел из школы старшеклассник Петя. Он удивлённо расспрашивал, в чём дело, но Родион и сам мало что понимал. Через некоторое время Петя увидел из-за угла удаляющуюся спину начальника и сказал:

— Ну, изгнанник мелкий, пошли на концерт.

Успел Родион вовремя. Артисты по-простому сидели в первых рядах, а когда их вызывали, то шли на сцену прямо из зала. Свою часть задания он выполнил на редкость легко. Клиенты сидели с краю второго ряда. Помог сам объект, младший Бочкарёв. Между братьями сидела девочка Аня и что-то им рассказывала. Родион пробрался на место позади них, нагнулся и увидел четыре яловых сапога, а между ними белые туфельки. Целью диверсии были правые сапоги. Они всё время двигались, как бы пританцовывая. Родиону осталось подложить туда грамм сто вазелина с кое-какими добавками, а остальное сделали ноги в сапогах, перемесив и размазав это вещество по полу. Солидол был забракован из-за вони. Тут очень кстати Родиона увидел стоящий возле стенки завуч и подозвал к себе. Заинтригованный невероятным случаем, он устроил допрос:

— Коновалов, что происходит?

— А я знаю? Невзлюбил меня товарищ майор и всё.

Владимир Степанович не отставал:

— За что?

— Да меня и на улице многие не любят. Та же тётка Ульяна, как увидит меня, так крестится и переходит на другую сторону. Наверное, бабушку мою боится.

— И майор тоже её боится?

— Может, и он. Она летом милиционера за меня побила.

Завуч догадывался, что дело не в бабушке, но больше ничего от мальчика не добился.

После допроса Родион так и остался стоять возле завуча. Максим ошивался возле занавеса и, увидев друга, подмигнул, дескать, всё путём. Наконец объявили плясунов. Младший кинулся на сцену, но, поскользнувшись, упал, чем вызвал оживление в зале. После этого он действительно стал двигаться медленно и неуверенно. Они изготовились, и баян грянул «Яблочко». Должно быть один Родион видел, как из складок занавеса высунулась рука с резиновой грушей и брызнула из неё за шиворот красной шёлковой рубахи. Старший Бочкарёв это почувствовал, хотел оглянуться, но ноги уже выделывали первые кренделя. Однако секунд через пять старший плясун остановился и, выпучив глаза, изогнулся. Видимо в этот момент жидкость по ложбинке дошла до нужного места и, наконец, придала ему живость. Он заорал: «А-а-а» и, спрыгнув в зал, гигантскими прыжками кинулся вон из здания. Всё смешалось. Кто-то из задних рядов побежал смотреть, куда он делся. Они рассказали остальным, и зрительный зал опустел на глазах. Все побежали глядеть на старшего Бочкарёва, который сидел в луже перед кафе «Голубка» и с воем сдирал с себя штаны. На этом концерт и закончился. Девочка Аня после вызова плясунов зачем-то пересела на место Бочкарёва младшего и собрала остатки вазелина на подошвы своих туфелек. Когда началась заваруха, она тоже, было, побежала, но поскользнулась и упала. Потом Максим ругался:

— Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт. Зачем ты девчонке подошвы смазал? Вазелин некуда было девать?

А в целом шутка удалась.

Но после этого праздника наступило время гонений и преследований. Перелазов всё-таки науськал завуча на Родиона. Когда начались занятия, он позвонил и спросил, что произошло после его отбытия. Завуч рассказал. Перелазов безапелляционно заявил:

— Это Коновалов. Это его зловещий почерк.

— Да он рядом со мной стоял!

— Это ничего не значит. Свои операции они планируют очень тщательно.

— Кто они?

— Есть у него дружок. Цыганистый такой, по фамилии Куркин.

— Вы неплохо осведомлены.

— Да. Сведения имеются. Вы просто ещё не в курсе. Такое людям делают, что ахнешь.

— Да он вроде неплохой паренёк, не шалит, не балуется. Сочинения только смешные пишет, а так ничего.

— Поверьте, Владимир Степанович, я этого ангелочка знаю лучше вас. Вы ещё не догадываетесь, что это крест, который вам придётся нести, и послушайте совет: как можно чаще его обыскивайте, дотошно и бесцеремонно. После обыска он менее опасен.

— Что, так серьёзно?

— Безусловно. И хорошо это делать внезапно, можно прямо на уроке. Начните прямо сейчас, потом спасибо скажете.

Завуч положил трубку, некоторое время размышлял, затем встал и решительно двинулся в класс. Шёл урок ботаники. Завуч прямо от дверей скомандовал:

— Коновалов, к столу!

Когда Родион вышел, он заставил его выложить содержимое карманов на стол, охлопал одежду и вытащил из внутреннего кармана гранату лимонку. Класс удивлённо загудел, а Родион хмуро сказал:

— Она без запала, а такая граната всё равно что глудка.

— Пошли, грамотей!

Владимир Степанович вывел его в коридор и велел ждать. Сам зашёл в кабинет, позвонил Перелазову и доложил результат обыска. Майор возбудился:

— Что я вам говорил? Теперь понимаете?

— Кажется, да.

— А вы сумку его смотрели?

— Нет.

— Упущение. В следующий раз осматривайте всё.

— Так его к вам привести?

— Ни в коем случае! Придёт сотрудник и оформит находку. У нас тут есть специалист по Коновалову, потом он с ним побеседует.

— Это уже профессия что ли?

Завуч вышел в коридор, как-то по-новому посмотрел на Родиона и велел ему идти в класс. А тот гадал, кто же его сдал. Эту гранату перед занятиями он выменял у полубеспризорника Клопа на фонарик. И вроде бы никто не видел. Клоп исключался.

Через два дня налёт прямо на уроке Адели Михайловны, и новый обыск:

— Что у тебя в портфеле? Показывай! Что это завёрнуто в газете?

— Кот.

— Какой кот?

— Дохлый.

Адели Михайловне стало нехорошо, и она пошла к форточке. Сидевшие поблизости девчонки запищали, выскочили из-за парт и затолпились в проходе. Родион им сказал:

— Чего вы боитесь? Дохлый кот не бешеный, не укусит.

Но они смотрели на него с ужасом, а завуч не отставал:

— Он, что, здесь в школе сдох?

— Да нет. Сдох он ещё вчера и валялся у мостика, а сегодня я его подобрал. С виду он подходящий, не порченый.

— Значит, ты его подобрал и принёс в школу?

— Да.

Адель Михайловна прорыдала:

— Зачем? И для чего он подходящий?

— Для этого, для эксперименту. Лягушкины ножки от электричества дёргаются. Вот и захотелось в физкабинете к гальваническому электричеству подсоединить этого кота. Чем он хуже лапки лягушачьей? Подёргается, подёргается, а там, глядишь, и мявкнет.

Родион повторял чужие слова. Идея, конечно, была Максима. Он прочитал какую-то книгу по физиологии и решил пойти дальше наблюдателей лягушачьих лапок. Было задумано оживить сразу кота или маленькую собачку, в общем, что попадётся под руку. Добыча экспериментального материала легла на Родиона, и теперь ему приходилось отдуваться. Завуч сказал:

— Вот что, вудуист кошачий, немедленно выбрасываешь на свалку эту мерзость заодно со своим портфелем, идёшь в баню, и только после этого я тебя к занятиям допущу.

— А как же…

— Портфель я тебе другой дам, с двумя замками, и только попробуй ещё раз дохлятину в школу притащить!

Пришлось исполнять. Позже Коновалов узнал, что «вуду» — это религия гаитянцев, практикующая оживление мёртвых. После изъятия серы, магния и карбида он перестал использовать класс для подобных нужд и перевёл свою базу на вешалку, расположенную в вестибюле. Но ненадолго. Подвели мыши.

Максим загорелся идеей научить свою рыжую собачку мышкованию. Родион этой идеей тоже заинтересовался. Ведь лисы и волки ловят диких мышей, а чем собака хуже? Тем более что собачка Максима внешне смахивала на лисицу. Домашние мыши для этой цели подходят плохо, да и ловить их трудно. Другое дело полёвки. Мышь дикая и ловится легко. Родион до занятий пошёл к старой скирде, наловил с полсотни мышей полёвок и сложил их в брезентовую сумку, которую оставил на вешалке. Но эти твари на первом же уроке прогрызли сумку и убежали. Увидев мышей, запаниковала вахтёрша Мироновна и зазвонила своим медным колокольчиком в середине урока, чем внесла сумятицу в расписание. Она не была тонко воспитанной женщиной и при виде мыши в обморок бы не упала, а одну-две смело прихлопнула бы тапком. Её испугало количество. Когда она внезапно увидела целое бегущее полчище, то залезла на стул и подняла тревогу.

Подозрение сразу пало на Родиона, и он честно всё рассказал. Оправдываясь перед завучем, он налегал на то, что мыши живые, а не дохлые. Во искупление он предложил сгонять на бойню за котами, но его не поддержали, а, скорее, наоборот. И стали обыскивать при входе. Когда у него забрали немецкий штык, завуч проговорился:

— Правду говорил Перелазов.

И тут Родион понял, что никто никого не сдавал, а против него работает система, организованная майором. С той поры он перестал таскать в школу посторонние предметы, и нервы у всех успокоились. Правда, весной случился рецидив, но по мелочи. Как-то Максим говорит:

— Знаешь, почему девочки зверушек всяких боятся? Мышей там или лягушек?

— Почему?

— А они ж их никогда в руках не держали и думают, что они кусаются.

— Ну и пусть. Нам-то что?

— А давай, Родион, мы их приучим не бояться!

— Зачем?

— Ближе к природе будут.

— И как?

— Да очень просто. Наловим лягушек и незаметно разложим им по карманам. Полезет она туда рукой, подержится за лягушку, а она ж её не укусит. Вот бояться и перестанет.

Всё это казалось Родиону сомнительным, и он подозревал, что на самом деле его дружка интересует одна Аня, а на боязливость других девочек Максиму наплевать. Возможно, таким странным способом он надеялся привлечь её внимание. Однако Родион согласился, поскольку роль его заключалась всего лишь в отлове лягушек. У Максима это получалось неважно, вот он и привлёк товарища. Родион наловил десятка полтора лягушек, а раскладывал по карманам сам Максим.

Суматоха с воплями произошла в большую перемену, когда девочки стали одеваться для похода в кафе. Находя в кармане лягушку, они визжали и брезгливо отряхивались. Максим отирался возле Ани. Что он хотел сделать, осталось неизвестным. Хрупкая Аня оказалась редким исключением. Она не боялась мышей и лягушек. Без истерики и визга она достала из кармана лягушку, посмотрела на неё, а затем со всего размаха влепила этой лягушкой Максима по лицу, каким-то наитием догадавшись, что это сделал он. После этого случая чувства Максима к Ане как-то иссякли, и он опять сделался нормальным пацаном.

Глава X

Романтическая встреча

В пятницу с утра Родион поехал к Лизе, а к вечеру обещал завернуть к Вере с Дашей в гости. По времени Родион уже должен был появиться, но вместо этого он позвонил:

— Верочка, извини, сегодня не ждите, небольшая задержка, буду завтра.

— Ты у Лизы?

— Нет, я в пути задержался. Ничего страшного, позже объясню.

В чутком телефоне слышались звуки расставляемой посуды и женский голос. На следующий день после обеда Родион приехал. Вид у него был несколько смущённый. После кофе он приступил к рассказу:

— Вы же знаете огромность и запутанность кубанских станиц. Меня понесло через Павловскую, где я свернул не на ту улицу. Еду. Вижу — что-то не то. Хорошая дорога, широкая улица, но незнакомая. Возвращаться не хотелось. Решил спросить у какого-нибудь аборигена про дорогу. Как на грех — довольно пустынно, но вскоре слева возле двора увидел тётку в домашнем халате. Подъезжаю, спрашиваю. Хорошо сохранившаяся женщина моих лет была приветлива и дала подробную информацию. Я уже собрался уезжать, а она и говорит:

— Номера ростовские, а сами откуда?

— Из Камчатской. Знаете такую?

— Ещё бы не знать? Я ведь родом оттуда! Слушайте, мужчина, вас не Родионом зовут?

— Вот те раз! Землячку встретил! Да, я Родион Коновалов. А вы кто?

Я приступил к расспросам, и оказалось, что она меня помнит ещё со школы. Училась она в параллельном классе и назвала кое-кого из своих и моих одноклассников, а также себя:

— Моя девичья фамилия Смирнова, а звать Рая. Не помнишь?

— Навскидку не могу, много лет прошло. Напомни ещё что-нибудь.

Она недовольно сморщилась и выдала:

— У меня было идиотское прозвище «Протезная Рая». Знала бы, кто его придумал — убила бы.

Я немедленно её вспомнил, потому что сам был у истоков этого прозвища. Рая очень обрадовалась, что я её вспомнил, и зазвала в гости с ночёвкой, мол, не каждый день такие встречи. Её волнение меня удивило. А после угощения начался вечер воспоминаний. Вначале она расспросила меня, а потом рассказала, как училась в техникуме, вышла за однокурсника замуж и с ним приехала сюда. Карьеру почему-то сделала именно она, и сейчас Рая директор небольшого перерабатывающего завода. Три года как овдовела. Дети переженились и разъехались. Одна. Скучно. А когда пошли школьные воспоминания, то я неожиданно узнал немало любопытного. Оказывается, в школьные годы я нравился девочкам, а некоторые по мне сохли. В частности, Рая. И когда ни с того ни с сего на школьном вечере я пригласил её на танец два раза подряд, она почувствовала себя на седьмом небе. Ведь раньше я вообще на неё внимания не обращал. Некоторые подружки стали ей завидовать, а одна скопировала Раину причёску.

Да, атмосфера тех школьных вечеров незабываема. Танго, вальс и фокстрот под радиолу с усилителем. Скромные, легко краснеющие девочки и стеснительные чинные мальчики. Даже не верится, что я такой древний, ведь захватил ещё патефоны. В ту пору их уже вытеснили электропроигрыватели. А песни? По большей части их сейчас и не знают. «Пчёлка и бабочка», «Шумит волна, звенит струна», исполняемая с чудовищным акцентом «Красная розочка», а также мелодия «На мосту» в исполнении секстета Остервальда. Далёким приветом тех лет звучат песни «Сиреневый туман» и «Царевна-Несмеяна», перепетые Владимиром Маркиным. Вам это уже ни о чём не говорит.

На следующий школьный вечер я не только пригласил Раю танцевать, но и предложил проводить её до дому. От радости она под собой земли не чуяла. Проводил, сели на лавочку возле её двора, и тут я начал её лапать. По словам Раи я делал это очень неумело, как будто что-то на её теле искал. Тем не менее она испытала блаженство, которое помнит и сейчас, ведь это было впервые. Потом её позвала мать, и всё закончилось. Развития эти детские чувства не получили, но память как о чём-то хорошем осталась. Я и говорю ей:

— Да, Рая, жаль, что я только сейчас узнал о своей былой популярности.

— Глупый ты был, Родион. Намёков не понимал, на взгляды и вздохи внимания не обращал, а мы в те годы были несмелые, не то что нынешние. Надеюсь, с годами поумнел?

Так и пришлось у неё остаться. Было бы просто бесчеловечно разрушить её иллюзии. Прошлого не вернуть, но мы, кажется, подружились на новом уровне. Просила заезжать в гости и всё такое.

Иллюзия. Она из Раиного заблуждения. Её чувствам способствовали мои действия. Только она сильно заблуждалась насчёт мотивов моего ухаживания, и если бы узнала о них, то возненавидела бы меня на всю жизнь. Да, она права, что я был глуп, но истинные размеры моей глупости Рая не в состоянии даже представить.

Вся эта история началась с Максима. Я о нём не раз упоминал. Максим постоянно где-то добывал разные странные книги, а потом удивлял народ эрудицией в самых неожиданных областях. И по возможности старался добытые знания использовать в жизни. На ту пору он достал книгу о протезном деле и все уши прожужжал мне о достижениях в этой области. В общем, крепко увлёкся темой. На том школьном вечере он нашёл меня и говорит:

— Ты, Родион, хочешь верь, а хочешь не верь, только Райка Смирнова протез носит.

— Одурел ты, Максим, от своей книги. Зачитался до того, что протезы мерещиться стали.

— Не веришь? Вот ты пойди, потанцуй с ней и сам услышишь, как она поскрипывает.

— Чего поскрипывает?

— Да непонятно чего. Вроде как сверху. Может, рука протезная или плечо, а может, и шея.

— И вовсе сбрендил. Руки, ноги протезные я видел. Но шея?

И я покрутил пальцем у виска, но только его раззадорил. Чтобы прекратить этот идиотизм, я решил проверить на месте и пригласил Раю на танец. У неё и на самом деле в движении что-то поскрипывало, причём источник звука был явно механический. Во внешности Раи не было ничего протезного. Руки и прочие части тела были тёплыми и мягкими. Однако источник поскрипывания определялся трудно, и я пригласил Раю ещё на один танец, но источник скрипа всё равно не обнаружил. Я был уверен, что Рая в порядке, но чтобы доказать этому ослу абсурдность его утверждения, необходимо было найти этот источник скрипа.

Вечер закончился, но не этот спор. Когда на следующий день он снова завел разговор о скрипе, я сказал:

— Слушай, протез не иголка. Я её вчера держал и за руки, и за плечи, и если бы он был, то я бы его нащупал.

Максим снисходительно на меня посмотрел и произнёс:

— Есть одно место, которое ты точно не щупал.

— Какое место?

— Сиськи!

— Ну ты даёшь! Какие там могут быть…

На этом месте я осёкся, потому что вспомнил женщину с соседней улицы, которой по болезни отрезали одну грудь, и она носила искусственную. Но хотя тётка была пожилая и больная, а Рая кровь с молоком, я признал ошибку:

— Вообще-то, да, случается. Только зачем Райке накладные груди? Пофорсить?

Надо заметить, что, несмотря на юный возраст, в этом плане она была весьма развита, и её бюсту завидовали более взрослые девушки, но он зашёл с неожиданной стороны:

— Всякое бывает. Может, у неё неравномерный рост случился.

— Чего?

— Ну, одна сиська выросла, а другая задержалась, через год только вырастет. Что девчонке делать? Не ходить же с одной.

— Не мели, так не бывает.

— Много ты знаешь как бывает! Вот у нас тёлка была. Так у неё сперва один рог вырос, а через полгода другой. Нескоро потом сравнялись.

Спор зашёл в тупик, и разрешить его могло только прямое обследование. Честно говоря, я с самого начала думал, что причина скрипа в какой-то одёжной амуниции, и стоило Рае переодеться, как он бы исчез. И я решил всё исследовать до исчезновения сомнений.

На следующий школьный вечер я пригласил Раю на танец. Скрип не исчез. Тогда-то я и пошёл её провожать. Рая не возражала. Она не возражала и тогда, когда на лавочке я начал её обследовать всю, только глаза закрывала и судорожно вздыхала. Я обнаглел и залез в бюстгальтер. Груди были не фальшивые и одинакового размера. Причина скрипа оказалась в пряжке пояска, которую она носила почему-то сбоку.

В этом месте рассказа Даша от хохота повалилась на диван и засучила ногами. Родион смущённо сказал:

— Я понимаю, всё это выглядит фривольно, но что было, то было. На следующий день я объяснил Максиму причину скрипа и доложил, что с грудями у Раи всё в порядке. Проверено лично. Он разинул рот:

— Ты, что, держал их в руках?

— Да. А что здесь такого?

Он ушёл задумчивый и утративший всякий интерес к протезам. Впоследствии я узнал, что Максим, не затягивая дело, в тот же день позвал Раю в укромный уголок и попросил её дать подержаться за груди, но она дала ему кулаком в глаз. Девушка она была крепкая, и синяк держался почти неделю. После этого он меня как-то странно зауважал. Видимо, этот придурок кому-то ещё рассказал свою теорию о протезности Раи. Слово прозвучало и прилипло к бедной девушке. Так бывает, ляпнет кто-нибудь какую-нибудь чушь, а она и прицепится к человеку. Уже и причина забудется, а прозвище остаётся. Рае было обидно вдвойне, потому что непонятно. В её фигуре ничего протезного не наблюдалось. Походка у неё была красивая, и танцевала легко, а вот, поди ж ты! Теперь сами понимаете, что весь этот идиотизм, даже спустя десятилетия, Рае знать ни к чему, иначе пропадёт весь романтизм воспоминаний.

Глава XI

Сигналы и рыбацкая магия

На следующий вечер Даша спросила:

— Дядя Родион, значит, вчерашняя нечаянная встреча с подругой детства — это результат обратной случайности? Как с мамой?

— Нет. Это была обычная прямая случайность. То есть совсем не так, как с твоей мамой.

— Расскажите об этих совпадениях. Что вы при этом чувствуете?

— Трудно рассказывать о том, чего и сам не понимаешь. Что можно сказать о совпадениях? Взятые по отдельности, они ничего не значат. Они у всех бывают сплошь и рядом. Задумываешься над их концентрацией в некоторых ситуациях. Каким-то образом с ними связаны «сигналы». Это я их так называю за неимением более точного определения. Не исключаю, что они бывают и у других людей, воспринимающих их как предчувствия. Просто у меня они работают более отчётливо. Эти сигналы у меня были всегда, и со временем я научился их различать, но как-то чувственно, интуитивно. Это не ясновидение, так как никаких конкретных образов не предсказывалось. Да и вообще, ничего значительного, судьбоносного не несло, так, бытовые мелочи.

Происходило это примерно следующим образом. Еду я в трамвае и почему-то обращаю внимание на сидящего мужика. Он ничем таким не выделяется. Человек как человек. Но что-то щёлкает в моём сознании или подсознании, и у меня возникает какая-то чувственная уверенность, что с этим мужиком когда-то я буду общаться. Действительно, через некоторое время мы познакомились в шахматном клубе. Он оказался любителем, и мы немало времени провели за шахматной доской. Ничего больше нас не связывало, и никакого заметного следа в моей жизни он не оставил. Вот ещё. В детстве я регулярно ходил в баню. Там всегда были очереди. В женской очереди сидела ничем не примечательная девочка, но щёлкнул сигнал, и я уже знал, что судьба нас как-то сведёт. Через неделю эту девочку перевели в наш класс из другой школы и посадили со мной за одну парту. Никакой дружбы у нас не было, да и сидела она со мной до тех пор, пока не узнала про дохлого кота. И всё в таком духе. Сигналы могли относиться не только к людям, но и к животным, предметам, городам и даже местностям. Так, ещё в школе, увидев на карте город Алма-Ату, я получил сигнал, что побываю в нём. И побывал.

Об этих сигналах я помалкивал, опасаясь насмешек, но, в конечном счете, бывали они редко и жить не мешали. Основной признак сигнала — это его спонтанность, независимость от моей воли, то есть я не могу ими управлять.

Вот, к примеру, стоим мы с Колей Гарбузом у него во дворе, и он высмеивает меня за веру в сказки. Одно время я действительно воспринимал их не как досужую выдумку, а как исторические хроники. И пытался отстоять эту точку зрения:

— Да, сейчас нет волшебников и превращений, но ведь они были раньше. Много чего было раньше, а теперь нет. Динозавров и саблезубых тигров, например.

Тут мимо двора идёт мужик, и у меня клацнул сигнал. Я говорю Коле:

— Скоро мы с этим мужиком опять встретимся.

— А что тут такого? Вот он пойдёт завтра этой дорогой, и встретимся.

— Нет, не так просто. Разве ты не чувствуешь, что встретимся по-особенному?

— Нет, не чувствую. Это, Родька, ты сказок начитался и несёшь всякую чепуху.

Однако на другой день общение с этим мужиком состоялось. Недалеко от Колиного двора на углу стоял невысокий кролятник, и мы сгоняли с его крыши наглого кота, охотящегося за цыплятами. Бросали в него зелёными яблоками — падалицей. Руки у меня длинные, и кидался я далеко. И вот, кидаю я большое яблоко, промахиваюсь по коту, но очень точно попадаю им в лоб вышедшему из-за угла давешнему мужику. Все замерли. Мы в ожидании, а мужик от неожиданности и боли. К тому же он был под хмельком. Кроме нас на улице никого не было, и пришедший в себя дядька сообразил, кто ему засветил по лбу ни за что ни про что. Заругавшись матом, он стал нас гонять. В этом деле мы были не новички и сразу разделились, усложнив ему задачу. Вначале он погнался за мной, но я быстро забежал в школьный сквер и залез на дерево. Он тоже попытался залезть туда вслед за мной, но Коля врезал ему из прача по заднице. Мужик взвыл и кинулся за ним, но я слез с дерева и атаковал его с тыла камнями. В конце концов он выдохся и ушёл, пообещав выловить нас поодиночке и надавать по шее.

По мере взросления это примитивное клацанье сигналов прекратилось, но лет десять назад я обнаружил, что они не исчезли, а стали иначе проявляться. Должно быть, на них повлиял жизненный опыт. Изредка сигналы бывают и в настоящее время, но их форму трудно объяснить. Больше всего они похожи на интуитивное угадывание состояния здоровья человека, но к медицине это не имеет никакого отношения. Например, встречаясь с Верой, я каждый раз получал некий импульс уверенности, что с её здоровьем в течение двух месяцев ничего не случится. Как-то так. Лучше объяснить я не могу.

Ещё меньше могу сказать про рыбалку и её воздействие. Когда я был маленьким, то и следствия были маленькие. Тех ребят, что ловили со мной рыбу, обычно несправедливо лупили ремнём. А когда я подрос, то пошли разводы и свадьбы, чаще всего дурацкие. Это как раз тот самый случай, когда мне достаточно было просто находиться в определённом месте, чтобы у окружающих всё шло наперекосяк. Именно поэтому меня посещают сомнения: может, и нет никакой рыбацкой магии, а есть только дурость людская? Но миф о ней существует. А чтобы возник миф, хватит двух-трёх случаев с шумным резонансом. Это происходило так.

Был в станице некий Иван Авдеевич, заядлый рыбак. Его любимым снарядом были донки. На своём мопеде «Рига» он разъезжал по всему району, прихватывая и соседние. Работал он в учебном комбинате преподавателем, а потому время на этот досуг у него имелось.

В ту пору я уже в армии отслужил, но ещё не женился. С хорошим товарищем Женькой Ярко, братом укротителя свиней, мы вовсю развлекались, ходили на танцы, в кино, знакомились с девушками и всё в таком роде. Надо сказать, что Женя к рыбалке относился прохладно и ездил на неё только за компанию. Однажды летом договорились мы с ним съездить на пруд Казачий, и Женя попросил захватить Ивана Авдеевича, у которого что-то стряслось с мопедом. У Жени со времён учёбы на тракториста была с ним старая дружба. Мне не жалко, место в машине есть, и ещё до восхода солнца мы тронулись в путь.

Утро было чудесным. Над серединой пруда лёгким облачком висел туман. Маленькие расходящиеся круги возле берега, создаваемые резвящимся мальком, лишь подчёркивали зеркальное спокойствие водной глади. Я устроился на гребле и забросил две удочки. Женя со своей удочкой примостился неподалёку.

Нам хорошо было видно низкий левый берег, где Иван Авдеевич торопливо разматывал и забрасывал свои донки, числом не менее десятка. И тут начался клёв. Тот самый, который называется жором. Крупный гибрид буквально набрасывался на любую наживку и не давал передышки. Садок быстро наполнялся. И тут раздался Женькин голос:

— Родька! Да ты только глянь!

Глянул. А посмотреть было на что. У Ивана Авдеевича все донки клевали разом. Одуревший от такой рыбьей активности, он суматошно бегал по берегу, пытаясь везде успеть. Подсекал, вытаскивал рыбу, забрасывал донку уже с пустыми крючками, лишь бы не запутаться, и всё это в бешеном темпе. Вот он крутит над головой леску с грузилом, а сам смотрит на остальные донки. В это время одну из них сильно дёрнуло, однако Иван Авдеевич успевает придавить леску к земле ногой, но из-за этого теряет контроль над вращающейся над головой леской. Рука слегка опустилась, и леска стало обкручиваться вокруг шеи. Ускоряясь с каждым оборотом, она намоталась на голову, и всё закончилось смачным ударом свинцового грузила прямо в лоб. Иван Авдеевич рухнул навзничь как подкошенный, да так и остался лежать, картинно раскинув руки. Когда мы к нему подбежали, я первым делом срезал у него леску с шеи. Посреди лба у него вздувалась огромная шишка. Испуганным голосом Женька спросил:

— Он хоть живой?

— Скорей всего. У мёртвых шишки не растут.

— Может, ему искусственное дыхание сделать? Нас учили.

Я посмотрел на огромные мускулистые Женькины руки и сказал:

— Не надо. Пусть у него останется шанс ожить.

Я побрызгал на Ивана Авдеевича водой, и вскоре он очнулся. Ни о какой рыбалке речь уже не шла. Мы помогли ему собраться, загрузились и в молчании поехали домой. Приехав в станицу, первым делом выгрузили Ивана Авдеевича. Отъехали от его двора, но буквально через десять метров у машины пробило колесо. Пришлось задержаться, чтобы поставить запаску.

Не успел я поддомкратить колесо, как из дома Ивана Авдеевича послышался сильный шум, крики, а потом бухнул выстрел из ружья. После этого на боковой стене дома раскрылось окно, из него выскочил голый мужик, перепрыгнул через забор на соседний огород и скрылся в зарослях малины. А из калитки выскочил озверелый Иван Авдеевич с ружьём в руках и стал оглядываться по сторонам, громким голосом обещая убить подлеца на месте. Сбежались соседи, и кто-то вызвал милицию. Женька тоже туда сходил, чтобы узнать подробности.

Оказывается, хороший друг и коллега Ивана Авдеевича давно пользовался его разъездами по прудам и речкам, чтобы навещать жену заядлого рыбака. Несвоевременное возвращение позволило Ивану Авдеевичу застукать их прямо на месте. Пока он вытаскивал ружьё, любовники разбежались кто куда. На Ивана Авдеевича был составлен протокол и наложен штраф. Когда он остыл, то не стал выполнять данных в гневе обещаний, а просто развёлся с женой.

Об этом случае люди говорили недели две и, что самое странное, приплели туда Женьку. Якобы он и был тем самым любовником. И всё бы ничего, но из-за этого с ним рассорилась его девушка, а ведь дело шло к свадьбе. Вот тогда он мне и высказал:

— Правду говорят, что у тех, кто с тобой на рыбалке побывает, потом всё чертям на радость идёт.

Я ему тогда заметил, что не надо было маячить на месте событий. Стоял бы возле машины, так всё и обошлось бы. Но он, похоже, остался при своём мнении.

Я часто думаю: а может, дело и не во мне? Трудно сказать. Я давно заметил такую тенденцию, если у человека есть возможность переложить на кого-то ответственность за собственные промахи и неурядицы, то он обязательно ею воспользуется. Иначе говоря, если ты куда-то влип, то виноват в этом оказавшийся рядом магический человек Коновалов. Более того, имел место случай использования этой самой рыбацкой магии в практических целях.

Мне было уже за сорок, жил я давно в разводе, и на ту пору работал в детском садике. Нет, не полицейским и не воспитателем. Простым рабочим на все руки — электриком, сантехником и столяром. Кстати, при поступлении затребовали все дипломы. На редкость бюрократическая организация этот РАЙОНО. На всё у них инструкции. Без документа не допустят канализацию чистить. Но во многом они правы, и в данном случае я на их стороне. Дети всё-таки. Правда, там я отношения к ним не имел, и слава богу. Никогда не лез в воспитатели. И вообще. У меня с детьми как-то не очень. Нет, детей люблю, просто знаю, что я неважный наставник, и по возможности держусь от них подальше. Сами дети, напротив, липнут ко мне, должно быть чувствуют мою добрую натуру и то, что я не способен их обидеть.

А современные детки это вам не фунт изюму, даже если им пять или шесть лет. Как-то раз я в корпусе собираю новые кроватки. В помещении никого. Вдруг заходят четыре девочки выпускной группы и ко мне:

— Дяденька Алексеевич! Мы вам частушки хотим спеть. Можно?

— Валяйте.

Судя по всему, они нуждались в зрителях. Надо было видеть, как они это делали! Выстроились в ряд, взялись под ручки, разом топнули ножкой и запели. И не просто, а по канону. Строчку запевает одна, вторую строчку подхватывает другая, а заканчивают все вместе, причём весьма слаженно. Без репетиций так не исполнить. Для садика, с его постоянными занятиями, вроде бы не удивительно. Но когда я услышал, ЧТО они поют, то понял, репетиции были тайные. Частушки были двусмысленные и смешные, но только для взрослых. Что-то типа:

Капитан по морю плавал,

Целый год во все концы,

Тут ему радиограмма,

Что родились близнецы.

Девочки двусмысленностей не понимали, но твёрдо знали, что это не для ушей воспитательницы. А Родиону Алексеевичу спеть можно, он дядька свойский, оценит. Я не скрыл искреннего восхищения, и они ушли гордые произведённым впечатлением.

Детишки любопытны и при всяком удобном случае толпились возле моего рабочего места. Заведующая была строгой дамой и постоянно отгоняла от меня детей, иной раз довольно грубо. Я полагал, что дело в санитарии, и был с ней солидарен. Настоящая причина крылась в другом, но я узнал об этом только спустя время.

Заведующая садиком Светлана Леонидовна — хороший человек, и у нас сложились нормальные рабочие отношения. Но с какого-то момента я заметил, что меня беззастенчиво изживают с рабочего места. Любой начальник знает приёмы выкуривания нежелательного работника и способы придраться так, чтобы человек сам подал заявление об уходе. В Светлане Леонидовне женщина была сильнее администратора, а бороться с предубеждением трудно и по большей части бессмысленно. К тому же пряник был не такой и сладкий, районо никогда не славилось высокими зарплатами, поэтому я не стал объявлять им войну, а плюнул и ушёл оттуда. Я прекрасно знал, что науськала заведующую на меня старшая повариха садика тётя Мариша Дудакова. Возможно, у неё было желание убить меня, но жизнь сурова, и не все желания исполнимы, поэтому она отомстила мне тем, что ей было доступно. Тётя Мариша знала меня с детства и могла рассказать Светлане Леонидовне обо мне немало всяких небылиц. Впрочем, раньше она всегда относилась ко мне хорошо, ведь как-никак я, хоть и невольно, много лет назад устроил ей замужество. Поэтому есть смысл начать рассказ издалека.

В жизни Дудаковых я появлялся дважды. Я вовсе не желал им зла, но каждый раз оказывался в роли пальца на спусковом крючке слепого рока. В первый раз, когда это случилось, мне было одиннадцать лет, и отец был ещё живой.

В ту пору дядя Вася Дудаков жил по нашей улице на углу рядом с пустырём. Работал он шофёром в автоколонне, а жена его была учительницей начальных классов. У них имелся сын Мишка, курчавый мальчик на три года моложе меня. Дом принадлежал дяди Васиной тёще, проживавшей там же. Тёща ненавидела дядю Васю всеми фибрами за то, что он не был интеллигентом, как её дочка, а ещё больше за страсть к голубям. Дядя Вася был голубятником, и этим всё сказано. Диагноз. Это особый сорт людей. Есть очень жизненный фильм «Любовь и голуби». Дяди Васину историю можно назвать «Развод и голуби». Он был старым приятелем отца ещё с довоенных времён. Его сын Мишка тоже старался подружиться со мной. Он был свойским пареньком.

У них имелся хороший садик, и однажды Мишка зазвал меня попастись на крыжовнике. И вот, сидим мы с ним в крыжовнике, лакомимся. А его бабка, от застарелой ненависти злая на весь свет, подкралась к нам и пучком срезанных колючих побегов крыжовника стеганула нас по очереди. Не столько от боли, сколько от несправедливости — мы ведь не хулиганили, меня разобрала злость, и, выходя со двора, я сказал бабке:

— Чтоб тебя, старая карга, всю крыжовником пошкарябало!

Через несколько дней к отцу пришёл дядя Вася с просьбой:

— Алексей, у тебя ружьё в порядке?

— А что?

— Надо убить одного мерзкого котяру. Повадился в голубятник, спасу нет. Всех пискунят вытаскал.

Дядя Вася не счёл нужным сообщить, что это был любимый кот тёщи, но даже если бы он об этом сказал, то вряд ли что-то изменилось бы.

В тот же день они пошли в засаду на кота. Я такое событие пропустить не мог, а Мишка тем более, и мы прицепились к взрослым. Устроились на пустыре. Залегли в бурьяне, откуда хорошо было видно голубятню. Крыша у неё была камышовая, жили ещё бедновато. Мужики с ружьём впереди, немного сзади мы с Мишкой притихли. Неподвижный зной, кузнечики, муравьи, запах травы. У отца было плохо с лёгкими, и он закашлялся. Полез в карман за лекарством и поманил меня рукой:

— Давай ты, Родион, только не промахнись.

Дядю Васю он успокоил:

— Ничего, у него глаз верный.

И вот появился разбойный кот. Озираясь по сторонам, он почти на брюхе крался по гребню крыши. Я тщательно прицелился и спустил курок. Звук выстрела на фоне знойной тишины показался пушечным. Кота я убил. В агонии он пару раз подпрыгнул и сверзился во двор. Оттуда донёсся жуткий, прямо душераздирающий вопль, но не кошачий. Почуяв неладное, мы все бросились в обход на место падения кота. Увиденная нами картина впечатляла.

Оказывается, рядом с сараем, где была голубятня, находился деревянный туалет. Вредная бабка страдала запорами, и её посещения будочки были длительными. На сей раз ничего не подозревающая тёща дяди Васи как всегда расположилась в уютном кабинете, но ненадолго. Прозвучавший рядом громовой выстрел испугал пожилую женщину до паники. Она ринулась наружу, но спущенные рейтузы подсекли ей ноги, и бабка, открыв головой дверь, упала на четвереньки. В это время убитый кот упал с крыши прямо ей на голову и залил своей кровью всё лицо. От ужаса она взвыла и практически вслепую, на четвереньках ринулась по прямой линии напролом. Вдобавок она со страху обгадилась. Занесло её в тот самый крыжовник, куда она забилась и тихо поскуливала. Там мы её и обнаружили. Дядя Вася, брезгливо морщась, вытащил её оттуда за ноги и окатил ведром воды. После этого бабка пришла в себя и начала крыть матом всех подряд. Зато справедливость восторжествовала, так как она вся была исцарапана крыжовником. И с того дня она стала мучиться поносами.

В тот же день бабка закатила дочке грандиозный скандал, и дядю Васю поставили перед выбором — семья или голуби. Дядя Вася выбрал голубей. Этому способствовали два обстоятельства: осточертевшая тёща и слова поварихи Мариши из рабочей столовой о том, что если бы у неё был муж, она никогда не попрекала бы его таким безобидным увлечением, как голуби. Мариша была девушкой перестарком. Ей было двадцать семь лет, и время перебирать харчами ушло. К тому же дядя Вася ей нравился сам по себе. Он был значительно старше её, но в разумных пределах.

Забрав своих голубей, дядя Вася переселился к Марише, и у них вскоре родился сын Дима. Жили они хорошо, можно сказать душа в душу. К тому времени, как я поступил в садик, тётя Мариша уже вышла на пенсию, но, обладая крепким здоровьем, продолжала работать. Лишь одна забота терзала её сердце. Сын Димка в тридцать лет был ещё холост и, судя по всему, даже и не собирался жениться. Ему и так было хорошо. Тётя Мариша и так и сяк, мол, согласны на любой вариант, пусть невеста даже с ребёночком будет, лишь бы женился, а Дима всё это мимо ушей пропускает. И вот, тётя Мариша, слышавшая о моей рыбацкой магии, решила ею воспользоваться, чтобы хоть таким способом женить упрямого сына. Меня она решила использовать втёмную и ничего мне не рассказала о своих планах.

Когда весной просохли дороги, она попросила меня взять с собой на рыбалку Димку. Якобы он давно мечтает заняться рыбалкой, да не знает мест и прочих тонкостей. Мне не жалко, и в условленный воскресный день я заехал к ним ранним утром. Высокий красавец Димка имел унылый вид, двигался вяло, и было впечатление, что мать силком выгнала его на рыбалку.

Я поехал в хутор Восточный, так как путь туда пролегал по трассе. У Димы было две удочки, которыми пользовались при царе Горохе, и, прибыв на место, я привязал к ним новую японскую леску из своих запасов. Насадкой служили выползки и консервированная десертная кукуруза. Не зря говорят, что новичкам везёт. При первом же забросе у Димы на кукурузу попался трехкилограммовый сазан. Я громко помогал ему советами по вываживанию и в нужный момент сунул в его руку подсак, которым он неловко, но вполне успешно вытащил рыбину на берег. От волнения он бросил удочку в пруд, но это уже мелочи. Димка оживился, и вся апатия с него слетела вмиг. Рыбалка захватила его, и с того дня он увлёкся ею не на шутку.

Часов до девяти мы поймали десятка три гибрида. Клёв закончился, и мы отправились домой. На полпути к станице мы увидели стоящий на обочине синий «Запорожец» и голосующую возле него женщину. От хорошего настроения Димку потянуло на добрые дела, и он попросил меня остановиться. Я остановился и спросил:

— Разве ты автомеханик?

— А, ерунда! У моего отца такой же точно. Я его знаю до винтика. Секунда дела.

Дима сходил и осмотрел двигатель «Запорожца», а вернувшись, сказал:

— Там надо зажигание сделать. Некоторое время займёт. Вы, Алексеевич, меня не ждите. Я зажигание сделаю и с ней же до станицы доеду. Свои удочки и рыбу только заберу.

Я знал эту женщину и говорю Димке:

— По большому счёту мне оно без разницы, но на всякий случай предупреждаю: ей сорок пять лет. Ты обратил внимание, что лицо у неё несимметричное и одна нога слегка короче другой? Это после аварии, где она заодно потеряла два ребра и теперь слегка кособока. Её первый муж повесился, второго посадили в тюрьму, и она с ним развелась. А главное, у неё четверо детей, по двое от каждого.

— Алексеевич, зачем вы это мне рассказываете?

— Затем! Если при регулировке зажигания ты будешь помнить эти слова, то может быть и обойдётся.

Не обошлось. В тот день после рыбалки он домой не вернулся и только к вечеру сообщил, что ночевать будет у женщины. В понедельник тётя Мариша явилась на работу в приподнятом настроении. Я рассказал ей всё про рыбалку, а также про Димкино знакомство, но она посчитала его мелким и незначительным дорожным эпизодом. События развивались стремительно. Вечером Дмитрий явился домой, объявил, что встретил женщину своей мечты, и на следующий день они подают документы в загс. Собрал кое-какую свою одёжку в узел и ушёл жить к будущей супруге. Не буду описывать всех драматических подробностей, но когда родители узнали всё о своей будущей невестке, дядю Васю хватил инфаркт. Тётя Мариша, вопреки логике, переложила всё вину за случившееся на меня. И вот так всегда! Я стал для неё врагом на всю жизнь, и в результате её интриг мне пришлось уйти с этой работы. Между прочим, Дима до сих пор живёт со своей дорожной избранницей и катает её на синем «Запорожце» вместе с сыном, которого она родила ему через девять месяцев после загса.

Год спустя у меня состоялся разговор со Светланой Леонидовной. Совпало так, что мы оказались в очереди к нотариусу, и время для беседы нашлось. Вот тогда-то я и узнал от Светланы Леонидовны, что кроме интриг тёти Мариши у неё имелись и другие мотивы, чтобы избавиться от меня. В конторе районо работала женщина, помнившая меня ещё по школе. Вот она и посоветовала заведующей держать от меня детей подальше, иначе, мол, не успеешь глазом моргнуть, как я научу их играть в карты. Я спрашиваю:

— И вы поверили в этот бред?

— Не особенно. Но если откровенно, то, признайтесь, Алексеевич, ведь повод был? Не пустая же это выдумка. Не бывает дыма без причины.

— Да ведь это представлено всё не так.

— Вот видите. А что я должна была думать? И если б только это! За время, которое вы у нас работали, я такого о вас наслушалась, что поневоле стала держаться настороже. И, скажу честно, когда вы уволились, я испытала облегчение. И это при том, что такого хорошего рабочего мы уже не найдём.

— А как эту даму из районо зовут?

— Люсьена Андриановна.

— Ишь ты! Имя редкостное. Когда я учился, в школе была всего одна Люсьена. Должно быть, это она и есть. У неё примета маленькая имеется. Одна щека гладенькая, а другая слегка меленькими оспинками побита.

— Да, что-то такое имеется.

— А как сейчас её фамилия?

— Химиченко.

— Вы это серьёзно? Прямо вот такая фамилия?

— Да. Какие тут могут быть шутки? И чего в ней удивительного?

— Вы даже не подозреваете, как это удивительно. Действительно, от судьбы не уйти.

В этот момент Светлану Леонидовну вызвали к секретарше нотариуса, и она так и не узнала причину моего удивления фамилией Люсьены Андриановны. Дело в том, что в школьные годы у Люсьены было прозвище «Химическая Люся».

Глава XII

Пионеры, карты и кукуруза

К седьмому классу Родион заметно подрос, и у него начали пробиваться усики. За лето он слегка раздался в плечах, отрастил чуб, и теперь ни у кого не повернулся бы язык назвать его «Огудиной», хотя прозвище «Лысый» забылось не сразу.

Первого сентября директор школы спустился из своих заоблачных кабинетных вершин и на втором уроке зашёл в седьмой «Б» класс, где учился Родион. В небольшой пафосной речи он призвал учеников стать более ответственными и дисциплинированными, потому что в этом году многим из них предстояло сделать такой важный шаг, как вступление в комсомол. Его слова воодушевили Родиона. Дело в том, что он давно мечтал стать комсомольцем.

Здесь нужно принять во внимание то, чем он был напичкан в те годы. Сама по себе идеология Родиона не интересовала, его привлекала героическая сторона комсомольской жизни. Этому способствовали книги Аркадия Гайдара и особенно роман Николая Островского «Как закалялась сталь», а про фильмы и говорить нечего. «Александр Матросов», «Они были первыми» и «Добровольцы» смотрелись на одном дыхании. Читая биографии героев комсомольцев, Родион понимал, что эти ребята из особого теста. И если вступление в октябрята и пионеры было рутинной обязаловкой для всех, то вступление в комсомол представлялось ему отбором каких-то особо достойных личностей. А после знакомства с Уставом он понял, что подняться до уровня образцового комсомольца будет очень нелегко. Более того, после нескольких скандальных инцидентов шансов на вступление в комсомол у него почти не осталось.

Всё началось с патриотического урока, на котором Родиону довелось увидеть мать Олега Кошевого. Её привезли в школу рассказать о сыне герое. Даже просто посмотреть на человека, о котором написано в книге, было равносильно тому, как если бы верующему человеку живьём показали святого угодника. Мать советского героя мученика была невысокой, полноватой, но ещё очень бодрой старушкой. Она переходила из класса в класс и отрепетированно рассказывала о сыне, а потом отвечала на заранее подготовленные вопросы. Их задавали назначенные активисты: какие книги читал Олег, изучал ли труды Ленина и тому подобное. Образ Кошевого вырисовывался таким положительным, что казался совершенно недостижимым для подражания. Во всяком случае, для Родиона. Он подумал, что может быть где-то в бытовых мелочах он был обычным человеком, и поднял руку для вопроса. Сопровождающая и руководящая дама из области, не подозревая ничего плохого, указала на него пальцем:

— Давай!

Адель Михайловна стиснула руки, и лицо её приняло страдальческое выражение, но было уже поздно, потому что он спросил:

— Скажите, а Олег маленьким писался?

Дама заревела:

— Чего?

Но старушка грустно улыбнулась, махнула рукой на даму и, снимая напряжение, сказала:

— Нет, конечно.

Это так удивило Родиона, что он переспросил:

— Даже если объедался арбузами на ночь?

Тут мать героя не выдержала, посмотрела на него бешеным взглядом и отчеканила:

— Нет. Он никогда не ел арбузов!

Сказано это было с таким отвращением, как будто поедание арбузов ничем не отличается от доброй выпивки. Потрясённый величием героя, Родион сел на место. О такой силе воли, отвергающей даже безобидный арбуз, он не смел даже мечтать.

Потом, конечно, была разборка. Как ни странно, Адель Михайловна поняла, что Коновалов и не думал издеваться над матерью героя. Она уже знала, что его дурацкие вопросы и высказывания не имеют подтекста, и заступилась перед разъярённым завучем:

— Коновалов — максималист и взял слишком высокий образец для подражания. Думал найти какую-нибудь маленькую слабину у великого человека, чтобы хоть немножко снизить планку, но не получилось. Если уж ему самому перед арбузом трудно устоять, то что говорить об остальном? Он теперь упал духом и полагает, что вообще недостоин комсомола. Нужно дать ему какое-нибудь общественное поручение, исполнение которого вселит в него уверенность и поднимет самооценку.

Завуч наставил палец и сказал:

— Я найду тебе общественную нагрузку, а ты попробуй рыпнись! Пошёл вон, провокатор!

И нашли. На следующий день Родиона назначили пионервожатым в четвёртый «А». Тут есть нюанс. В других местах, возможно, всё было по-другому, но в школе, где учился Родион, пионервожатыми были одни девочки. Мужской пол считал это занятие для себя, мягко говоря, зазорным, и не будь прямого указания завуча, он тоже отвертелся бы от этого дела. А теперь ему приходилось терпеть, в том числе и насмешки приятелей. Однако, если уж Коновалов брался за дело, то старался в полной мере.

Старшая пионервожатая была полненькой, вечно куда-то спешащей старой девой тридцати пяти лет. Зимой она ходила в строгом сером костюме, а летом носила белую блузку с обязательным красным галстуком на груди.

Она прочитала инструктаж и снабдила нового вожатого литературой. Дома он тщательно проштудировал всякие брошюры, особенно по части развивающих игр. Подготовившись теоретически, Коновалов решил не замыкаться на инструкциях, а действовать более естественно, так как не хотел походить на свою бывшую пионервожатую — редкую мымру, нагонявшую на всех уныние заорганизованностью. Позднее, ознакомившись с творчеством поэта и писателя Вадима Шефнера, он узнал, что шёл давно проторённым путём. Коновалов действовал подобно герою повести «Счастливый неудачник», попавшему в такую же ситуацию.

Мария Ивановна, учительница его подопечных, предупредила, что ребята в целом неплохие, но довольно балованные, и с ними надо построже. Представила Родиона классу, и, пожелав успеха, оставила его наедине с ребятами. И надо сказать, дела у него пошли хорошо. Он ведь был ненамного от них и старше, года на три всего, а потому ещё не забыл, что им требуется, и психологию их понимал. Дисциплину поддерживал авторитарным методом. За наглость или стукачество мог отвесить подзатыльник, но не злоупотреблял. В основном действовал на интересе — читал им детективную и приключенческую литературу, а толк в ней Родион уже знал. «Охотники за жирафами» Майн Рида захватили всех, а о пограничнике Карацупе слушали, не шелохнувшись.

Но главное, это вылазки на природу, где разрешалось делать всё то, что учителя запрещали. Родион их не воспитывал, просто ребята весело проводили время под его надзором. Научил играм, которые знал — городки, лапту, чехарду и им подобные. Можно было всё — бегать, прыгать, пускать кораблики в лужах и топить их камнями, лазать по деревьям и бороться под его судейством. Чтобы энергия не пропадала зря, любителей лазания по деревьям Коновалов заставил обрывать семена акации. Потом девочки их лущили, сортировали, а он сдавал. В ту пору шла кампания по заготовке семян деревьев, школьная обязаловка, где Родион многократно превысил норму и побил все рекорды, а четыре с половиной рубля полученной премии честно потратил на своих пионеров.

Было там двое курящих парнишек. Коновалов их не ругал и даже показал несколько способов зажигания спичек. А потом намекнул, что курение вредно для здоровья. Они отвечают:

— Да ерунда это. Мужики все курят, и ничего.

— В том-то и дело, что они взрослые. Им курить можно, ведь у них всё уже выросло.

— Что выросло?

— А то самое. В бане видели? А у вас таким маленьким и останется.

Задумались, и курить перестали. И, скорее всего, он был прав. Гормоны вещь тонкая.

Мария Ивановна была довольна: успеваемость и дисциплина подтянулись, и класс заметно сдружился. Это было неслучайно. Родиону стало известно, что его подшефных терроризируют два хулиганистых шестиклассника. Он собрал мальчиков и вдохновил их сплотиться, чтобы гуртом отметелить обидчиков. Под его руководством они устроили засаду и наваляли мучителям по первое число. Девочки тоже приняли участие в драке. В результате из набора детей возник коллектив. С той поры его пионеров стали бояться. С подачи Марии Ивановны о Коновалове пошла добрая слава, а районная газета «Ленинской дорогой» в одной из заметок о школе напечатала его фамилию.

Эту заметку прочитала мать Шурки Зуба и решила нанять его в репетиторы. В воскресенье привела к Родиону домой зарёванного Шурку и стала просить научить его читать. Только по науке, не подзатыльниками, они это уже пробовали, не помогает. Мол, стыдоба, учится в третьем классе, а читать не умеет. Был бы дурачок, так ладно, а то ведь просто лентяй.

Шурку Родион знал как маленького упрямца. Из разговора с ним он понял, что мальчику скучен и неинтересен сам процесс чтения. Родион его успокоил и сказал, что учить его не собирается, а чтобы родители не ругались, пусть походит к нему домой несколько дней для отвода глаз. Шурка с радостью согласился. У Родиона как раз была книжка рассказов майора Пронина, захватывающие детективы, и чтобы не скучать без дела, он предложил почитать книжку ему вслух, коли он сам не умеет. Чтение Шурку захватило, он слушал, раскрыв рот и не двигаясь. В ожидании продолжения на следующий день он был на месте как штык. Родион начал читать, а затем на самом интересном месте бросил, сославшись на дела. Бедняга чуть не плакал, умоляя почитать дальше, но репетитор был твёрд как скала:

— Интересно?

— Да! Ну, почитай, что там дальше.

— Вот что! Буквы ты знаешь. Бери книгу домой и читай сам, а я тебе не слуга.

Шурка попыхтел, взял книгу и ушёл. А через два дня он уверенно и быстро читал вслух и про себя. Его счастливая мать принесла Родиону гонорар — лукошко яичек. Но радовалась она недолго. Увлёкшись чтением, Шурка забросил другие предметы.

Что интересно, зациклился он на военных приключениях раз и навсегда. Он в жизни не читал любовных романов и чего-то подобного. Недавно Коновалов заходил к нему в гости и просмотрел его библиотеку. Она полностью состоит из военных мемуаров советских времён. Но это так, к слову, а не в осуждение.

Родионова карьера вожатого оборвалась, можно сказать, на взлёте. Погорел он на картах. Однажды он застал троих мальчиков за карточной игрой в «ведьму». Среди них был и Альберт, староста класса, а также признанный неформальный лидер — довольно редкое сочетание. Родион попенял им, но не за сам факт карточной игры, а за её примитивный вариант:

— Вы бы ещё в стуколку сыграли!

Тут-то Альберт от лица остальных и попросил вожатого научить их более интересным карточным играм. Родион подумал и сказал, что, в принципе, можно. Большого греха он в этом не видел, ведь рано или поздно они и сами научатся карточным играм.

Для Родиона слово «организованно» всегда таило в себе какое-то очарование. В отличие от драки обыкновенной, драка организованная как бы уже и не драка, а некое плановое мероприятие. Так почему бы процесс обучения не провести организованно и под надзором? Объяснить ребятам, что большинство карточных игр относятся к вероятностным и зависят от первоначального расклада. Туда же входят азартные игры, такие как очко, бура и тому подобные, играть в которые им ещё рано. А вот чтобы выиграть в тысячу или преферанс, требуется не слепое везение, а расчёт и логическое мышление. Умение это в жизни лишним не бывает, а то, что этих игр не было в инструкциях, его не смущало. Карты не были чем-то запретным. Они продавались в киосках, и большинство взрослых умели в них играть. В школе карты изымались, но точно так же подвергались конфискации любые предметы для посторонних игр, включая карманные шахматы. Коновалов считал карточные игры развивающими играми, которые были гораздо интереснее рекомендуемых в брошюре викторин.

И дело пошло, да ещё как! Для учёбы раздобыли несколько колод карт, и процесс начался. Чтобы никто не мешал занятиям, оставались в классе после уроков. По этой части для любителя Родион был подкован неплохо и научил ребят некоторым играм. Не обошлось без курьёзов. Показывая отрицательную сторону азартных игр, сам того не желая, Коновалов научил ребят играть в буру.

Дисциплине и вниманию на этих уроках позавидовал бы любой учитель. Однажды в класс заглянула старшая вожатая. Родион в это время писал на доске расчёт очков при игре в «Кинг». Она спросила:

— А что это такое?

— Расчёт игры. Вот эта сумма в правом столбике должна совпадать с левым столбиком.

— Что-то я такой игры не помню. А им это интересно?

— Так вы у них и спросите.

На её вопрос класс хором ответил: «Да». Она пожала плечами и ушла.

Отдельно девочкам Родион показал пасьянсы «Косынку», «Радугу» и «Колодец». А двоих особо интересующихся девочек научил гадательному раскладу. Никакой особой тайны из этих занятий он не делал, так как не видел в них чего-то криминального. Поэтому всё всплыло довольно быстро, и грянул гром.

Мальчик по имени Валера похвастался старшему брату, что их в школе учат играть в карты. Брат не поверил, но когда к нему пришли друзья, Валера научил ребят игре в буру, а заодно обчистил их как липок. От злости брат Валеру отлупил, вмешались родители, учинили допрос, и пошло-поехало! Возмущённая мать ринулась в школу. Ей вначале не поверили, но следствие провели. Открывшаяся картина ужаснула педагогов. Собрался чрезвычайный педсовет и Коновалова потащили туда на расправу.

Когда он зашёл в учительскую, то его буквально пронзили разгневанные взгляды наставников. Владимир Степанович заговорил первым:

— Явился, деятель! Коновалов, ты в самом деле учил четвёртый «А» картёжным играм?

— Да. А что здесь такого?

— Восхитительно! Товарищи, он не понимает, что здесь такого! Ответь, Коновалов, чего это тебе взбрело в голову? Зачем ты это делал?

— Так это же развивающие игры.

— Что? Игры? И чего они развивают?

— В основном арифметику. Если взять «Кинг», то там все четыре действия и устный счёт.

Стоящая у окна Адель Михайловна подала реплику:

— Мне недавно Мария Ивановна хвалилась, что последний месяц весь класс поголовно учится по арифметике на одни пятёрки.

Владимир Степанович дёрнулся, но вмешалась зоологичка Клавдия Захаровна:

— Что ещё за «Кинг»?

Родион с готовностью ответил:

— Это игра такая. Вся на расчётах. По-другому называется «Дамский преферанс».

— Почему дамский?

— Это очень упрощённый вариант преферанса, его кусочек, приспособленный специально для усвоения женщинами. Дети тоже быстро схватывают. Клавдия Захаровна, если интересуетесь, то могу вам показать прямо сейчас. Бумаги здесь полно, а карты у меня с собой.

Клавдия Захаровна попятилась:

— Ещё чего! Не нуждаюсь.

— Ну вот! Сами умеете, а спрашиваете.

Под общий возмущённый ропот Владимир Степанович изъял карты и зло сказал:

— Ты что? Издеваешься?

Бывший фронтовик, он был прост в общении, а потому мог не сдержаться и отвесить за наглость оплеуху. Чтобы не попасть под раздачу, Родион стал оправдываться:

— Вот вы ругаетесь, Владимир Степанович, а я, что? Люди интересуются, значит, нужно отвечать. Если буду молчать, так вы ещё больше рассердитесь.

Тут подала голос меланхоличная «иностранка» Зинаида Леонардовна:

— Это ещё что! Известно ли вам, что ученица четвёртого «А» Люба Олейникова в школе гадает на картах, и в клиентах у неё старшеклассницы. Всё как положено, то есть гадает за деньги. Я её застукала, когда она гадала вахтёрше Мироновне. Люба сказала, что её научил гадать пионервожатый Родион.

Клавдия Захаровна воскликнула:

— Боже мой! Коновалов, значит, ты ещё и гадать умеешь?

— Так вам нужно погадать? Извините, не могу. Это женское занятие.

Владимир Степанович раздражённо сказал:

— Товарищи, не задавайте Коновалову вопросов, иначе мы тут свихнёмся.

Кто-то его спросил:

— А как тогда с ним разговаривать?

— С помощью оглобли.

Тут он увидел вздрагивающие от смеха плечи отвернувшейся к окну учительницы:

— А вот Адели Михайловне почему-то весело.

Она повернулась ко всем порозовевшим лицом и проговорила:

— Позвольте мне заступиться за Коновалова. Он педант, а отсюда все недоразумения. Он искренне проявил усердие в порученном деле, но ошибся в выборе средства. И с его точки зрения он ничего не нарушал, так как действовал согласно инструкциям.

Старшая вожатая буквально заревела:

— Это где же он такие инструкции откопал? В тех, что я ему давала, ни слова о картах!

— Именно поэтому. Отсутствие в инструкции запрета на карты Родион воспринял как разрешение. Скажу больше. Коновалову хватило бы устного предупреждения, и он бы его не нарушил. Кто-нибудь из присутствующих хоть раз сказал Коновалову, что карты в школе запрещены? Чего ж вы от него теперь хотите?

Это заступничество смягчило удар, но Родиона всё равно с треском изгнали из пионервожатых и поставили тройку по поведению. Судя по всему, эта тройка была местью за невысокое мнение о женском интеллекте в области карточных игр.

Затем последовал вызов к самому директору. Недовольно прищурившись, он сказал:

— Ты, Коновалов, использовал популизм. Ничего нового в этом нет. Способ приобрести дешёвый авторитет. Да ладно. Поговори со своими бывшими подопечными, успокой их, а то не принимают новую вожатую. Но способности у тебя имеются. Если захочешь стать педагогом, я лично тебе в этом помогу. Подумай.

Родион обещал подумать, но честно сказал, что к воспитательной работе на данный момент испытывает отвращение. А после новогодних каникул ко всем Родионовым грехам добавилось «провальное дело». В прямом смысле.

Времена были хрущёвские, кукурузные. Происходили всякие изменения и внедрения, а по районам ездили разъяснители политики партии. Всем учителям и школьникам уже было известно, что по указанию свыше колхоз «Звезда», расположенный к северу от станицы, выделил школе опытное поле для особо урожайной гибридной кукурузы.

На Дону кукуруза не являлась чем-то диковинным. Её издавна сажали на корм скоту, но в умеренных количествах, так как главными культурами были пшеница и ячмень. На приусадебных участках иногда выращивали особый сорт кукурузы с глянцевыми зёрнами для изготовления попкорна или, по-местному, пуканки. Диковинным было то, что теплолюбивую кукурузу объявили главной зерновой культурой в северной стране и принялись распространять без чувства меры. И это мягко сказано. Размеры властного холуйства поражают. Все колхозники, от рядовых до председателей, понимали, что райкомы занимаются ерундой и заставляют идти против природы, но были вынуждены исполнять нелепые приказы. В стране не нашлось ни одного учёного или академика, который бы объяснил банально неграмотному Никите Сергеевичу, что он порет чушь. Невероятно, но факт, пропаганда всеми средствами прославляла распространение кукурузы в северных областях вплоть до Заполярья. Родион несколько раз видел агитационный мультфильм пятьдесят восьмого года под названием «Чудесница». Там кукурузный початок со слезами прощался с буряком, арбузом и тыквой на перроне вокзала. Те уговаривали его остаться, но идейная кукуруза не поддалась на уговоры и села в идущий на Крайний Север поезд.

Как раз по этому поводу в школе ожидалось выступление представителя обкома, вдохновляющее молодое поколение на осваивание кукурузных площадей. Представителем оказалась солидная, килограмм под сто весом, партийная дама средних лет. Одета она была в строгий голубой костюм с длинной юбкой и белой кофточкой. Сохраняя каменное выражение на лице, с папкой в руках она слоном протопала в кабинет директора.

Все засуетились. Седьмой «Б» класс был дежурным по школе, а потому непосредственно занят подготовкой к собранию. Родиону выпало мыть полы на сцене. И тут он наступил на «играющую» доску. То есть с виду пол нормальный, но если наступить на эту доску, то она провалится. Сойдёшь с неё, станет на место. Форменная ловушка. Сцена была сколочена из простых не шпунтованных досок шириной около десяти сантиметров. Самый кончик этой доски отломился из-за косослойной структуры древесины. Родион тут же сбегал и позвал завхоза Михайловича. Тот пришёл, осмотрел и сказал, что эту доску нужно заменить, но уже после собрания, а пока, чтобы никто не покалечился, временно установить под неё деревянную подпорку изнутри. Замерив высоту, он пошёл отпиливать нужный брусок, а Родиону велел ждать его возле запасного выхода, откуда можно было попасть под сцену. Взрослому человеку залезть под низенькую сцену было очень трудно, и Михайлович решил привлечь к этому делу подростка.

В пространстве за сценой был слышен только шум в зале, но что там происходит, можно было только догадываться. Михайлович замешкался, и к тому времени, как он пришёл, на сцене уже стоял накрытый кумачовой скатертью стол, за который рассаживался маленький президиум с партийной дамой в середине. Её стул был в опасной близости от нехорошей доски. Завхоз дал юному плотнику молоток с гвоздями, обрезок бруса и напутствие. Родион по-пластунски отправился под сцену практически на ощупь. В поисках нужного места он постукивал молотком по лагам. Директор начал говорить вступительное слово, но, услышав стук под ногами, в недоумении замолчал. Важная дама тоже забеспокоилась и вместе со стулом отодвинулась от стола. Напрасно она это сделала. Задние ножки её стула точно попали на злополучную доску. Под её массой доска сразу провалилась, и тётка рухнула навзничь. В падении она ухватилась за скатерть и сдёрнула её на себя вместе с находящимся на столе графином. Вода из графина залила ей юбку в интересном месте. Родиону прищемило руку, и он громко ойкнул, но его возгласу было далеко до её визга. Дама верещала так, что закладывало уши. Короче говоря, выступление провалилось. Когда в учительской её отпаивали валокордином и сушили юбку, она божилась, что в станицу больше ни ногой. А когда Родион, весь в пыли, выбрался из-под сцены, его поджидал целый синклит. И хотя завхоз Родиона оправдал и даже похвалил, всё равно на него смотрели как на врага.

И в завершение темы. Хотя ребята так и не услышали вдохновляющей речи, кукуруза в том году на школьном поле уродилась на славу. Урожай был такой большой, что из-за этого возникли неприятности. Это ещё одно доказательство, что лучшее враг хорошего, а большее хуже нормального. Школьники брали количеством. Трудовыми десантами численностью до трёхсот человек поле содержалось в идеальной чистоте. Агротехника соблюдалась до запятой, да и погода не подкачала. А осенью всей школой, отложив занятия, выехали собирать небывалый урожай. Собирали вручную, складывая отборные початки в мешки, которые затем высыпали в бурты прямо на поле. Сделав дело, ученики вернулись к своим занятиям, а у колхозного начальства возникли проблемы. Никто не ожидал с этого поля обильного урожая, и для собранной кукурузы не было подготовлено складского помещения. То есть её просто некуда было девать. Пока решали этот вопрос, пошли дожди, превратившие степные дороги в сплошную грязь. Теперь на поле можно было добраться только на гусеничном тракторе. Какую-то часть кукурузы растащили хуторяне, но всё равно её оставалось ещё очень много. В конце концов лишнюю кукурузу решили закопать на месте, и поле было перепахано вместе с урожаем. Шито-крыто, и концы в воду. Однако зимой на это поле явились дикие кабаны. Они пришли не только из окрестных районов, но даже из соседней области пожаловали. За кабанами пришли охотники, а за ними охотоведы. Кому-то из них случайно выстрелили по машине, разгорелся скандал, а при расследовании всплыло захоронение кукурузы. Кое-кому оно дорого обошлось. Но всё это будет после.

Глава XIII

Почётная грамота

Грамота пришла в школу по почте казённым письмом из райисполкома. Она была типовой формы, но изначально предназначалась для победителей какого-то производственного соцсоревнования. Там было написано: «Ученик 7 «Б» класса Родион Коновалов награждается за успехи», дальнейший текст зачёркнут и от руки добавлено: «в тимуровской работе как образцовый пионер». Печать, число и подпись. Эта грамота привела школьное начальство в смущение. Дело вроде бы пустяковое, но ведь оно политическое.

Толку от почётных грамот не было, но эти красивые бумаги были реальностью времени, а потому ребята в них разбирались. Грамоты вручались торжественно и по заранее организованному поводу, то есть это был отработанный ритуал. Родионова грамота никаким боком туда не вписывалась. Она была не ко времени и не к месту. Торжественное вручение выглядело бы довольно нелепо своей неожиданностью, так как тимуровского движения на тот момент в школе не было. Пионерская работа, конечно, велась, но в тот период шла кампания по сбору металлолома и распространению книг. А ещё сбивала с толку расплывчатость формулировки. Награждают за конкретные поступки. Нельзя же было вручить почётную грамоту за то, что Коновалов образцовый пионер. Главное, ни с того ни с сего, просто так. А в чём именно его образцовость, осталось бы загадкой. Проделать это без шума, келейно, тоже не годилось, возникали нехорошие вопросы.

Родиона вызвали в учительскую для выяснения, но оказалось, что он и понятия не имеет о причине награждения. Более того, в происходящем он заподозрил интриги и попытку обвинить его неведомо в чём. Это загнало учителей в тупик. Высказалось даже предположение, что это неумная шутка, фальшивка или подлог, но звонок в исполком этого не подтвердил. Служащие исполкома о существовании грамоты знали, но за что она и почему, знал один председатель. В конце концов директор лично позвонил председателю, но, как ни странно, разговор эту ситуацию не прояснил. Председатель, узнав о чём речь, спросил:

— Вы уже вручили грамоту Коновалову?

— Нет ещё, мы же не знаем, за что именно.

— Там же русским языком написано.

— А что конкретно он совершил?

— Разве Коновалов вам не рассказал?

— Нет, он говорит, что и сам не знает.

— Хороший паренёк! Это он от скромности. Ну, если он не хочет подробности открывать, тогда и я не буду. Неудобно как-то. Извините, у меня дела.

И он положил трубку. Тогда директор приказал узнать от Родиона правду любой ценой, кроме побоев. Об этом было отдельное замечание:

— Я знаю, что при взгляде на его невинную физиономию почему-то возникает желание дать ему по шее.

После занятий Родиона снова вызвали в учительскую. Максим спросил:

— Чего они тебя таскают?

— Да какой-то гад наградил меня грамотой неизвестно за что, а они теперь ищут виноватых и разбираются, что к чему.

— Не повезло тебе. Может, устроим ему что-нибудь? Узнаем, кто такой, и тогда…

— Подождём, может, всё ещё утрясётся.

На сей раз Владимир Степанович вёл допрос более основательно. Хотя уроки закончились, учителя не расходились и с явным интересом слушали беседу. Адель Михайловна временами отворачивалась и трясла плечами, но Родиону было не до смеха. Завуч приступил:

— Всё у тебя, Коновалов, как-то не по-людски. В кои веки наградили, а ты даже не знаешь за что.

— Не знаю, хоть убейте.

— А кто знает?

— Кто наградил, тот и знает. У него и спрашивайте.

— Слушай! А ты вообще знаком с председателем исполкома?

— Откуда? В жизни с ним не встречался.

— Но как же так? Он называет тебя хорошим парнем, значит, откуда-то ты ему известен. Значит, вы где-то с ним пересекались. Почему ты это скрываешь?

— Я не скрываю.

— Тогда как это всё объяснить?

— Не знаю. Может, он за мной шпионил? Я не могу больше ничего придумать.

— Стоп. Кажется, дошли до бреда. Ладно. Допустим, вы незнакомы. Тогда, что? Может быть, ты, Родион, затеял какое-нибудь паскудство, да не рассчитал и по ошибке подвиг совершил? А теперь из-за этого не хочешь признаться?

— Не надо наговаривать, Владимир Степанович. Я ж не злодей какой, чтобы паскудством и подвигами специально заниматься.

— Ты хочешь сказать, что иногда, для разнообразия совершаешь добрые дела?

— Да постоянно! Не человек я что ли? Вот недавно кота с дерева ночью снял. Сердце у меня отзывчивое, да и орал он здорово, спать не давал. Другой бы его камнем навернул, а я себе такого не позволяю.

Некоторое время завуч смотрел отсутствующим взором, затем ожил и, хлопнув ладонью по столу, воскликнул:

— Вот оно! Всё просто. Тимуровская работа! Надо было сразу от этого плясать. Родион, тебе недавно случалось помогать ветеранам войны?

— Было дело.

— Значит, всё ясно. Кто-то из них написал в исполком письмо с благодарностью, а там отреагировали.

— Вот, гады! Их выручаешь, а они кляузы начальству катают. Узнаю кто, мало не будет.

— Но-но, Коновалов, тише на поворотах! Люди отблагодарить тебя хотели, можно сказать от души. За то, что ты им дровишек наколол, водички принёс и всё такое.

— Ещё чего! Стану я им дрова колоть! Своих дел полно.

— А чем же ты им помогал?

— Да по-всякому. Дед Котях один раз так напился, что потерял свою деревянную ногу. А я нашёл её и вернул хозяину. Или вот Жеребцов. Тот вообще по пьянке в колодец свалился. А дома никого, все на работе. Иду я по улице и слышу такие странные крики о помощи, как будто из-под земли. Ну, я туда, а он уже слабеть начал, бедолага. Как он туда сверзился, не знаю, но вытягивал я его оттуда минут двадцать. Только начал первый раз ворот крутить, а цепь как лопнет, да обрывком его по башке — враз протрезвел! А потом дело пошло. Только он вывалился из сруба, мокрый, зубами щёлкает, и сразу к бутылке. Про меня и забыл. Такой навряд ли будет властям писать.

А для некоторых я стал вроде помощи красного креста. Алкоголика Сидорчука от смерти два раза спас. Иду в школу, а он меня зазывает. Вид у него жуткий. Говорит, что если сейчас не похмелится, то умрёт. А на столе нераспечатанная бутылка со стаканом. Его рука и голова тряслись так, что он не мог откупорить бутылку. Да что там! Он не мог даже налить в стакан и выпить. Пришлось помогать. Одной рукой я держал его за голову, чтобы не тряслась, а другой заливал водку. Ничего, ожил. А в другой раз ещё хлеще. Зазвала меня его жена тётя Таня. Она тоже хорошо выпивает и с утра уже поддатая. Она мне говорит, что Сидорчук кончается — лицо синее, хрипит и водки проглотить не может. Должно быть кровоизлияние. Я ей советую вызвать скорую помощь. Тётя Таня не возражает, но просит меня зайти посмотреть, живой ли он, а то она по утрам покойников боится. Главное, вечером не боится, а утром — да. Я зашёл, глянул. Живой, но вид неважный, глаза на лоб вылезают прямо как у рака. Присмотрелся я, а у него на шее тесёмка от занавески кроватной закрутилась и душит его. А он думает, что это кровоизлияние так действует. Срезал я эту тесёмку, и он сразу ожил. Уж как обрадовался! По сей день не просыхает, спасение празднует.

А про трёх богатырей и рассказывать не хочу. Срамотища.

— Коновалов, значит, ты над пьяницами шефство установил?

— Причём здесь пьяницы? Случается и трезвых выручать. Совершенно трезвый дед Обозов залез в деревянную бочку попариться и застрял. Бывают такие ловушки. Засунешь куда-нибудь палец, а оттуда никак. Вот был случай на речке. Один пацан на спор засунул голову между ног. Засунул голову под коленку, а назад никак. Лежит скрюченный, выпрямиться не может. Хорошо, что на речке был опытный мужик, который знал, что надо делать. Он дал этому ловкачу хорошего пинка по заднице, и тот сразу развязался. Вот так и дед, в бочку залез, присел на корточки, а вылезти обратно не может, собственные ноги не дают распрямиться. И пинка ему дать невозможно, дно мешает.

Радикулит

Бухгалтер на пенсии, худой очкарик Епифан Обозов мучился радикулитом. Его жена, толстая скандальная бабища пятидесяти семи лет, которую все почтительно звали Тимофеевной, считала радикулит всего только лёгким недомоганием. По её мнению эта болезнь дней за десять и без лечения должна была пройти сама собой. Дед Обозов был другого мнения, но энергичная супруга всегда побеждала его в спорах.

Накануне Тимофеевна заставила его вытащить из подвала деревянную бочку для ревизии. Дед ещё только спускался в подвал, когда его прихватила поясница. Недовольная Тимофеевна попросила двух соседских мужиков о помощи, и они вытащили из подвала и бочку, и деда. Вечером дед не пошёл на соседнюю улицу, где возле двора одного из местных пенсионеров мужики регулярно «забивали козла». Его товарищ и напарник по игре в домино забеспокоился и пришёл к нему домой узнать причину неявки. Услышав про радикулит, он посочувствовал деду Епифану и дал ему хороший рецепт от этой напасти. Нужно было принять несколько ванн с горчицей и отваром коры конского каштана. Мало того, этот дедов приятель сходил домой и принёс готового отвару в трёхлитровой банке. Его жена тоже лечилась от радикулита этим способом и отвара заготовила в достатке. Но всё было не так просто. Из всего набора у деда не было главного — самой ванны. А в больницу идти не хотелось. Дед боялся уколов.

На следующий день страдалец кое-как с посохом в руке выбрался на парадное крылечко и с кряхтением присел на лавочку. Он помянул нехорошим словом злополучную бочку и вдруг вспомнил, как в детстве купался в такой же. И подумал, что эта бочка вполне может заменить ванну. Будь супруга дома, ему такая мысль и в голову бы не пришла, потому что данная бочка использовалась для сезонных заготовок. Но в этот день Тимофеевна запланированно ушла к дочери, а такие визиты, как правило, затягивались надолго. Деду стало обидно, что его здоровье ценится ниже каких-то солёных арбузов, и он решил использовать бочку в лечебных целях явочным порядком. Правда, для осуществления этой затеи нужны были помощники. И тут он увидел идущего по улице Родиона. Кандидатура постороннего мальчика казалась вполне подходящей. Натаскает парнишка в бочку воды, да и пойдёт себе дальше. К тому же дед знал, чем заинтересовать данного подростка.

Дед Обозов с Родионом до этого не общались, но в лицо друг друга знали. К тому же дед Епифан знал, что Родион любитель рыбалки, так как не раз видел его с удочками. И когда Родион поравнялся с крыльцом, дед его позвал:

— Эй, молодец! Зайди-ка сюда.

Родион зашёл во двор, подошёл к крыльцу и поздоровался. Дед спросил:

— Тебя ведь Родионом кличут?

— Да.

— Ты сейчас куда идёшь?

— В магазин. Баба Анфиса послала.

— Вон ты чей. То-то я тебя часто здесь вижу. Ты сильно торопишься?

— Ну, не знаю. Обыкновенно. А что?

— Мне поясницу скрутило, еле хожу. Видишь в конце двора корову под навесом, а рядом сарай?

— Вижу.

— Там, в сарае на стенке справа висит бамбуковое удилище. Сходи, принеси его сюда.

Через минуту Родион подал деду в руки названный предмет. Дед спросил:

— Нравится удилище, Родион?

— Ничё. Нормальное.

— Если ты мне поможешь, то я тебе его отдам.

— А чего надо делать?

— Вон в ту бочку возле подвала воды из бассейна натаскать, а потом разбавить её кипятком.

— И всё? Да это я мигом. Показывайте, дедушка, где что лежит.

Хотя и не новое, но доброе удилище для Родиона было выгодным приобретением, ради которого можно было задержаться и немного поработать. Родион бросил пустую сумку на крылечке и приступил к делу.

Он набрал воды в большое цинковое ведро и опустил туда кипятильник. Пока вода грелась, он налил полбочки дождевой воды из бассейна, и уже через полчаса всё было готово для лечения. Когда Родион узнал, для чего деду нужна тёплая вода в бочке, то удивился не сильно. Ему и самому доводилось купаться в бочках, правда, больших и железных. В этот раз его смутили размеры дубовой емкости, и он сказал:

— Дедушка, эта кадушка для вас узкая. Не поместитесь.

— Ничего, помещусь. Я не толстый.

Родион принёс из кухни табурет и маленькую скамеечку. По этим ступенькам с помощью Родиона дед забрался в бочку и присел в тёплой ласковой воде. Родион долил теплой воды до уровня его груди и вылил туда лечебный отвар. В невесомости боль слегка утихла, и дед Епифан от удовольствия закрыл глаза.

Идти в магазин с удилищем было неудобно, поэтому Родион сказал:

— Ну, вы тут парьтесь, а мне в магазин надо. Я удилище возле крылечка положу, а на обратном пути его заберу.

— Хорошо, Родион. Потом заберёшь. Калитка не заперта.

Родион схватил сумку, хлопнул калиткой и припустил в магазин.

Дед Епифан блаженствовал недолго. Он вспомнил про лежащую на табуретке горчицу и потянулся её взять. Но это движение нарушило равновесие, спина упёрлась в дубовые клёпки, а тело съехало вниз до самого дна. Дед погрузился в воду до самого подбородка и с ужасом понял, что не может встать на ноги. Родион оказался прав. В тесной бочке его заклинило. Теперь он мог видеть только кусок неба и вершину растущей во дворе шелковицы. Оставалось ждать и слушать. Дед носил очки, но на слух не жаловался. Время шло, вода остывала, но в конце концов дед услышал хлопанье калитки.

Родион отнёс покупки бабушке Анфисе и тут же припустил домой. По пути он зашёл во двор Обозовых и уже протянул руку к удилищу, как вдруг услышал странно детонирующий возглас: «Эй, люди». Родион почуял неладное и прошёл к знакомой бочке. Подойдя ближе, он увидел сидящего по горло в воде страдальца и здорово ему удивился. Дед, увидев Родиона, обрадовался:

— Слава тебе господи, пришёл. Помоги, Родион, выбраться отсюда.

— А что случилось?

— Встать не могу.

— Ноги отнялись? Тогда я бегу вызывать скорую помощь.

— Не надо никуда бежать. Я просто застрял в тесной бочке. Выпрямиться не могу.

— Ну, тогда другое дело. Сейчас.

Родион тут же забрался на бочку, схватил деда за руки и потянул вверх. Позвоночник отозвался резкой болью, и дед завопил:

— Отпусти, не тащи, дьявол! Больно, спасу нет!

Драматические обстоятельства сближают людей, и незаметно для себя Родион перешёл на «ты». Спрыгнув с бочки, он жизнерадостно сказал:

— Не переживай, дедушка, я тебе помогу. Сразу не получилось, но ничего страшного. Придумаем, как тебя вытащить из этой чёртовой кадушки.

Родиона охватил азарт творца добрых дел, и он развил кипучую деятельность. Самый эффективный и безболезненный способ освобождения напрашивался сам. Родион предложил просто-напросто разобрать бочку. Дед не подозревал, что его ждёт дальше, и с таким радикальным предложением не согласился. Впоследствии он сильно об этом пожалел.

Родион пожал плечами и сказал, что немного автола, вылитого деду на спину, уменьшило бы трение и способствовало освобождению. Дед ужаснулся и сказал, что бочка пищевая. Родион тут же поправился и сказал, что подсолнечное масло тоже сгодится. Деду идея понравилась, и он рассказал, где на кухне стоит восьмисотграммовая бутылка с маслом. Родион быстренько наведался в кухню и принёс тёмно-зелёную бутылку с густой жидкостью. Но перед смазкой нужно было вылить из бочки воду. Родион не стал церемониться. Он приказал деду задержать дыхание, поднатужился и перевернул бочку набок. Вода разом вылилась, и бочка сильно полегчала. Родион откатил её вместе с сидельцем на сухое место и снова поставил на дно. Дед изо всех сил держался руками за край бочки, стонал и матерился в пространство.

Родион дал ему полотенце и помог вытереться, а потом открыл бутылку и вылил масло деду на спину. Тут же выяснилось, что у масла не подсолнечный запах. Дед принюхался и заголосил:

— Ты чего наделал? Это же касторка. Я с таким трудом достал её для коровы.

— Ну вы даёте! Кто ж касторку на кухне держит? Но ничего. Зато теперь, дедушка, можешь не бояться, что бабка по ошибке тебе на ней картошки нажарит.

Увы, касторка не помогла. Но Родион был полон оптимизма. Он сказал деду, что будет вытаскивать его по законам физики. Он нагрел в чайнике воды, вылил её в большую миску и накрошил туда хозяйственного мыла. Затем эту мыльную тёплую воду небольшими порциями вылил на бочкового пленника. Дед слегка расслабился, но тут Родион неожиданно окатил его холодной водой из цинкового ведра. Дед зашёлся в матюгах:

— Сказился, чёртов сын!

— Эх, не подействовало. Должно быть, вода не слишком холодная. Хорошо бы льдом.

— Чего не подействовало?

— По физике при нагревании тела расширяются, а при охлаждении сжимаются. Я думал, что ваше тело при охлаждении сожмется, и откроются зазоры.

— Да ты сдурел! Я тебе не железяка, которая от нагревания расширяется и наоборот.

— Ну, не ругайся, дед. Я же для тебя стараюсь как лучше. Теперь я понял, что требуется. Тебя нужно не тянуть из бочки, а сделать рывок. Это как зуб выбить — секунда боли, и ты уже шепелявишь. А рывок надо делать через блок.

Дед со страхом глядел на юного энтузиаста спасателя. Он понял, что готовится новая пытка, и отказался от неведомого блока. Родион сказал:

— Ну, тогда я и не знаю. Остаётся одно. Давайте я позову соседских мужиков или вызову пожарных. Там мужики здоровые, рывок сделают без всякого блока. Пикнуть не успеете.

Лишние свидетели деду Епифану были нужны меньше всего. Ведь если бы кто-нибудь из соседей увидел его в таком унизительном положении, он стал бы героем анекдотов на долгие годы. Поэтому дед сказал:

— Погоди, Родион. А что там насчёт блока?

— Так это я фигурально. Я имел в виду принцип блока. Вон на вашей шелковице ветка в сторону выросла, как специально. Развилка на ней удобная и высоты до неё метра три всего. Я в сарае верёвку видел. Перекину её через эту развилку, вот и тебе и блок. За один конец ты ухватишься, а за другой я дёрну, вот и получится рывок.

— А у тебя силы хватит? Ты же легче меня.

— За это, дед, не переживай. Я ж не собираюсь тебя перевешивать, а дёрнуть верёвку силы хватит.

Родион не стал говорить деду, что рывок будет делать корова. В ожидании техника-осеменатора бурёнку второй день не выпускали на пастбище. Он бесцеремонно перевернул бочку набок и с матерящимся дедом внутри перекатил её под дерево, а затем поставил на дно под выбранной в качестве блока толстой веткой. Принёс из сарая моток верёвки, залез на дерево и перебросил один конец через ветку. Верёвка была прочной, но не очень толстой. Было ясно, что во время рывка дед выпустит её из рук. Корова была привязана к яслям длинным налыгачем, представляющим собой прочный матерчатый тканый ремень шириной около трёх сантиметров. Складной нож всегда в кармане. Родион отхватил метра полтора налыгача и привязал его к свисающему концу верёвки большущим узлом. Затем он обвязал налыгачем дедовы руки аккуратной двойной петлёй. Сделано это было для безопасности кожи рук. Верёвка наверняка бы нанесла раны и ссадины.

Дед не знал, что делается у него за спиной, и обречённо ждал «рывка». Родион вывел из стойла корову и накинул ей на шею другой конец верёвки, завязав его большой неподвижной петлёй. Скомандовал деду: «Будь готов» и стегнул корову лозиной. Как и ожидалось, она затрусила в направлении стойла. Слабина верёвки быстро выбралась, и корова произвела рывок. Дед как пробка вылетел из бочки и повис в двух метрах над землёй. Корова почуяла сопротивление, остановилась и начала отступать. Дед соответственно опустился на полметра и завис окончательно, потому что узел налыгача застрял в развилке дерева. Родион тут же привязал корову к яслям и бросился к дереву. Там он первым делом откатил пустую бочку в сторону, чтобы дед снова в неё не упал. Затем метнулся и срезал верёвку с коровы, которая меланхолично сунула морду в кормушку. Дед Епифан беспомощно висел на ветке и крыл Родиона на все корки, уверяя, что бог помутил ему разум, когда он решил связаться с чёртовым пионером. Родион не пререкался, он действовал. До земли было метра полтора, то есть не слишком высоко. Но только Родион залез на дерево, чтобы срезать налыгач, как открылась калитка, и зашла дедова супружница. Когда она увидела висящего на дереве своего совершенно голого деда, то коротко проверещала в поросячьем диапазоне, закатила глаза и впервые в жизни повалилась в обморок. Родион перерезал налыгач, и дед шлёпнулся в лужицу из бочковой воды. Когда руки были развязаны, оказалось, что левое плечо у деда вывихнуто. Родион сказал, что может вправить вывих, но дед таким страшным голосом отказался от помощи, что лекарь-энтузиаст попятился к калитке. Опираясь на здоровую руку, дед поднялся на ноги, выпрямился во весь рост и двинулся на Родиона со словами:

— Я тебе сейчас вправлю! Так мозги вправлю чёртову сыну, что и дорогу сюда забудешь! Такой добрый налыгач изрезал.

Родион вдруг остановился и сказал:

— Дед, а радикулит-то у тебя пропал!

Дед застыл на месте и схватился рукой за поясницу. Она и в самом деле не болела! Родион воспользовался замешательством, схватил честно заработанное удилище и выскочил на улицу.

Рассказ о ветеране Обозове Родион закончил словами:

— Ладно, без его спасибо я как-нибудь проживу, но зачем же ещё и нарекания? Ведь больше всего он ругал меня за изрезанный налыгач. Где логика? Ведь самое интересное, что выдёргивание из бочки пошло ему на пользу и вылечило радикулит.

Родиону казалось, что достаточно общих сведений о происшествии, но давящиеся от смеха учителя требовали подробностей. Серьёзным оставался только завуч. Родиону тоже было не до смеха. Он тоскливо поглядывал на дверь, но дисциплинированно отвечал на вопросы:

— Тебя часто ругают за оказание помощи?

— Можно сказать, через раз. Нелегко совершать добрые дела, потому что редко они обходятся без нареканий. Вот когда я бабу Кулю Зенитчицу тащил, так потом опять нарекания выслушал.

— Это которая на войне зенитчицей была?

— Она самая, Акулина Петровна.

— Она ведь женщина в годах. Куда ты мог её тащить?

— Не куда, а откуда. А тому, что с ней случилось, возраст не помеха. По словам бабы Кули, зять её — природный мерзавец. Он специально так отремонтировал полы в туалете, что когда она зашла в будочку по большому делу, они провалились вместе с бабой Кулей в яму. Хорошо, что там всего по пояс было. Сама она выбраться не может, а дома никого. А я в школу иду по улице и слышу такие странные крики о помощи, вроде как из-под земли. Захожу, а там! Ну, я быстро верёвку нашёл, бельевую срезал, обвязал бабку петлёй подмышками и как рыбку из зимней лунки выволок. Хорошо, что баба Куля не толстая, а то намучался бы. Потом на неё вёдер десять воды вылил, и ничего, очухалась старушка горемычная.

— А почему нарекания?

— Так нарекания были от Адели Михайловны за опоздание. А разве можно про такое перед классом рассказывать. И без того с Мюнхгаузеном сравнивают. Да и о женщине трепаться ни к чему. Со всяким может случиться. По сортирам нам до городской культуры ещё далеко.

— Родион, я вижу, что паренёк ты отзывчивый, но истории твои какие-то приземлённые, на грамоту не тянут. Согласен?

— Конечно, согласен! Сидорчук, который на войне руку потерял, и в самом деле временами приземляется, а которые и ниже уровня поверхности земли оказываются, вроде того Жеребцова. Так ветераны редко в беду попадают на высоте, немолодые уже, чего им там делать? Хотя, бывает.

Дед Федот, который в мотне живёт, тупичке Заречном, в такую высотную беду и попал. Однажды полез он на горище сажу потрусить. И ничего бы не случилось, если бы не его жена. Бабка Нюша ведь глухая как пень, да к тому же в то утро не заметила, что дед отправился на чердак. Более того, она перепутала дни и подумала, что дед, работавший сторожем в правлении, ушёл на дневное дежурство. А тут пришёл сосед и, зная о бабкиной глухоте, написал на бумажке, что просит лестницу на пару дней. Бабка не возражала, и тот унёс лестницу. Дед Федот работу сделал, а слезть на землю не может. Так и просидел на чердаке весь день голодный, пока я не появился. Ох, и матерился он, даже охрип. А что толку? Она ж ничего не слышит, ходит себе по двору, а вверх даже и не глянет. Соседи в некотором отдалении живут, но его ругань слышат. Да только они к ней привычные и внимания не обращают, так как он часто бабку кроет.

Я в тот вечер, грешен, заглянул к ним на огород клубники попробовать. Ругань не в диковинку, но тут я увидел летящие с чердака кирпичи. Подхожу ближе и наблюдаю. Баба Нюша снимает бельё с верёвки, а дед Федот боровка печного разбирает и кирпичами пытается огреть свою бабку, чтобы хоть так на себя внимание обратить. А может, и убить её хотел, но было далековато, и получался недолёт. Я его успокоил и принес лестницу. Он спустился на землю и первым делом отлупил глухую тетерю. А мне в знак благодарности разрешил пастись на клубнике в любое время.

А вот Фёдоровна, которая тётя Маши Рыбкиной, моей одноклассницы, попала в беду на небольшой высоте, совсем ерундовой, но плотно. Она, между прочим, тоже фронтовичка. В окопах не сидела, на прачечном пункте была, но медаль «За отвагу» имеет. Живёт она одиноко и чудно. На чердаке кухни устроила склад всякого хлама, в основном из бутылок, и чуть ли не ежедневно его пополняла. В тот день она тоже залезла туда с бутылками, но слабое перекрытие из камыша, обмазанного глиной, не выдержало, и Фёдоровна провалилась сквозь потолок до пояса. Застряла в этом странном положении так, что ни туда и ни сюда. Она кричала в пространство, да всё без толку. Только через два часа её обнаружила племянница Маша. Выскочила на улицу, а там я иду. Вот она и попросила меня помочь. Давай, мол, подтолкнём тётю снизу вверх, она и выберется. Но я поступил проще. Схватил её за ноги и что есть силы дёрнул вниз. Получилось с первого раза. Женщина с воплем рухнула на пол, но там было невысоко, и с ней ничего не случилось. Зато потолок наполовину обвалился, оттуда посыпались бутылки и большей частью разбились. Фёдоровна страшно на меня обозлилась, и не знаю, чем бы кончилось дело, но я вовремя сбежал. И если кто писал в исполком, то только не она.

Глядя на завуча серьёзным взглядом, Родион сказал:

— Владимир Степанович! Вы ведь тоже фронтовик. И если вдруг попадёте в беду, а я буду рядом, то не сомневайтесь, приду на помощь и выручу завсегда.

Тот даже отпрянул от стола и говорит:

— Спасибо тебе, Коновалов, на добром слове, но после твоих рассказов я буду как можно дальше обходить все колодцы и сортиры, а на чердак меня теперь и калачом не заманишь.

Грянул общий хохот, но Родион перенёс его легко, ведь смеялись не над ним.

В общем, так ни к чему и не пришли. В конце беседы Родион попросил завуча хоть показать ему эту треклятую грамоту. Завуч извлёк из ящика стола красивый лист плотной бумаги и положил его на стол. Родион издали прочитал текст, и его охватила паника:

— Владимир Степанович, ради бога, не вручайте мне торжественно эту грамоту!

— А чего это ты так испугался?

— Да как же? Ведь изведут насмешками или кличку дурацкую дадут. Моё прозвище вполне меня устраивает. А то обзовут тимуровцем или образцом каким-нибудь.

— А какое у тебя прозвище?

— Лысый.

Завуч внимательно посмотрел на густые волосы ученика и спросил:

— Ты хочешь сказать, что Лысый звучит лучше и благороднее чем Тимуровец?

— Ничего, я к этому привык, и других прозвищ мне не надо.

Владимир Степанович, как бы нехотя, обещал положить злосчастную бумагу под сукно.

Глава XIV

Химическая Люся терпит поражение

Решив, что с таким послужным списком его и на версту не подпустят к комсомолу, Родион успокоился. Ведь живут люди и без комсомола, при этом многие живут совсем неплохо. А чем он хуже других? Ему в голову пришла здравая мысль, что хорошие поступки можно совершать и без комсомольского билета в кармане. А умелые руки и хорошая специальность позволят устроиться в жизни без всякого комсомола.

Родион совершенно остыл к комсомолу и больше ни о чём не переживал. Вот по классу ходят девочки и переживают. Они готовятся, учат важные даты и устав, а он знает, что их всех — и зубрилок, и тех, кто ни бе ни ме — примут в комсомол скопом. Примут за безгрешность. Вот в класс заходит Химическая Люся, ученица выпускного класса и секретарь школьного комсомола. Она проводит подготовку кандидатов. Зачитывает список и просит остальных удалиться. Родиона и Максима персонально:

— Тебе, Коновалов, и тебе, Куркин, здесь делать нечего. Проваливайте!

А им того и надо. Максим не хочет вступать в комсомол принципиально. Не по идейным, а, скорее, меркантильным соображениям:

— Это сейчас взнос две копейки, а потом десять лет плати с каждой зарплаты один процент. Вроде бы немного, а если зарплата хорошая? И что взамен?

Родион его мнение разделял.

Химическая Люся, она же Люсьена Гербицидова, Родиона с Максимом ненавидела. И сильно ненавидела. Кличку «Химическая» она, можно сказать, организовала себе сама, правда, с подачи того же Родиона.

На ту пору он сильно интересовался ономастикой, то есть происхождением названий, имён и фамилий. Читал книги на эту тему и слушал радиопередачи, посвящённые языку. Этот интерес к языку возник у него после одного случая.

Родион с приятелем Вовкой Рамазановым шли по центральной аллейке. Вовка рассказывал о том, как гостил у тётки в соседнем районе и во время скачек якобы заменил местного заболевшего жокея. Родион знал, что Рамазан любит прихвастнуть, и выразил недоверие к его рассказу бабушкиной пословицей «И я Хивря была». Эту пословицу услышали шедшие следом две девушки явно городского вида. Они догнали ребят, остановили их и спросили Родиона, что означает эта пословица. Родион вопрос понял неправильно и начал оправдываться. Он сказал, что «Хивря» не ругательство, а имя женщины. Рамазан отошёл в сторонку и уже приготовился нагрубить странным незнакомкам, чтобы не приставали к нормальным ребятам со всякой ерундой, но полненькая девушка вдруг расхохоталась и объяснила, кто они такие.

Это были студентки филологического факультета ростовского университета в экспедиции. В числе других студентов они ездили по станицам и собирали местный говор, а также старые пословицы, поговорки и загадки для будущего словаря донского диалекта.

Когда Родион понял, в чём дело, то сказал девушкам, что знает настоящий клондайк старинных выражений, и без разговоров отвёл будущих филологов до бабушки Фроси. Знакомство с бабушкой студенток не разочаровало. Бабушка отнеслась к горожанкам очень приветливо и первым делом угостила их холодным компотом. Родион принёс табуретки, и всей компанией они расселись во дворе за маленьким столиком в тени шелковицы. Беседа была долгой. Диктофонов тогда не было, поэтому одна девушка задавала вопросы, а другая быстро записывала всё подряд в большом блокноте. Бабушка разговаривала на гуторе и объясняла значение старых пословиц, а в конце даже спела казачью песню «Кочеточки мои, птицы ранние».

Любознательный Родион не отходил от гостей и в этот день услышал много нового. Он уже знал, что бабушкины поговорки не лишены смысла и при подходящем случае сам применял некоторые её выражения. А бабушкины загадки уже тогда большинству людей были не по зубам, потому что в них шла речь о бытовых реалиях царских времён. Сейчас даже старые люди затруднятся сказать, например, что означает «Костян-Деревян через гору свиней гнал».

В этот раз из бабушкиного объяснения Родион узнал, откуда взялось известное выражение «примазался». Все знают, что «примазаться» означает пристроиться куда-нибудь без приглашения. Но почему именно примазаться? Почему не приклеиться или пристегнуться? Словари об этом не говорят. Ответ дала упомянутая пословица «И я Хивря была».

По словам бабушки Фроси, в стародавние времена в одной станице жила хитрая и ленивая бабёнка по имени Хивря. (На Дону чужеродный звук «Ф» коверкался очень долго. Даже в восьмидесятые годы от пожилых людей можно было услышать Хвёдор, Хрося, Кохта, Кухвайка. Отсюда ряд — Феврония, Хавронья, Хивря.) И тут случилась толока или по-нашему замес. Когда глина с соломой были замешаны, соседи и родственники собрались на мазку, чтобы гуртом за один день обмазать глиной новый дом и навалить потолок. Позвали и Хиврю, но она не пришла, хотя и обещала. Явилась она после завершения работы. Покрутилась среди женщин и специально измазалась глиной. А когда люди начали рассаживаться за столами с угощением, она продемонстрировала измазанное глиной платье, сказала: «И я, Хивря, была», а затем уселась за общий стол. То есть примазалась в самом прямом смысле слова. Люди посмеялись, но прогнали нахалку из-за стола. А случай этот вошёл в поговорку.

Уже в девяностые годы Родиону попался в руки толстенный «Казако-русский словарь» издания Ростовского университета, и он нашёл в нём ссылки на свою станицу и конкретно на бабушку Фросю. Именно после той встречи со студентками он заинтересовался разного рода словарями, особенно этимологическими, и прочей литературой по языкам. Этот интерес заметно обогатил его лексикон и повысил культуру речи.

Фамилия Гербицидова страшно заинтриговала Родиона. Томимый любознательностью, как-то раз он подкатился к Люсьене и начал расспрашивать о фамилиях её предков. Люсино равнодушие к теме его удивило — иметь такую замечательную фамилию и не интересоваться её происхождением? Он попытался её расшевелить:

— Люся! У тебя такая редкостная фамилия!

— Чего в ней такого? Обычная фамилия.

— Эх, Люся! А знаешь ли ты, что фамилия Велосипедов существовала за триста лет до изобретения велосипеда?

— Не знала и знать не хочу.

— А зря. Фамилия у тебя химическая, ведь гербициды появились недавно, а предки твои невесть сколько времени жили под этой фамилией. Надо будет написать на радио, пусть объяснят эту загадку. Ох, и прославишься!

— Чтоб мою фамилию на всю страну трепали? Только попробуй написать, придурок!

И она побежала жаловаться на языковеда завучу. Владимир Степанович, увидев Родиона в коридоре, ограничился лёгким выговором:

— Отстань от Гербицидовой! Чего ты к ней привязался? И не называй её Химической.

Слово прозвучало. При свидетелях. И с той поры Люсю иначе уже не называли, что её здорово бесило. А кто ей виноват? Меньше нужно ходить жаловаться.

Минувшим летом, находясь в школьном лагере, она нагло отомстила Родиону. Причём досталось и Максиму, тот попал за компанию. У ребят был маленький бизнес: Родион доставал, а Максим распространял среди пацанов резину для прачей. Люся, уже тогда метившая в функционеры, сдала их с потрохами и даже не скрывала злорадства. А напрасно. Максим, пострадавший ни за что ни про что, сразу начал строить план мести. Для начала нужно было найти у Люси слабое место. Друзья проследили за ней и быстро его обнаружили.

Как и многие девушки, Люся страдала возрастными гормональными угрями. Довольно кокетливая, она пыталась скрыть это безобразие пудрой. Припудривалась втихаря, так как косметика в школе была под запретом. План созрел мгновенно. Мстители решили подмешать ей в коробочку пудру собственного изготовления. Родион собирал и толок в порошок мышиное дерьмо, а Максим, как главный химик, готовил прочие ингредиенты — жгучий толчёный перец, марганцовку и ещё чего-то, как он говорил: «для цвету». Выбрав момент, он проник в Люсину палатку и подсыпал ей в пудреницу эту адскую смесь, удалив соответствующее количество настоящей пудры.

Всё прошло как по маслу. Люсе нравился студент пединститута практикант Витя. Увидев его среди школьников под грибком, она быстренько напудрилась, пришла под грибок и села рядом с Витей. Практикант был горожанином, но нюхом обладал собачьим. Он пошевелил носом и сказал Люсе:

— Гербицидова, от тебя несёт мышами.

А взглянув на неё, он подпрыгнул:

— Что у тебя с лицом?

Лицо горело огнём, и на нём проступили неестественные красно-фиолетовые пятна. Люся и сама уже чувствовала неладное. Жжение и зуд усиливались, и она припустила к умывальнику. Когда с опухшей физиономией она шла обратно, то встретила ухмыляющегося Максима и поняла всё. Слух о том, что Гербицидова пудрилась мышиным помётом, ещё долго гулял по лагерю. Самое интересное, что этот дикий препарат свёл угри на Люсиной мордашке. Правда, на одной только стороне, но и за это могла бы поблагодарить, так нет, злилась как фурия.

И вот настал этот знаменательный день. Обычно приём в комсомол приурочивали к какой-нибудь знаменательной дате, но иногда по мере накопления кандидатов принимали и в обычные дни. Дня за три до весенних каникул в школу из райкома комсомола явилась модно одетая девица. Под юбкой у неё виднелись кокетливые женские розовые брючки. В те годы они были непривычны. Она зачитала фамилии кандидатов, которые должны были после занятий явиться в райком для официального вступления в комсомол. Предварительное вступление произошло накануне на школьном комсомольском собрании.

Вдруг она назвала фамилию Коновалова. До крайности удивлённый, он попытался ей объяснить, что произошла ошибка, что его вообще никто никуда не принимал, но девица была непреклонна, мол, все, кто в списке, обязаны явиться, а на месте потом разберутся. Дисциплинированный Коновалов после уроков вслед за остальными поплёлся к зданию райкома в надежде, что после выяснения его отпустят восвояси. Максим пошёл за компанию и из любопытства, ведь через полгода ему предстояло то же самое. Сидя в коридоре, они наблюдали выходящих из кабинета взволнованных новоиспечённых комсомольцев и комсомолок с билетами в руках и значком на груди. Наконец Родион остался один и хотел уже идти домой, но тут его вызвали. Чертыхнувшись с досады, он зашёл в кабинет.

За большим столом сидел Иванков, тогдашний районный комсомольский вожак. Это был молодой брюнет с безукоризненной причёской «Молодёжная» и в ослепительно белой рубашке. За маленьким столом справа восседала давешняя девица и перебирала бумаги. Слева, примостившись к торцу большого стола и тоже при бумагах, сидела Гербицидова. Недалеко от входа на мягком стуле возле стенки сидел Афанасий Платонович. Присутствие классного руководителя при вступлении в комсомол было обычным делом, чуть ли не правилом. У Иванкова было скучающее выражение лица. Должно быть, ему уже поднадоел однообразный процесс. Родион поздоровался и заговорил первым:

— Этой девушке я уже объяснял, что меня сюда вызвали по ошибке.

Иванков отозвался:

— Ты Коновалов?

— Да.

— Тебе исполнилось четырнадцать?

— Да.

— Тогда никакой ошибки. Будем рассматривать твою кандидатуру.

— Чего? Какую кандидатуру? Это с моей характеристикой ниже нуля и тройкой по поведению? Издеваетесь?

Он посмотрел на Люсю, решил, что всё ясно как божий день, и продолжил:

— Понял! Гербицидова специально включила меня в список, чтобы лишний раз перемыть мне косточки и выгнать. Не дождёшься, Люся, я сам уйду. До свиданья!

И он пошёл на выход. Уже на пороге его остановил возглас Афанасия Платоновича:

— Коновалов! А ну вернись!

Родион вернулся, а учитель, с красным от гнева лицом, продолжил:

— Ты кем себя возомнил? Не тебе здесь решения принимать. На то есть уполномоченные люди. Стой и не рыпайся, гордец сопливый.

Иванков оказался спокойным и рассудительным субъектом. Он повернулся к Люсе:

— В чём дело, Гербицидова? Почему паренёк так возмущён? И почему у меня на него нет никаких документов? Вообще ничего нет, даже заявления.

— Так Борис Евсеевич, он же не принят в комсомол. Его даже на собрании не было. Мы на бюро решили, что Коновалов недостоин вступления в комсомол, а потому и не готовили его. Я же не знала, что у вас свои списки, а то захватила бы протокол. Вот и получилась неувязка.

— А чего это вы на него взъелись? Хулиган что ли?

— Ещё хуже, Борис Евсеевич. Это такой отъявленный тип, что клейма негде ставить.

— А по виду и не скажешь. Дисциплинированный и самокритичный.

— Вид у него обманчив. Он только прикидывается наивным, а сам… гадюка настоящая.

Лицо Иванкова утратило сонное выражение. Видимо, горячность Люси его удивила, ведь всех предыдущих кандидатов она хвалила так, что мёд сочился.

— А что у тебя на него есть конкретного?

— Да полно! Вот хоть последний случай, хотели даже из школы выгнать. Это ж додуматься! Сорвал выступление инструктора обкома партии. Подстроил так, что женщина упала прямо на сцене и покалечилась.

Афанасий Платонович заступился:

— Ты, Гербицидова, не передёргивай. Там во всём разобрались и выяснили, что Коновалов ни в чём не виноват.

— Да? Вот вы за него заступаетесь, а ведь это именно он со своим гадким приятелем Куркиным в прошлом году изувечил молодого учителя физики Бачурина!

Все присутствующие уставились на Родиона. Он удивился Люсиной осведомлённости и огрызнулся:

— Так не в этом же году случилось. Вспомни ещё чего-нибудь трёхсотлетней давности.

— Не выкручивайся! Я всё знаю про твои подвиги и в этом году, хотя он только начался.

Иванков озадаченно сказал:

— Подожди, Гербицидова. Это очень странно. Мне Бачурин ничего такого не рассказывал.

И, обращаясь к Родиону, спросил:

— А причём тут вы с этим Куркиным?

— Да учитель случайно попался. Откуда мы могли знать, что он по переулку этому пойдёт? Мы ж на другого человека рассчитывали, не на него.

Тут выяснилось, что Иванков с Бачуриным друзья, и секретарь насел на Родиона:

— Ну-ка давай подробнее.

Тому ничего не оставалось, как рассказать эту печальную историю.

Гиря

На южном краю станицы жил один Витя Лобачёв по кличке Дурмолай. Это был здоровый детина, бросивший школу и «крутивший быкам хвосты». В станице так говорили о людях с отсутствием какой-либо трудовой квалификации. Он жил принципом «Сила есть, ума не надо». Кличку свою знал и гордился ею. И при всяком подходящем случае Дурмолай поддерживал свою репутацию — сеял бессмысленные разрушения и без повода обижал младших, сопровождая дурацкие поступки идиотским хохотом. У Родиона с Максимом был волейбольный мяч, и, прихватив его, друзья отправились на площадку поиграть. Но в пути наткнулись на Дурмолая. Он отнял у ребят мяч и, наподдав его ногой, выбил на проезжую часть, где их имущество с громким хлопком погибло под колесом грузовика. Дурмолай с хохотом удалился.

Просто отлупить негодяя у ребят силёнок было маловато, поэтому встал вопрос о мести. Подход был основательный — слежка и досье. Максим обратил внимание на сильный пинковый рефлекс у Дурмолая. В подростковом и юношеском возрасте этот рефлекс в какой-то мере присутствует у всех, но Дурмолай, похоже, был его рабом. Он постоянно пинал всё, что попадалось ему под ноги — камешки, бумажки, консервные банки, кошек, собак и людей, которые не могли дать сдачи. На этом и решили сыграть. Максим предложил классику жанра — кирпич под картонкой, но Родион придумал солиднее, а именно мяч с находящейся в нём пудовой гирей. Всё было сделано красиво. Покрышку лопнувшего под колесом мяча подшили и где надо прорезали. В тихом малолюдном переулке, которым Дурмолай возвращался домой, сапёрной лопаткой загодя выкопали ямку под ручку гири. В день икс приволокли заготовленный снаряд и расположили его в этой ямке рядом с тропинкой, а сами уселись на лавочке через дорогу и стали ждать. Дурмолая ребята не боялись, так как после контакта с гирей ему было бы уже не до них. В успехе они не сомневались, муляж был сделан превосходно. Он был настолько естественен, что Родиону всё время хотелось пнуть его самому. Один раз даже нога дёрнулась.

Прошли две девочки и одна старуха. Скоро должна была появиться жертва, и она появилась, но другая. Из-за угла вывернулся молодой учитель. Кто ж знал, что его занесёт в этот переулок? Наверное, друзья перестарались с маскировкой, потому как даже высшее образование не побороло искушения. Проходя мимо, учитель не выдержал и с правой заехал по мячу. Ребята ведь не ожидали от него такой прыти и предупредить не смогли. А дальше было катание с воем по земле, скорая и перелом на ноге двух пальцев. Обут-то он был в лёгкие парусиновые туфли. Да там и бутсы бы не помогли.

После этого рассказа комсорг сказал:

— Вот оно что. Вот почему он темнил. Ну, а с гирей что?

— С ней всё в порядке. Ни трещины, ни вмятины не осталось, она ж чугунная! Она даже не шевельнулась, когда он её это… подфутболил. Дома сейчас валяется.

— Тяжело с тобой, Коновалов. Не интересуюсь я состоянием здоровья гири. Вы её потом ещё использовали?

— Нет, конечно. В таких делах повторяться нельзя, сразу засветишься. Да и тяжело с ней по улицам таскаться. Мы Дурмолая по-другому проучили, шёлковым стал и другой мяч отдал.

Люся подала реплику:

— Теперь сами видите, Борис Евсеевич. От этих двоих третий год школу лихорадит.

Афанасий Платонович вступился опять:

— Не преувеличивай, Гербицидова. Числятся и за Коноваловым добрые дела. Вот у него даже почётная грамота есть от исполкома.

— Знаю я про неё. Только чудная она какая-то. И подозрительная.

— Почему грамота подозрительная?

— Потому что её до сих пор не вручили. Никто не знает, за что эта грамота. Даже он сам.

— Разве так может быть?

— Где замешан Коновалов, там может быть всё!

Родион огрызнулся:

— Откуда ты всё знаешь, Гербицидова? Специально вынюхивала, что ли?

— Знаю. Не одним вам по палаткам шарить.

Иванков сказал Люсьене:

— Погоди, Гербицидова. Ничего не понимаю.

Комсорг покрутил головой и обратился к Родиону:

— Ты получил грамоту и не знаешь за что?

— Да почему? Знаю.

Тут учитель стукнул кулаком по колену и заорал:

— А что ж ты, паразит, раньше не признавался?

— Афанасий Платонович, я сам на днях только всё узнал, да и то случайно.

Иванков изумлённо переводил взгляд с одного на другого. У девицы приоткрылся рот, а Люсьена с сарказмом в голосе спросила:

— Уж не за ту ли бабку, которую ты вытащил из лужи?

— Да, за неё. А что в этом плохого?

Афанасий Платонович спросил:

— Коновалов, она тоже участница войны?

— Не знаю, я у неё не спрашивал.

Учитель обратился к Иванкову:

— Чтоб вы знали, Коновалов сам, без указаний свыше, по велению сердца, так сказать, регулярно и на всех уровнях оказывает помощь ветеранам войны в частном порядке. Гербицидовой об этом неизвестно.

Иванков повернулся к Люсьене, и в его голосе появились металлические нотки:

— Интересно получается, Гербицидова. Индифферентные личности у тебя проскакивают в комсомол как намыленные, а идейным и патриотически настроенным ребятам ты устраиваешь препятствия. Как это понимать?

Но Люся была не из пугливых:

— Я Коновалова получше вас знаю и про дела его знаю. Никакой там идейности нет, а один только голый расчёт. Да ещё желание нагадить кому-нибудь. Вы спросите у него самого, за сколько он эту бабку из лужи вытащил? А я вам сразу скажу — за пятьдесят копеек. Сам проболтался. Разве это патриотизм?

Тут Родиона заело:

— Я бабусю не за деньги выручал, она потом мне полтинник всучила. А ты, Люся, мимо бы прошла и даже за рубль не полезла бы в грязюку, чтоб не испачкаться.

Афанасия Платоновича разбирало любопытство насчёт грамоты, и прозвучал его голос:

— Рассказывай всё, Коновалов.

— А чего там рассказывать? Женщина после обедни домой из церкви шла. Чего её на Январскую улицу занесло, я не знаю. О душе, наверное, задумалась, женщина в годах, сроки поджимают. А на этой улице молзавод, и перед его воротами багнюка такая, что недавно даже гусеничный «С-80» сел. У них холодильник протекает, так даже по жаре это место не высыхает. Вдоль забора можно пройти, если дорожку знать, а бабуся не знала и того… увязла. И крепко так, по колено. Стоит бедненькая как статуя, с места двинуться не может. Я там часто хожу, вот её и увидел. Народу вокруг мало, да и кому охота вымазываться? Ну, я её вытащил и на горбу до твёрдого места доставил. Правда, один сапог у неё засосало здорово, он и потерялся. Искал я его, искал, но без толку. Ну не идти же ей одной ногой босиком. Пришлось отдать ей свои сапоги. Я носки снял и босиком прошёлся, мне не привыкать. Мои сапоги ей были великоваты, но тут уж не до моды, доплендала потихоньку. У неё дома я отмылся, обулся, а уж потом она мне деньги всучила. Хотела чаем напоить, но мне было некогда, и я убежал.

Люся, похоже, что-то знала и не унималась:

— Как благородно! Борис Евсеевич, а вы у него узнайте, почему он там часто ошивается, если место такое пропащее.

Иванков обратился к Родиону:

— А в самом деле, Коновалов, почему?

— Там чаще всего машины застревают.

— Ну, и что?

— Понимаете, мы с ребятами все гиблые места в станице знаем. Как только где машина или что другое застрянет, так мы все туда бежим смотреть, как вытягивают.

— Зачем?

— Интересно же! Цирка-то у нас в станице нет. А на Январской трясина самая лучшая. Редко кто её проскакивает, и работает она круглый год.

Учитель захохотал и сказал:

— Правду Адель Михайловна говорила, что внешкольное общение с Коноваловым расширяет кругозор. До сегодняшнего дня я не знал, что буксующий грузовик может быть зрелищем и на него можно смотреть как на футбол.

— Это точно, Афанасий Платонович! Ребята даже на деньги ставят, за какое время кто быстрее выберется. Некоторые прямо специалистами заделались, шоферам советы дают.

Иванков такому странному развлечению дивился молча, но въедливая Люся с темы не сбивалась:

— Это он вам голову морочит, а я сейчас расскажу, что там на самом деле происходит. После той бабки Коновалов понял, что на этом деле можно заработать, и начал за деньги детишек через грязь на закорках переносить. Но быстро убедился, что так неудобно, да и не всякого перетащишь. Тогда он объединился с этим подлым Куркиным. Они где-то достали медицинские носилки и на этих носилках переправляют желающих через эту молзаводскую лужу. И не отказывайся, Коновалов! Я для проверки послала Надьку Синицыну, так вы под предлогом, что она толстая, взвинтили цену и перенесли её за целых двадцать копеек.

— Эх, знать бы, что она шпионка!

— И не стыдно вам было? Вовсе она и не толстая.

Афанасий Платонович удивился снова:

— Ну и дела! А как это вы на носилках?

— Обыкновенно. Ложится человек на носилки, а мы взяли и понесли. Головой вперёд, не покойник всё же.

Иванков спросил:

— Так это правда?

— Правда. А что здесь плохого? Мы ж не воровали и ничего не нарушали.

— Деньги брали?

— Брали. По весу. С маленьких детишек по пять копеек, а с тех, кто крупнее, соответственно больше. Так даром-то кто это будет делать? Думаете легко по грязи лазить, а потом отмываться сколько, да инструмент чистить?

— Всё равно, как-то неприлично.

— А что делать? Раньше мы сусликов ловили, хоть какой-то был доход, а теперь выгоны запахали, и суслик перевёлся.

— Вы и сейчас этим занимаетесь?

— Нет. После милиционера накрылась наша лавочка.

— А что случилось?

— Да ничего серьёзного. Преследует он нас не от милиции, а сам по себе, частным порядком. Как человек, а не милиционер. Мы его и фамилии не знаем.

— Но ведь не просто так он вас преследует. Что вы ему сделали?

— Ровным счётом ничего. На десять метров к нему не подходили. Да мы его не боимся, он нас тоже не знает, издалека видел, и всё. А парфюмерный магазин нам без надобности.

— А причём тут магазин?

— Так при всём. Но чтобы понятней было, надо начать с Кирилловича, работающего кладовщиком в СХТ. Он как раз живёт напротив молзавода, и калитка его выходит на улицу в том месте, где заканчивается лужа и начинается хорошая дорога. Ничего бы и не случилось, если бы он новую мебель не купил.

Затурканный Иванков покрутил головой и сказал:

— Погоди! Я сбился и нить потерял. Ты вообще о чём?

Афанасий Платонович отозвался:

— У него такая манера — «ab ovo». Со временем всё выяснится.

— Будем надеяться. Ладно, время есть, на предыдущих кандидатах его сэкономили. Валяй, Коновалов!

— Так вот. Перед завозом новой мебели Кириллович нашёл клиентов и старую мебель продал. В тот день мы с Максимом перетащили пацана одного, а тут и подошла эта Клава, продавщица парфюмерная. Она видела, чем мы занимаемся, и стала нанимать нас для переправы через лужу. Вначале мы не соглашались, кобыла она здоровая и сама бы прошла, да, видно, сапожки не захотела пачкать. Однако на сорока копейках мы дрогнули и взяли деньги вперёд. Мало ли? Взялись мы за носилки, поднапряглись и потащили её. Я впереди уже в грязь вступил, а Максим позади только с твёрдого грунта сходит. А тут из двора Кирилловича через калитку выносят здоровый такой буфет. Мужик идёт задним ходом, затылком не видит и толкает Максима в спину. От этого мощного толчка Максим потерял равновесие, я следом, и, в общем, уронили мы эту Клавку в самое болото. Видим — дело плохо. Носилки вывозили так, что потом мыли целый час, да и сами измазались.

Люсьена с отвращением сказала:

— Носилки им жалко! А с женщиной что?

— Известно, что. Хорошего мало. В стороне от дорожки грязь жидкая и глубокая, а она в неё плюхнулась брюхом. Смачно так плюхнулась, аж с головы потекло. Сначала я пытался ей про буфет втолковать, но она не слышала, сама говорила. Мне неудобно стало, и я уже хотел вернуть ей сорок копеек, но понял, что не возьмёт. Не до них ей было. Ох, и ругалась! Я таких матюгов даже возле пивной не слыхал.

На другой день приходим туда, а с той стороны лужи милиционер стоит, младший лейтенант. Сапогами хромовыми сверкает и просит нас подойти, мол, дело есть, спросить о чём-то хочет. Нас на мякине не проведёшь, тем более Максим его узнал и сразу же мне доложил:

— Это хахаль ейный, Клавки вчерашней. Мне сеструха говорила, что он на Клавке собирается на днях жениться. Мол, Клавка разведённая, опытная. Сказала ему, что если он офицер, то значит интеллигент. После этого он сразу на неё курс взял, а прежнюю зазнобу бросил. Гляди, какой преданный, мстить явился за невесту. Нашёл дураков, тёпленькими в руки идти! Пусть только рыпнется. Пока он через грязь перелезет, мы уже далеко будем.

Милицейский тоже это понимал и пытался заманить нас словами, да и сапоги было жалко вымазывать. А напрасно. Стоял-то он на том самом месте, спиной к калитке, откуда пятился давешний мужик с шифоньером в руках. Столкновение было неожиданным для обоих. Мужик выронил шифоньер, и тот стукнул его по ноге, да ещё и дверца отвалилась. От боли мужик дёрнулся назад и вторичным толчком добавил инерции младшему лейтенанту, который рухнул во весь рост точно в то место, где раньше бултыхалась его невеста. Ему ещё хуже пришлось, потому что казённая фуражка утопла, и он её не нашёл. Но даже если бы он её и нашёл, то в таком виде, что пришлось бы всё равно её выбросить. От злобы он прямо невменяемым стал и мужика того неповинного в каталажку упёк. На всякий случай мы удалились. С неделю мы его не видели, а потом он появился и стал нас выслеживать. Ходит, выспрашивает. Уже и не поймёшь, за кого он хочет мстить — за себя или за Клавку. А если разобраться, то причём здесь мы? Вот такие несправедливые гонения.

А сейчас по распоряжению исполкома ту лужу щебёнкой засыпали. Я поначалу злился на председателя за ту грамоту, а недавно узнал, что он просто отблагодарил меня за свою тётку. Как мог, от чистого сердца. Хороший он человек.

Учитель спросил:

— Какую тётку?

— Так старушка, которая сапог в трясине оставила, и есть его родная тётя. Она ему меня и расхвалила.

Люсьена не унималась:

— Вот, значит, как ты себе славу добываешь?

Коновалов не выдержал:

— Ну чего ты, Гербицидова, такая злопамятная? Никак не забудешь, что мышиным дерьмом пудрилась? Оно ж тебе на пользу пошло. Спасибо надо говорить, а ты всё злобствуешь и мелко мстишь.

— Скотина!

С этим криком она вскочила из-за стола, готовая к рукоприкладству. Об этом красноречиво говорило её покрасневшее лицо. Но Иванков проявил характер и властно гаркнул:

— Сядь, Гербицидова! Теперь я понял твоё странное поведение. Эмоции и личные счёты. Это недостойно комсомольского вожака. Не забывай о характеристике. И если я ещё раз замечу у тебя субъективизм и волюнтаризм, то начну сомневаться — а на своём ли ты месте? Понятно?

Люся притихла и села, но не сдавалась:

— Да, понятно. Только разрешите мне, Борис Евсеевич, всё-таки высказать мнение о Коновалове. На этот раз с полной объективностью и без этой, личной антипатии. Я считаю, что колдуну не место в комсомоле. А Коновалов занимается колдовством.

Наступила тишина. Девица вытаращилась и перестала дышать. Видно, давненько в этих стенах не звучали такие обвинения. Возможно, они прозвучали впервые. Тишину нарушил Иванков:

— Ты чего несёшь, Люсьена? У тебя с головой всё в порядке?

— Со мною всё в порядке. Как комсомолка я не верю в бога и колдовство. Но я не знаю, как по-другому назвать то, чем занимается Коновалов.

— Чем именно?

— Он насылает на людей порчу. И не смейтесь, имеются свидетели и потерпевшие. За эти дела на него даже в милицию жалобы поступали. И не смотри на меня так, Коновалов! Думаешь, я не помню, как ты натравил эту кошмарную ворону на Петю Ерёмина? Проходу парню не давала. Кое-кто смеялся, но я тогда ещё поняла, что тут дело нечисто.

— Стоп! Какие вороны? Совсем запутала. Ну-ка, давай по порядку. Какая порча? Кого? И как это выглядело?

— Выглядело это странно и даже неприлично. У меня в соседях живёт тётя Лида, почтальонка. Вы её знаете, Афанасий Платонович, она и в школу корреспонденцию доставляет. Так вот, недавно она как всегда разносит по улице почту. И вдруг замечает, что за ней неотступно следуют собаки, и число их увеличивается. Собралось их десятка два, толкутся вокруг неё и не отстают. Она идёт, и они все следом. А если она остановится, то они молча окружают её и напирают, а некоторые норовят залезть под юбку. Она их пинает, только собаки не убегают, хотя и не огрызаются. Работать стало невозможно, да и люди внимание обращают. В общем, хоть плачь, а главное — непонятно. Тут появляется Куркин, подручный этого шамана. Он и говорит тёте Лиде, мол, она кого-то обидела, и за это на неё собачью порчу навели. Якобы он такое уже видел раньше. И он знает того, кто эту порчу может снять, но не просто так, а за четыре рубля. А если она не согласится, то так и будет ходить в собачьей компании. Что оставалось бедной женщине? Согласилась. Куркин свистнул, и из-за угла вышел Коновалов. Что он сделал собакам, она не заметила, но когда прозвучала команда «За мной», они, как загипнотизированные, всей стаей ушли за ним и больше не вернулись.

Она продолжила работу. А когда успокоилась, то стала думать о происшедшем. Вот кто мог навести ей такую странную порчу, и за что? И тут её осенило. Тётя Лида вспомнила, что у Коновалова бабка ведьмачка, а значит, она и его научила разным штучкам. А раз он так легко увёл собак, то получается, что он же их и наслал! Тётя Лида поняла, что таким диковинным способом её банально нагрели на четыре рубля. Но это же хулиганское мошенничество! И, разнеся почту, она припустила в милицию. Там её внимательно выслушали, но заявление принимать не стали, сказав, что если они заведут дело о колдовстве, то их уволят с работы. Оказалось, что Коновалов уже известен в органах. Когда прозвучала его фамилия, то дежурный вызвал ещё одного офицера, как он выразился «специалиста по Коновалову», что тётю Лиду поразило. Этот «специалист» выслушал всё ещё раз. Рассказ нисколько его не удивил, а после него он сказал бедной почтальонке, что это была месть, и она легко отделалась, могло быть хуже. Так она и ушла оттуда несолоно хлебавши, подозревая, что милиция сама побаивается этого гадёныша. Можете считать, что я несу бред, но позвоните в милицию и убедитесь сами.

Иванков, глядя на Родиона, как-то неуверенно снял трубку и набрал номер милиции:

— Алло!.. Это ты, Кирин? Привет, это Иванков. Слушай. Тут у нас ученик один находится. Тебе знакома фамилия Коновалов?.. Почему век бы не слыхал?.. Нет, ничего не натворил. Мы его тут разбираем на предмет вступления в комсомол… Мы не сошли с ума. И почему сразу пристрелить?.. Чего вы на него такие злые?.. Ничего, комсомол и не таких обуздывал… Ладно, посмотрим. Слушай. А это правда о собачьем колдовстве?.. А вот не очень давно кто-то из ваших в лужу упал… Да, но я точно знаю, что Коновалов ничего не подстраивал, он просто недалеко стоял и видел… Почему не верите?.. Пока.

Комсорг положил трубку и сказал мне:

— В грязь шлёпнулся Федякин. В тот день его не узнал собственный кобель и так искусал, что бедняга неделю пробыл на больничном. М-да, неважная у тебя в органах репутация. Думают, что ты Федякину специально подстроил.

— Да знаю я! Не любят они меня, вот и наговаривают.

— Это очень мягко сказано. Рекомендовали не подпускать тебя к порогу, но раз уж ты его миновал и находишься в кабинете, то ответь — ты действительно занимаешься колдовством?

— Да вы что, Борис Евсеевич! Какое может быть колдовство? Это всё суеверные люди выдумывают.

Афанасий Платонович отозвался:

— Это он прибедняется. Некоторые фокусы он знает.

— Да? И какой же фокус вы устроили почтальонке? И почему ей? А главное: почему именно четыре рубля, а не три или пять?

— Сама напросилась. Максим купил у неё конверт с маркой за пять копеек, а она дала ему без марки за одну копейку. А когда он стал ей говорить, что она ошиблась, то прогнала его и щенком обозвала. Максим обозлился и сказал, мол, я не я буду, если она не заплатит десяти, нет — стократно. Идею мы взяли в справочнике по мелкому паскудству.

— Разве такие существуют? И где вы его раздобыли?

— Известно, где. В библиотеке. Вообще-то это книга одного француза. Называется «Гаргантюа и Пантагрюэль». Её Максим откопал и дал почитать. Мне книга не понравилась. Какая-то она неопределённая — не то сказка, не то фантастика. Но некоторые главы сами по себе интересные, прямо как руководство. Например, про подтирки. И ведь про гусёнка сущая правда, я проверял. Нет, при женщинах я не могу, неудобно. Пусть они выйдут на минуту.

Комсорг, заинтригованный рассказом, скомандовал:

— Гербицидова, выйди в коридор ненадолго. Потом вызовем.

Недовольная Люся стала медленно собирать бумажки, а Родион, кивая на девицу, сказал:

— Эта девушка тоже пусть выйдет.

— Она не девушка, а завсектором учёта.

И тут Коновалова шибануло. Здесь требуется пояснение. Максим достал книгу, какой-то медицинский справочник, и из него ребята узнали о существовании гермафродитов. Это странное уродство возбудило любопытство. Хотелось посмотреть живьём на такое чудо природы, но, похоже, в станице они не водились или же хорошо маскировались. И вот, на тебе! Встреча! Из головы Родиона вылетел комсомол и всё прочее, остался восторг наблюдателя редкого представителя фауны. И переполненный этим восторгом, он воскликнул:

— Вот это да!

Должно быть, со стороны его поведение выглядело не совсем адекватным. Наклонившись вперёд, он стал разглядывать девицу с таким же интересом, с каким разглядывал бы двухголовую козу. Такое напряжённое внимание не осталось незамеченным, и девица спросила:

— Чего вытаращился? Первый раз видишь?

— Да, первый раз. Раньше не доводилось.

Родиону показалось, что они говорят об одном и том же, и он робко спросил:

— Вас как звать?

— Валя.

— Да, правильно. Это и мужское, и женское имя. По полному, значит, будет Валентино. Только не обижайтесь, что я вас девушкой назвал, верхней частью вы на неё смахиваете.

— Чего ты мелешь?

Все, в том числе и застывшая возле дверей Люся, с изумлением слушали этот странный диалог. Родион не хотел спугнуть объект и постарался его успокоить:

— Вы не нервничайте, Валентино, я же понимаю, что вы не виноваты, это ведь с каждым может стрястись.

Девица лихорадочно выхватила зеркальце, осмотрела себя и нервно спросила:

— Ты вообще о чём говоришь? Что стряслось?

— Да вы не переживайте, я никому не скажу, не из трепливых.

— Чего ты никому не скажешь?

— Ну, что вы этот… гермафродит. Извините, если что не так, но и меня поймите. Всё-таки редкое явление природы, давно хотелось посмотреть.

Теперь настала Валина очередь таращить глаза и переваривать услышанное. Первым опомнился Афанасий Платонович:

— Коновалов! С чего ты взял, что она гермафродит?

— Так ведь Борис Евсеевич сам сказал, что она не девушка. А на мужика она тоже не тянет. Да и другие признаки как в книге. Мы читали.

— Какие такие признаки?

— Ну как же? Волосы короткие, такую причёску и ребята носят. Опять же — брюки. У этого Валентино должно быть тот случай, когда нижняя половина тела мужская. Ноги кривые и волосатые, вот ему, бедненькому, и приходится их прятать, брюки носить.

Валю замечание про ноги вывело из столбняка, и с криком «Ах ты придурок!» она запустила в Коновалова массивным пресс-папье. Тогда в канцеляриях повсеместно имелись эти полукруглые предметы оргтехники. От неожиданности он плохо увернулся и получил этим предметом в глаз. Подбадривая себя оскорбительными словами, Валя набросилась на Родиона и с кошачьей ловкостью исцарапала ему лицо до крови. Комсорг и учитель с трудом оттащили девушку к стене, где её накрыла истерика. Рыдая, она начала раздеваться, чтобы показать «этому козлу», что у неё там всё в порядке. К Родионову сожалению разделась она не до конца.

Закон подлости сработал и на этот раз. В этом здании располагались и другие учреждения, в частности райсобес. Одна его работница, привлечённая шумом в обычно тихом кабинете, открыла дверь и заглянула в самый неподходящий момент. Что она подумала, увидев снимающую брюки Валю, осталось неизвестным, потому что раздражённый Иванков рявкнул на неё:

— Закрой дверь, идиотка!

Та мгновенно испарилась. Эти слова были услышаны изнывающим от любопытства Максимом. Он никак не мог понять, что происходит в кабинете, да ещё так долго.

Кое-как успокоив Валю, Иванков отправил её домой, решив, что на сегодня ей перепало достаточно. Люся вывела её наружу, обняв как больную. Нашлась зелёнка, и Афанасий Платонович обработал ею кровоточащие царапины. Тут в кабинет вплыла дородная начальница райсобеса:

— Что у вас здесь происходит? Уже хотели милицию вызывать.

— У нас всё в порядке. Идёт приём в комсомол.

— В своё время я тоже вступала в комсомол. Некоторый драматизм имелся, но до мордобоя дело не доходило.

— У нас особый случай.

Скептически хмыкнув, дама выплыла, обещав доложить куда следует о средневековых методах агитации в комсомол. Афанасий Платонович прочитал нотацию:

— Ну что с тобой делать, Коновалов? Досталось тебе, но ты ж и сам добрый.

— Да знаю я, что сам виноват. Надо было к нему деликатнее.

— Кому ему? Очнись, наконец! Она обычная девка! Понял? Это ты неправильно истолковал слова Бориса Евсеевича.

— Да вы что? Так я ошибся? Вот жалость. А я уж обрадовался. Тогда совсем непонятно, чего она взбесилась. Радоваться надо, что не уродка.

Комсорг удивлённо спросил:

— Афанасий Платонович, так он это всё серьёзно?

— Конечно.

— А он не дурачок?

— Хуже. Он формалист. Но исправляется. Сейчас такие приступы буквализма, то есть излишней точности, у него случаются редко. Не то что раньше.

— А в чём они?

— Вот типичный пример. Для вывоза пионерского металлолома прибыл грузовик «МАЗ-200». Оттариться надо, а шофёр не местный и где весовая не знает. А наш энтузиаст тут как тут, взялся показать. Залез в кабину, и они тронулись в путь, но далеко не уехали. Перед выездом на трассу водитель затормозил и говорит Коновалову:

— Посмотри справа. Машин нет?

Тот посмотрел и говорит:

— Машин нет.

Водитель сцепление отпускает, и машина трогается, а Коновалов продолжает:

— Только трактор едет.

Этот новенький МТЗ с прицепом их и долбанул. Да хорошо, что не поубивал, машине передок только разворотил. И ведь не спросишь с подлеца — какой вопрос, такой и ответ. Формально-то он прав. Теперь вам понятно?

— Да. Так это что же получается? Значит, я во всём и виноват?

— Нет, конечно. Ведь были и другие признаки.

Иванков неожиданно захихикал и сказал:

— Валентине наука будет, как за модой гоняться. Брючки надела, а не подумала о начитанных ребятах, которые начнут подозревать всякое о том, что под ними. Так, а на чём мы остановились, Коновалов?

— На Панурге. Это из книги главный мелкий злодей. У него прямо списком идёт устройство мелких гадостей. Французы народ мелкий, и паскудства у них тоже мелкие — вши, блохи, верёвочки всякие.

— Где уж им до гири в мяче додуматься!

— Кое-что мы с Максимом и так знали.

— Применяли уже?

— Да, но это было давно, ещё в детстве. Но в целом список интересен. Вот оттуда идею и позаимствовали. На самом деле всё очень просто. У Максимовой сучки как раз была течка. Мы набрали у неё соку в чистую баночку из-под вазелина, ватки туда, и марлей обмотали, чтобы запах проходил. Удобная вещь. Человек этого запаха не ощущает, а для кобеля он что валерьянка для котов, издалека в башку шибает. Когда тётка почту в канцелярию занесла, Максим ей эту наживку к подолу платья с изнанки булавкой прицепил. Вот кобели на неё и попёрли. А потом, когда она отвернулась, я эту приманку отцепил, и все собаки на запах ушли за мной. Вот и всё колдовство. А четыре рубля и есть стократно четыре копейки. Всё по-честному.

Они громко рассмеялись, и комсорг вызвал Люсю, а когда она вошла в кабинет, он объявил ей, что подозрения в колдовстве с Коновалова сняты. Иванков вдруг проникся к Родиону симпатией. Он отметил его высокие моральные качества, а всякие нехорошие поступки назвал озорством. Затем выразил надежду, что в дальнейшем комсомол будет направлять его энергию в нужное русло, для чего он, собственно, и предназначен. А посему принятие Родиона в комсомол нужно считать свершившимся фактом. Гербицидовой же вменялось произвести необходимые формальности. Люсьена охрипшим голосом ухватилась за соломинку:

— У него ведь даже рекомендателей нет!

И тут прозвучал голос Афанасия Платоновича:

— Я ему даю рекомендацию! Вас устроит поручительство коммуниста с двадцатилетним стажем?

Комсорг ответил:

— Безусловно.

Учитель продолжил:

— И не хлопай глазами, Гербицидова. За тебя я бы не поручился. И знаешь почему? Вот если бы Коновалов с Куркиным оказались в тылу врага, то они не сидели бы сложа руки, а устроили фашистам какую-нибудь диверсию, и не одну. А с тебя толку не было бы уж точно.

Родион воодушевился Люсиным посрамлением и опрометчиво сболтнул:

— Это уж как пить дать, Афанасий Платонович. Максим раньше мечтал подорвать кого-нибудь, взрывчатку копил, а потом разочаровался и перестал. Врагов-то нет. Кругом одни свои.

Учитель побледнел:

— Какая взрывчатка?

— Да всякая. Обычный порох не в счёт, а динамитная шашка имелась. И толу немного было, но он просто так у нас сгорел, без взрыва. Артиллерийским порохом хорошо костры разжигать. На это весь и ушёл.

— Погоди! У вас и сейчас динамит имеется?

— Нет, ничего не осталось. Давно уже всё использовали в мирных целях. Да мы сейчас этим не занимаемся. Вышли из того возраста, неинтересно уже.

Иванков сказал:

— Вот и хорошо, Коновалов. С сегодняшнего дня ты комсомолец, а потому должен быть ответственным перед организацией, выполнять поручения и не заниматься партизанщиной. А Гербицидова подыщет тебе занятие, чтобы ты не занимался самодеятельностью.

Он подошёл к Родиону, нацепил значок, поздравил, пожал руку и дружелюбно проводил его из кабинета.

На улице терпеливо дожидался Максим. Увидев Родиона, он переменился в лице и побледнел. Испугался Максим за себя. Он решил, что в скором времени и ему предстоит нечто подобное и удивлённо воскликнул:

— Ничего себе! Что там было?

— Известно, что. В комсомол принимали.

Увидев значок, товарищ раскрыл, было, рот, но тут же сделал понимающий вид:

— Приняли, значит. Ты, видно, сперва не соглашался.

— По правде говоря, моего согласия никто и не спрашивал. О согласии или несогласии вообще даже речи не заходило.

— Вон оно как! Значит, не разбираются, а сразу в глаз?

— Разбираются, но по-другому. Налегают на воспитательный момент.

— Да уж видно. По твоей морде видно, как воспитатели тебя к значку подводили.

— Это не то, что ты думаешь.

— Да ты в зеркало на себя глянь! Чего уж тут скрывать? Побои дело не шуточное, я понимаю. Нет, когда меня вызовут, я с порога скажу, что согласен.

Максим переживал совершенно напрасно. Когда через полгода он пришёл в райком для утверждения, Иванков вспомнил, чей он дружок, и дал ему полную отставку. Он сказал, что одного Коновалова им хватит за глаза. Но в армии он так легко не отделался. Там, невзирая ни на какие знакомства, Максима приняли в комсомол без разговоров.

Ребята проходили мимо аптеки, и Коновалов посмотрелся в витрину. Вид действительно был ещё тот, но он понял причину Максимова страха и успокоил его:

— Если обзываться не будешь, то никто тебя и пальцем не тронет.

— Так ты кого-то обозвал?

— Да. Это всё из-за твоих книжек дурацких. Вышло почти как тот раз, осенью.

И Коновалов рассказал приятелю о конфликте с Валей. Максим заметно повеселел:

— Да, не повезло тебе, но не переживай, Родион, может, тебя оттуда ещё исключат.

— Навряд ли. Очень липкая организация. Я даже не знаю, что надо совершить, чтобы выгнали. Разве только преступление, но это чересчур. Уж лучше быть в комсомоле, чем в тюрьме.

— А неспроста эта Валя взбесилась. Может, ты как раз и угадал? Надо бы проверить.

После этих слов жизнь у Вали сильно осложнилась. Неизвестно, как Максим проверял, но слух о том, что Валя на самом деле гермафродит, он разнёс надёжно. Дурацкие слухи распространяются гораздо лучше, чем добрые. Валю стали чураться парни и куда-то подевались подруги. Бедная девушка стала отращивать волосы и совсем перестала носить брюки, но это не помогало, хотя ножки у неё были женственные и красивые. Однажды в магазине Родион услышал разговор двух бабок о Валентине:

— Кума, на днях я тут слыхала про соседей твоих, да про дочку их расфуфыренную. Правда, чи нет?

— А кто его знает? Брехать не буду, но раньше за ней ничего такого не замечалось, это последнее время Валька носу из дому не кажет. Должно быть, оно проявилось недавно. Знаешь, кума, подбивался к ней Вовка с маслобойни, а она нос воротила. Мы думали от гордости, а оно вон как повернулось. Да уж! Несладко, поди, в демофрадитах-то. Вот и кладёт всю силу на консомол энтот, горемычная.

Родион понял, что со словом надо обращаться осторожно. Ему и позже случалось «ляпать» языком, но это было всегда по неосторожности.

В лице Вали он получил свирепого врага и одно время не в шутку опасался, что она пристукнет его где-нибудь из-за угла. Но после того, как её однажды не пустили в баню, Валя психанула, собрала чемодан и укатила в Ростов. Там она вышла замуж и родила двоих детей, но в станице не показывалась ещё несколько лет.

Глава XV

Ломброзо и Зина Штучка

Надо сказать, что в эпизоде с Валей Родионово лицо пострадало от женских ногтей уже во второй раз. Трудно сказать, в чём тут дело, но ещё в период взросления Родион заметил, что его лицо как магнит притягивает неуравновешенных дамочек, желающих выразить своё отношение к нему с помощью ногтей. Благодаря Максиму, первые два повода к этому были идиотские. Кое-чему они Родиона научили, и больше он старался в такие ситуации не попадать. Был начеку, избегал поводов, но время от времени всё равно попадался. Женщины непредсказуемо обидчивы и способны на неожиданные прыжки.

Первый раз это произошло за полгода до приёма в комсомол. Максим достал книгу о теории Ломброзо. Точнее, это был толстый журнал с большой критической статьёй против учения Ломброзо. Самих трудов учёного итальянца найти было невозможно. Однако Максим из этой статьи уловил суть учения и стал его приверженцем. Согласно Ломброзо, склонность к преступлениям у мужчин и к проституции у женщин отражается в деформациях черепа. Родион в это не поверил, но Максим тут же назвал несколько бывших уголовников с неправильной формой черепа. А жившему у неродной тётки Клопу предрёк безрадостное тюремное будущее из-за его шишковатой головы. В ответ Родион вспомнил нескольких уголовников с правильной, и даже красивой формой головы. Насчёт Клопа Максим ошибся. После армии он вступил в партию и стал бригадиром на заводе. Таким образом спор относительно преступников зашёл в тупик. Но оставались ещё проститутки. С ними было хуже. У стриженых мужиков череп видно издалека, а у женщин под причёской ничего не разглядеть. К тому же в станице была всего одна проститутка по имени Зина Штучка. Поэтому выбора у приятелей не было, и они отправились разглядывать Зинкину голову. В качестве наблюдателей к ним присоединились двое одноклассников, слышавших этот спор. Однако не исключено, что спор был для них лишь предлогом посмотреть на живую проститутку. Спустя годы Родион понял, что Зинка была не проституткой, а отбросившей всякий стыд шлюхой.

В те времена девственность была чем-то вроде знака качества, и большинство девушек вели себя очень строго, соблюдая материнский наказ, что до свадьбы нельзя. Но всё же некоторые девушки поддавались на лукавые уговоры по своей доверчивости или глупости. А ещё, как и везде, имелись доступные девушки, которым занятие любовью нравилось до того, что они пренебрегали запретами. Но все эти грешницы знали, что поступают нехорошо, стыдились и нарушали запреты тайно. Ведь если о ком-то из них начинала гулять слава, то выйти в станице замуж для них становилось крайне трудным делом. Зина Штучка прославилась демонстративным несоблюдением общепринятых норм поведения, за что и получила звание проститутки.

От старших ребят Максим с Родионом знали, что Зина пасётся в станичном парке культуры и отдыха. Там они её и нашли. На одной из аллеек она сидела на лавочке и попивала ситро из бутылки, должно быть кого-то поджидая. Вопреки распространённому мнению о демонической красоте падших женщин, белобрысая Зинка имела заурядную внешность. Её кургузую фигуру с мосластыми коленями дополняло скуластое, плохо накрашенное лицо с прищуренными маленькими глазами. Но для исследователей это не имело никакого значения. Они стали неподалёку и принялись рассматривать её голову с «шестимесячной» завивкой. Чтобы лучше увидеть, Родион с Максимом приблизились и стали заходить то справа, то слева от объекта. Некоторое время Зина молча наблюдала за этими манёврами, а потом спросила:

— Эй, шпана малолетняя, чего вам надо? Чего вы тут крутитесь?

Максим толкнул Родиона в бок, тот набрался решимости, подошёл к ней и заговорил:

— Да ничего такого. Мы твою голову разглядываем.

Зина выхватила зеркальце, осмотрела себя и недоумённо спросила:

— Чего вы на ней увидели?

— В том-то и дело, что ничего. Мы тут заспорили насчёт деформаций, а есть они или нет, из-за твоих кудрей не видно. Зина, разреши пощупать твой череп. Ведь не убудет же от тебя.

До сих пор Зинин череп никого не интересовал, мужчины щупали её другие, более мягкие выпуклости, и она слегка ошалела:

— Ты чё? С Луны упал? Какие такие деформации?

— Так и я ж об этом! Может быть, у тебя череп гладкий как яичко, а этот осёл говорит, что если ты проститутка, то и череп у тебя обязательно должен быть выступами и буграми.

Лицо у Зины пошло красными пятнами, и она заговорила каким-то зловещим тоном:

— Так, значит, вы, сопляки, пришли глядеть на меня как на ту шимпанзу в зоопарке? Для вас, гадов, проститутка уже не человек, а этот самый, экспонат?

Родион принялся её успокаивать:

— Да ты что, Зина? Я видел шимпанзе. Знаешь, какие у них бакенбарды? О-го-го! А у тебя только беленькие усики на лице. Тебе до обезьяны далеко.

Но его слова дали обратный эффект. Она вскочила со скамейки и завизжала:

— Ах ты сволочь! Сейчас ты сам обезьяной станешь!

И она в секунду профессионально изодрала Родионово лицо своими боевыми ногтями. Возможно, она применила бы ещё и зубы, но он убежал.

Впрочем, большой обиды на Зину у Коновалова не было. Он понял, что виноват сам. Открытый поиск телесных деформаций приводит в ярость всех девушек, и этот урок Родион запомнил. А через месяц после того случая решением станичного схода граждан за непотребное поведение Зина Штучка была выселена из района. В те времена такие дела были обычным явлением. Станица не осиротела, шлюхи в ней не перевелись, но таких развязных не было до самой демократии.

Глава XVI

Мустанговый козёл и матерщинная терапия

В понедельник Родиона пригласили в учительскую. Именно так: пригласили, а не вызвали. Уроки закончились, и учителя расходились по домам, но появление Коновалова изменило их планы. Все присутствующие решили отложить домашние дела и задержаться в учительской. Родион догадался, что наставники задержались из-за него. Учителя ведь тоже люди, а Родион к тому времени был известен редкими, но экзотическими рассказами. Владимир Степанович был настроен благодушно. Поздравил его с комсомолом и выразил надежду, что теперь он станет ответственным и серьёзным человеком. Зинаида Леонардовна саркастически заметила:

— А вот я и не припомню, чтобы Коновалов вообще как-нибудь шутил. Он всегда всё делает так серьёзно, что дальше некуда. А чего это он такой подратый?

Ответил Афанасий Платонович:

— Во время приёма в комсомол случился небольшой инцидент.

— Будь иначе, я бы удивилась. Инцидент — это же его естественное состояние.

— Но есть более интересная тема.

— Даже так? Хотелось бы послушать.

Завуч возглавил разговор:

— Вот и нам с Афанасием Платоновичем хотелось бы кое-что выслушать. Мы знаем, Коновалов, что дел у тебя невпроворот, но уж будь добр, удели нам сколько-нибудь времени и проясни одно обстоятельство.

— Какое?

— Афанасий Платонович рассказал о твоём вступлении в комсомол много интересного. Там открылась даже тайна почётной грамоты!

Присутствующие нестройным хором воскликнули:

— О-о-о!

— Но один момент остался неясным. Рассказывай про взрывчатку.

— Да чего рассказывать-то?

— Каким образом вы использовали динамит в «мирных целях». Взорвали его? Или применили как-то по-другому? Заметь, я не спрашиваю, где вы его взяли.

— А как его ещё применишь? Взорвали конечно. Так это давно было, летом ещё!

— И что же вы взорвали в мирных целях?

— Печку. Но никакого криминала там не было, и никто не пострадал, кроме козла.

— Какого козла?

— Дикого. Так что страданием это даже и не считается.

Клавдия Захаровна сказала, что дикие козлы в нашем районе не водятся уже лет двести, но все на неё зашикали. Посмотрев на внимательных педагогов, Родион стал подозревать, что им просто нравятся его рассказы. Такая благожелательная атмосфера бывала очень редко, поэтому он расслабился и сделался болтливым. Молодой ведь был, ещё несдержанный, и когда завуч попросил рассказывать по порядку, его понесло:

— Во второй бригаде за свинофермой стоял заброшенный колхозный домик. Что в нём было раньше, я не знаю, но он давно так стоял. Домик ветхий, крыша дырявая, и потолок почти весь обвалился. Ничего доброго в нём уже не было, но бригадир Фёдор Иванович присмотрел там печку. Она ведь сложена из кирпича, а кирпич в хозяйстве всегда нужен. Этот Фёдор Иванович и подрядил меня с Максимом разобрать эту печь на кирпичи, посулив за работу целый рубль. На разборку обычным способом ушло бы много времени, и мы решили ускорить процесс, тем более что средство для этого имелось. Домик был на отшибе, вокруг безлюдно, и нам никто не мешал. Утречком под эту печь заложили шашку и, отбежав в старую траншею, подорвали её. Взрыв был негромким, но печь разлетелась. Правда, заодно при этом снесло и дом, но за него ругаться не стали. Фёдор Иванович, приехавший на бричке за кирпичом, удивился излишнему усердию, и только. Мы собрали в кучку разлетевшиеся кирпичи, возможно, и не все, но кто их там считал? И тут нам повезло! Взрывом глушануло дикого козла. На свою беду он бродил поблизости. Когда мы его увидели, то на всякий случай дорезали.

Клавдия Захаровна спросила:

— Так он ещё живой был?

— Дышал, потому и дорезали. А кому нужна дохлятина?

— Он же мог оклематься.

— Мог, конечно. Но мог и сдохнуть. Рисковать мы не стали, и чтобы не допустить издыхания, сразу пустили ему кровь. Был бы старый козёл, вонючий, так пусть бы оживал или сдыхал, не жалко. А этот молоденький, у него мясо ещё не воняет — так чего ж добру пропадать?

— Странная логика.

Григорий Тарасович отозвался:

— Зато практичная.

Завуч спросил:

— Это вам сайгак попался?

— Откуда они здесь? Нет, обычный козёл.

— А чего ж ты его диким называешь?

— Так у него никаких признаков домашности не было: ни верёвки на рогах, ни ошейника, ни пастуха рядом, и бродил он далеко от всех домов. Как есть дикий!

Учительница зоологии Клавдия Захаровна вмешалась снова:

— Коновалов! Ты же присутствовал на уроках. Козы — домашние животные. Или забыл?

— Да кто ж спорит? Только домашние те, которые дома. Лошади тоже домашние животные, если они в конюшне. А вот мустанги в Америке самые что ни на есть дикие.

— Не разводи демагогию, Коновалов. Не оправдывайся словесными уловками. Бедное животное отошло от двора травки пощипать, а вы объявили его диким и безжалостно зарезали. А потом даже не пытались найти его хозяина.

— Интересное кино! И как вы это себе представляете, Клавдия Захаровна? По-вашему, я должен с забитым козлом на плечах ходить по улицам и искать его хозяина? Это ж полным кретином надо быть. А вдруг, и правда, хозяин сыщется, да по шее надаёт? Или хуже того, деньги стребует?

Завуч стукнул ладонью по столу:

— Всё, хватит. Будем считать его невезучим мустанговым козлом. Куда вы его дели?

— А куда его можно деть? Съели.

— Съели? Вдвоём?

— Ну да. Панфиловича можно не считать. Ему мясо без надобности, закуской питается.

— Какой закуской?

— Обычной — помидоры, огурцы, фрукты, конфеты и всё такое.

— Вегетарианец что ли?

— Временами, когда в запое. Только он этого слова не знает.

— Погоди-ка. Это один из твоих подшефных пьющих ветеранов?

— Не подшефный, а просто знакомый ветеран. Два года он, как и все, воевал в окопах. Награды имеет, и ранения были, но не очень тяжёлые. А затем после госпиталя попал охранять водку, которую развозили на фронтовые сто грамм. Там он его и сразил.

— Кто?

— Алкоголизм. Панфилович считает его фронтовым ранением.

— А причём здесь этот Панфилович?

— Так при всём. Куда нам было с тем козлом податься? Домой нельзя, вопросы всякие. Мне ещё ничего, а Максим и палки мог огрести. А у Панфиловича жена, тётя Марфа, к дочке в гости отправилась. Женщина она строгая, и при ней он ни капли, только на работе в своей кочегарке, да и то потихоньку. А тут под момент сходу в запой ушёл. Мужик он хороший и приветливый, вот мы с козлом к нему и пришли. Там же его сварили и съели.

— Сразу вот так и съели?

— Ну что вы! Мы ведь не обжоры, чтобы за один присест. На другой день в обед доели.

— Всего целиком?

— Целиком же невозможно. Там много несъедобного — рога, копыта. Требуху и кости собакам отдали, ну, а мясо, того… И Панфиловичу малость перепало, мы ему голову козлиную отдали, а он её в медицинских целях использовал.

Тут Зинаида Леонардовна напряглась, пошевелила бровями и сказала:

— Расскажи-ка про это подробнее. Он, что, артритом страдает?

— Нет. Откуда у него тому артриту взяться при таких-то спиртах? У Панфиловича другие страдания были. Тем вечером сидим мы у него, мясо жуём, а он тоскует. Выпивка кончилась, денег нет, и магазин закрыт.

Целитель

Панфилович был мировым дядькой, поэтому Родиону захотелось хоть чем-то ему помочь и отплатить за бескорыстный приют. Он подумал и спросил:

— Панфилович, где ты самогонку берёшь?

— У бабки Кульковой. Только она в долг не даст.

— Не надо в долг. Она болезнями мается? Ревматизмом или ещё чем?

— Насчёт ревматизмы не скажу, а жалилась она на иностранную болесть «артурит». Из-за него, чёрта, ей трудно в погреб за бутылками лазить.

— Слушай, Панфилович! Нам козлиная голова без надобности, так ты отнеси её этой бабке и скажи, что козлиные мозги есть первейшее средство от её иностранной хворобы. Бабки страсть как любят диковинные снадобья. Вот бутылкой первача с неё и возьмёшь.

— А что? И правда, хорошо помогает?

— Ну, суставы бабкины от них моложе не станут, но улучшение наступит. Только для этого нужно распарить обычной дерти, примешать туда овса, можно даже геркулёса, и после мозгов приложить горячим к ногам да обмотать шерстяными тряпками. Острое воспаление пройдёт, и боли утихнут.

Этот нехитрый рецепт Родион давно знал от бабушки Анфисы. Новинкой в нём был козлиный мозг. Он ввёл этот ингредиент для солидности. Это был своего рода рекламный ход. Присутствие козлиных мозгов в снадобье повышало доверие к нему. Продукт с виду противный, но совершенно безвредный, он мог даже сыграть роль «плацебо».

Панфилович взял голову и отправился к бабке. Он оказался ловким дипломатом, втюхнул бабке эту голову по высшему классу и вернулся с двумя бутылками доброго самогона.

Но эта удача вскоре обернулась для него драмой. Снадобье бабке Кульковой помогло, да так хорошо, что вскоре она лошадью забегала по станице и всем своим подругам, таким же бабкам, рассказала о новом чудо-лекаре — Панфиловиче. Тем временем тётя Марфа вернулась домой, и ему пришлось завязывать с выпивкой. Только он очухался от запоя, как на него свалилась головная боль иного рода. Это была неожиданная слава целителя.

Первой заявилась старшая Свиридиха. Это была долговязая, сухопарая и тугоухая бабка лет за семьдесят. Однако, несмотря на возраст, она была ещё бодрой старухой. Тётя Марфа копалась в огороде, а злой от трезвости Панфилович ремонтировал во дворе столик под вишней. Свиридиха зашла во двор, поздоровалась с Панфиловичем и стала извиняться за отсутствие самогона. Мол, не гонит она, и аппарата не имеет, а потому принесла для расчёта кусок сала. В чём, собственно, дело, Панфилович сообразил лишь тогда, когда Свиридиха вытащила из сумки свежую козью голову и попросила её заговорить. Панфилович в ответ начал злобно и выразительно материться, но, опасаясь привлечь внимание жены, негромко. Он крыл почём зря и козью голову, и того, кто её принёс, сопровождая ругань жестикуляцией. Глуховатая бабка голос слышала, но слов не разбирала, а потому речи и жесты Панфиловича приняла за ритуал заговора козлиных мозгов. Когда Панфилович выдохся, она решила, что процедура закончена, и с поклоном вручила новоявленному знахарю шмат сала. Затем положила козью голову обратно в сумку и уточнила:

— Так мозги прямо к шишкам прикладывать? И больше ничего?

— Каким шишкам?

— Дык на голове какие-то вышли и болят, проклятущие.

— Своих мозгов не хватает, так прикладывай на ночь козлиные, а для полного комплекта намажь себе голову тёплой овсянкой и спи в пуховом платке.

С тем Свиридиха и ушла. Свой рецепт Панфилович сказал ей в ухо, и она его разобрала.

Между тем эту сцену видели и слышали живущие через забор соседи дядя Гриша с женой тётей Анисьей. Они не были глухими, а потому несказанно удивились такому событию, ведь плата за ругань и оскорбления не вязалась со здравым смыслом. Панфилович от вопросов отмахивался и ничего не объяснял. Дядя Гриша рассказал об этом случае мужикам возле пивной, но ему не поверили. Тётю Анисью раздирало любопытство.

А в тот день, когда старшая Свиридиха, приготовив ингредиенты, стала на ночь прилаживать к голове уже пованивающие мозги и смазывать темечко овсяной кашей, то её невестка, младшая Свиридиха, решила, что свекровь рехнулась. Но её прогноз не оправдался. Как ни странно, этот дикий рецепт пошёл бабке на пользу. Пропали шишки, а кроме того исчезла многолетняя перхоть, и волосы начали густеть.

После такого эффекта бабы гуськом потянулись к Панфиловичу, а для козлов настали тяжёлые времена. Но было ещё одно следствие.

Тётка Анисья не знала пожилую Свиридиху, но в лицо запомнила, и когда увидела её в магазинной очереди, то бросилась к ней с расспросами. Радостная Свиридиха обрушила на тётю Анисью поток сведений и даже продемонстрировала зажившую голову. Поток этот был несколько сумбурный, но из него тётя Анисья поняла главное: Панфилович вылечил Свиридиху заговором. А поскольку заговор тётя Анисья слышала своими ушами, то вывод был один: её сосед, невзрачный Панфилович, умеет лечить невиданным способом — матерщинным заговором. Это было куда забористее показывания дули вскочившему на глазу «ячменю». Вскоре ей представился случай проверить необычный метод целительства на практике. К ней однажды заглянула двоюродная сестра и среди прочего пожаловалась на изжогу, мучавшую её с утра. Тётка Анисья и предложила ей полечить эту изжогу у соседа знахаря. Панфилович крутился во дворе, и они позвали его к разделяющему дворы забору. Вначале Панфилович не мог понять, чего они от него хотят, но когда ему показали бутылку портвейна, он мгновенно сообразил, что к чему, и тут же исполнил просьбу. Он обложил матом женщину прямо через забор, а чтобы не было подозрений в халтуре, к русским выражениям добавил пару немецких ругательств, оставшихся в памяти с военных времён. То ли от удивления, то ли от совпадения, но изжога у тётки прошла и в тот день не возвратилась. После этого в народ стали просачиваться слухи о необычном таланте Панфиловича.

Вначале его это забавляло, но после одного случая забавлять перестало. Однажды, когда он шёл с работы, одна малознакомая женщина зазвала его во двор и попросила сделать матерщинный заговор на головную боль, посулив за это восьмисотку вина. Панфиловичу не жалко, и он тут же приступил к делу. Вдруг открылась калитка, и во двор зашёл муж пациентки. Он не знал, что идёт сеанс лечения, и набил Панфиловичу морду. Потом недоразумение выяснилось, и Панфилович получил свой гонорар, но с тех пор он стал осторожным и матерщинную терапию в чужих дворах больше не применял. В своём дворе ему везло тоже недолго.

Все эти события взвинтили тётю Марфу. Гонять собутыльников Панфиловича для неё было делом привычным и даже рутинным, но от баб с выпивкой и салом она пришла в беспокойство. Жалкому лепету Панфиловича, что это благодарность за медицинские советы, она не верила, так как была убеждена в полной его неспособности к целительству. В конце концов, она банально взревновала. О нежных чувствах тут говорить трудно. Чувства тёти Марфы были сродни чувствам владельца собаки, которую хотят украсть, сманивая вкусной колбасой. Панфилович по рангу стоял выше дворового кобеля, но для тёти Марфы он был единицей живой собственности, и уступать его кому-то за здорово живёшь она не собиралась.

Поэтому, когда она увидела во дворе младшую Свиридиху с бараньей головой в руках, то решила, что сорокапятилетняя красотка явилась очаровывать Панфиловича с помощью этого предмета. Такой наглости сердце у тёти Марфы не выдержало, и она перешла к рукоприкладству. Вернее, к головоприкладству. Младшая Свиридиха, не сумев раздобыть козлиную голову, решила, что сойдёт и баранья. С ней и явилась она к Панфиловичу. Она не успела ещё ничего ему сказать и пожаловаться на свою хворобу, как во двор выскочила тётя Марфа, выхватила у Свиридихи из рук эту баранью голову и, не говоря худого слова, закатила ею Панфиловича по лбу. Баранья голова известна своей крепостью, и Панфилович рухнул на землю так, как если бы его огрели кувалдой. Свиридиха, забыв о болячках, кинулась убегать, но злая тётя Марфа догнала и поколотила её этой самой головой, а потом с руганью бросила ей вслед этот предмет чародейства. Свиридиха, подобрав баранью голову, ринулась в больницу снимать побои, а затем без передышки пошла в милицию, подавать заявление. Дело за малым не дошло до суда. Этим малым была пропажа главного вещдока — бараньей головы, которую по недосмотру съела милицейская овчарка. После этого случая Панфилович отошёл от целительской практики.

Когда Родион поведал эту печальную историю, Зинаида Леонардовна, брезгливо сморщившись, на полном серьёзе начала спрашивать его о возможности замены козлиных мозгов бараньими. Оказывается, волна дошла до её свекрови, которая замучила учительницу просьбами достать козлиных мозгов для лечения. Узнав, что Коновалов знаком с самим целителем, Зинаида Леонардовна попросила его организовать с ним встречу. Родион понял, зачем ей эта встреча, и пообещал. Во время его рассказа про матерщинную терапию у неё было очень мечтательное выражение глаз. Их беседу прервал завуч:

— Давайте вернёмся от баранов к нашему козлу. Вот вы его съели, и как вам?

— Да так себе. Свинина или телятина вкуснее, так выбора-то у нас не было!

— Вот буквоед чёртов! Плохо вам не стало? Животы не заболели? Целого козла съесть, и никаких последствий?

— Да с чего бы? Козлятина — мясо чистое. Ни глистов, ни заразы в нём не бывает, потому что козы очень чистоплотны.

О животных Коновалов поговорить любил, а в данном случае ему хотелось отвлечь внимание от шкуры козла. Ведь самая прибыль случилась от неё. Приятели разделили шкуру на множество мелких кусочков, из которых изготовили «чеканки», а затем наводнили ими школу. Чеканка представляет собой кусочек меха с пришпиленной к нему свинцовой пластинкой. Игра заключалась в подбрасывании этого нехитрого снаряда ногой. В других областях эта забава называлась по-разному — жошка, маялка, ляндра, а в станице эта игра, как и сам снаряд, звалась чеканкой. Это безобидное занятие почему-то оказалось под запретом. Читались лекции о вреде «чеканки», якобы от неё бывает грыжа и ещё чего-то, а поэтому при обнаружении чеканки беспощадно конфисковались. Но как всегда бывает в таких случаях, загнанная в подполье игра приняла характер эпидемии, чему Родион с Максимом сильно поспособствовали. И для отвлечения внимания от этой темы Коновалов пустился в рассказы о повадках коз и козлов:

— Да, козы объедают ветки деревьев и кустов. Да, они питаются всякими колючками и прочей травой, которую обходит другая скотина, но в то же время козы очень щепетильны в еде и воде. Коза никогда не будет пить воду, если из ведра до неё пил козёл. Только свежую. И она не поднимает ничего съедобного с земли. Что упало, то пропало. Хоть сено, хоть что другое. Будет стоять под абрикосовым деревом и ни одного упавшего плода не тронет. А нарвёшь абрикос с этого же дерева в чашку и дашь ей, с удовольствием съест и косточки выплюнет как человек. Поэтому козы редко попадают в ветлечебницу. Можно спорить, кто умнее: собака, кошка или лошадь, но по здравомыслию на первом месте коза. Для примера можно взять аварии. Под машины попадают все — кошки, собаки, лошади, коровы, птицы и люди. Козы — никогда. Другое дело козёл. Это драчливое и бесшабашное животное. Но такова его природа.

После этого вступления Коновалов рассказал о самом драчливом козле. Предыдущим летом он гостил у живущего под Новочеркасском дяди Семёна и видел там много интересного, в том числе огромного козла рыжей масти по кличке Боксёр. За свою короткую жизнь Родион перевидал немало козлов, но такого драчливого увидел в первый раз.

Хозяйство у дяди Семёна, как и у всякого железнодорожника, немалое — займище, сад, огород, казённый дом возле путей, и полно скотины. Рядом с Боксёром нужно было всё время быть начеку, так как он постоянно бросался на корову, собаку, овец и людей — в общем, на всё, что движется. От скуки и для тренировки он таранил забор или стену угольного сарая. Кличку он получил за манеру толочь воздух передними копытцами в момент боевой стойки на задних ногах, с наклонённой головой для нанесения удара с места. Пользы от него не было никакой, одно только беспокойство и нервотрёпка, но он был любимцем дяди Семёна, и это решало всё.

И когда Боксёр погиб во цвете лет, все домашние, за исключением дяди Семёна, вздохнули с облегчением, так он всем осточертел. Родион своими глазами видел, как это произошло. Свет вечернего солнца рельефно освещал Боксёра, стоящего на шпалах между рельсами. Он ждал приближающийся поезд. Видно, у него была давняя мечта сразиться с локомотивом, и, обретя по чьему-то недосмотру свободу, он решил исполнить своё заветное желание. Раздался гудок, но Боксёр отважно прыгнул на железного соперника. Электровоз победил, а машинист высунулся из окна и покрутил пальцем у виска. Родион с дядей Семёном собрали на путях то, что осталось от козла, и схоронили в посадке. Мясо его было таким вонючим, что от него отказался дворовый кобель. Дядя Семён, фронтовик пулемётчик, сильно переживал гибель Боксёра. Не рыдал, но слеза по щеке скатилась.

В этом месте рассказа Клавдия Захаровна высказала недоверие:

— Это ты загибаешь, Коновалов! За что можно так любить козла? Это же не конь, не собака и даже не кошка.

— А как было дяде Семёну его не любить? Ведь Боксёр был его поильцем. Он был лучшим производителем на посёлке. Через день, да каждый день со всей округи к нему вели коз на случку. Иной раз в очередь козы становились. За эти услуги дядя Семён брал выпивкой, причём обнаглел и принимал к оплате только спирт или казёнку, а самогоном брезговал. И такая лафа накрылась! На его месте любой алкоголик загоревался бы. Но таких выдающихся козлов, как Боксёр, мало. Однако и со спокойными козлами случаются недоразумения. Взять того же Гуталина. Мы с ним летом в такую историю влипли, что не дай бог! Теперь это место называют Чёртовой ямой. Владимир Степанович, можно я пойду домой?

Последняя фраза означала, что Родион увлёкся и проболтался. Это было тотчас замечено, и смыться ему не дали. На сей раз возбудился Григорий Тарасович:

— Подожди, подожди, Коновалов. Ты здесь всякой ерунды наговорил, а когда дела коснулось, то убегаешь? Надеюсь, товарищи, вы все слышали о «Чёртовой яме»? Это же пятно на весь район! Девушка выходит из комсомола и идёт в церковь. Поёт на клиросе! Я, как лектор общества «Знание», пытался с ней поговорить, но она утверждает, что своими глазами видела живого чёрта. И не только она видела, но и другие люди тоже его видели. То есть ей это не привиделось. Суеверия возникают на глазах неизвестно почему. А Коновалов, оказывается, знает в чём дело, но хочет убежать. Нет, дружок, давай, рассказывай!

— Да чего рассказывать-то? Вы, Григорий Тарасович, правильно сказали, что это всё суеверия. Разве я виноват, что народ такой нервный? Или Гуталин?

— Какой ещё гуталин? Вот что, давай всё по порядку.

И наводящими вопросами будто клещами учителя принялись вытягивать из Родиона эту историю. Волей-неволей ему пришлось кое-что им рассказать. Эту историю он преподнёс в сильно урезанном виде, и о многом просто умолчал. Причём главным героем у него стал козёл Гуталин, а себя он представил в роли статиста. Но всё равно, слушая Коновалова, педагоги цокали языками. Наконец его отпустили домой, и уже на выходе из учительской Афанасий Платонович сказал:

— Родион, твоя басня какая-то нескладная. Значит, самое интересное ты скрыл.

Глава XVII

Чёртова яма. Часть первая

Сам по себе рассказ о Чёртовой яме относится к категории бродячих сюжетов. Каждый слышал или читал о чём-то подобном. Надо полагать, что похожие случаи время от времени всё-таки происходят в разных местах. Впрочем, ещё Соломон Мудрый в Экклезиасте лаконично сказал: «…И нового нет под солнцем». Тем не менее, несмотря на затасканность сюжета, рассказ интересен деталями, местным колоритом и самим Родионом.

Всё началось с самой обычной траншеи.

К западу от станицы на выгоне затеяли прокладывать большой газовый трубопровод. Из Батайска прибыла московская специализированная ПМК и расположила свои вагончики за речкой, а на рабочее место пригнали большой гусеничный экскаватор. После обеда он начал работать и в тот день выкопал траншею метров пятнадцать длиной и глубиной не менее двух с половиной метров. Вода там недалеко от поверхности, поэтому в одном конце траншеи она выступила и собралась в лужицу. Экскаваторщик был опытным, и траншея у него получилась ровная, с гладкими отвесными стенами. В общем, яма что надо. После рабочего дня он отогнал экскаватор недалеко от траншеи и занялся профилактикой.

А Родион тем вечером, уже в сумерках, прикатил на велосипеде к бабушке Анфисе. В первую очередь за бидончиком с вечерним молоком, а кроме того, у него был маленький сюрприз для бабушки. Она держала пухового козла Гуталина, прозванного так за чёрный цвет шерсти. Гуталин ничем особенным не выделялся, разве что спокойным для козла характером. Хлопоты были не с ним, а с его пуховой шерстью. Из-за неё вольные хождения Гуталина ограничивались, а на выгоне, где он пасся, бабушка длинным налыгачем привязывала его к вбитому в землю железному штырю, вдали от лопухов, репейников, череды и прочих бурьянов.

Накануне Родион ходил к однокласснику Вите Попу домой посмотреть грампластинки. И там ему в руки попал журнал «Советская потребкооперация». Витина мать работала в магазине и как все работники прилавка в добровольно обязательном порядке выписывала этот журнал. Казалось бы, что можно прочитать интересного в журнале с таким названием? Но Родиону попалась статья о том, как в одном хозяйстве защищают ценное руно от засорения, одевая породистых баранов в специальные балахоны. Он тут же вспомнил Гуталина. А чем козёл хуже каких-то там баранов? Коновалов решил показать бабушке, что котелок у него тоже варит, и дать ей хорошую идею. Причём не просто рассказать, а наглядно продемонстрировать. Родион не стал морочить себе голову шитьём балахона, а решил воспользоваться готовой одеждой. В результате нескольких обменов он разжился старой мужской рубашкой в крупную сине-белую клетку, сатиновыми шароварами на резинке и чёрным пиджаком с небольшой дырой на боку. Судя по внешнему виду, он был снят с пугала. Не зная, что именно подойдёт Гуталину по размеру, на всякий случай он захватил с собой все предметы.

В тот день бабушка Анфиса закрутилась по хозяйству и ещё только доила корову. Родионов приезд оказался очень кстати. Она обрадовалась и послала его за Гуталином, пасущимся на выгоне, мол, девчат не допросишься. Родиона уговаривать было не надо, он взял свёрток с амуницией и отправился за станицу, подумав, что так даже лучше. Он решил сразу на выгоне примерить козлу одёжку, а потом прямо в ней привести Гуталина к бабушке во всём его блеске.

Родион давно был знаком с Гуталином, не однажды приводил его с пастбища, а потому знал места, где его привязывали. Но когда он туда пришёл, то никого не обнаружил. Побродив, он наткнулся на пустой железный штырь в земле и понял, что отвязавшийся козёл вместе с налыгачем бродит неведомо где. Родион приступил к поискам.

Сумерки незаметно перешли в тихую летнюю ночь. Ярко светила луна, облегчая поиски блудной скотинки. С верёвкой Гуталин не мог уйти далеко. Время от времени Родион окликал его по имени. Но только подойдя совсем близко к свежевырытой траншее, он услышал оттуда жалобное козлиное меканье. Спрашивая, как он туда попал, Родион залез на глиняный бруствер, и тут случилась неприятность. Глина в том месте оказалась сырой, он поскользнулся и рухнул в траншею. Теперь ему стало ясно, как туда попал козёл. Должно быть, его привлёк запах воды. Приземлился Родион удачно, в сухом конце ямы. Обрадованный Гуталин ткнулся ноздрями ему в ладонь и посмотрел на него с надеждой. Они оказались в плену. Яма была слишком глубока, чтобы просто из неё вылезти. Зацепиться за гладкие стены тоже было нельзя. Людское жильё находилось в некотором отдалении, и нужно было обладать голосом Шаляпина, чтобы хоть кто-то услышал крики о помощи. Но Родион не стал унывать и довольно быстро сообразил, как оттуда выбраться. Перочинный нож всегда в кармане, и с его помощью он стал вырезать в глиняной стене похожие на сусличьи норы углубления для рук и ног. Цепляясь за эти своеобразные ступеньки, он постепенно карабкался вверх. А чтобы свёрток с одеждой не мешался, Коновалов всё надел на Гуталина. Козёл в застегнутой рубашке и пиджаке выглядел потешно, не хватало только галстука, но любоваться им было некогда. Грунт был мягким, и дело шло к концу.

И тут вверху послышались голоса, мужской и женский. Родион обрадовался и позвал на помощь. Его услышали, и вскоре над краем ямы показалась мужская голова, спросившая:

— Эй, кто там?

— Да вот! Поскользнулся на глине и упал сюда. Помогите вылезти, а то здесь глубоко.

Женский голос спросил:

— Что там?

— Мальчишка в траншею свалился. Надо вытащить, а чем, не знаю. Ни верёвки, ни шеста, ни лесенки. Нужно сходить за чем-нибудь.

Коновалов ему говорит:

— Не надо никуда ходить, верёвка имеется. Сейчас брошу конец.

Родион быстро снял с Гуталина ошейник, закрепил налыгач у него на груди под пиджаком, а другой конец вытянул из-за шеи и бросил наверх. Женский голос отозвался:

— Странный какой-то мальчик, ночью среди поля в яме сидит, и верёвка у него имеется. Может, ну его? Пойдём отсюда, а то мне чего-то сумно.

Мужик схватил налыгач и сказал:

— Успокойся, Анюта! Чего это с тобой? Тут минутное дело.

Чтобы понять дальнейшее, нужно рассказать про эту парочку.

Как потом стало известно, мужик был тем самым экскаваторщиком из ПМК, который и выкопал эту траншею. Днём он пошёл с термосом запастись питьевой водичкой. В одном доме на окраине станицы местная девушка угостила его вкусной колодезной водой. Молодой и пылкий мужик воспользовался моментом, познакомился с девушкой и назначил ей свидание. Она была не против. Встретились возле её двора, а прогуливаться при луне стали возле экскаватора, постепенно углубляя знакомство. А куда было податься приезжему человеку, не знающему местных условий? В основном говорил он. Вначале похвастал своей техникой, экскаваторщики вообще народ горделивый. А потом стал развлекать девушку байками о своей прежней, довольно специфической работе. Это было рытьё могил на городском кладбище. Он повествовал об откопанных черепах с золотыми зубами, о похороненных заживо людях и прочих таких вещах. Скорее всего, привирал, но, видимо, у него был такой метод ухаживания — застращать девушку до обморока, а потом уже брать её тёпленькой. В общем, к встрече с Коноваловым они были подготовлены хорошо и в тему.

А главную роль сыграл лунный свет. Вернее, его слабое рассеяние, из-за которого бывает трудно рассмотреть что-либо в тени, даже если это что-то находится рядом. Родион знал про это свойство, но не принял его во внимание. Он-то мужика из ямы видел хорошо, а вот мужик видел Родиона плохо, тёмным силуэтом, а чёрного козла не заметил и вовсе. К тому же Гуталин молчал как партизан в засаде. Но Коновалов-то думал, что мужик видит Гуталина! А потому, кинув ему налыгач, не стал предупреждать, что первым пойдёт козёл. Ведь это разумелось само собой. Когда верёвка натянулась, он стал помогать и подталкивать животное снизу. Гуталин молчал, а когда осталось чуть-чуть, Родион встал на цыпочки и, напрягая силы, сказал наверх:

— Держите этого чёрта!

Должно быть, козлу попала в ноздри земля, и когда он, вынырнув из тени на свет, высунулся из ямы, то издал странный звук, нечто среднее между фырканьем, чиханием и кашлем. И тут раздался дикий женский визг, который стал быстро удаляться. Налыгач резко ослаб, и козёл свалился на Родиона. От неожиданности он упал вместе с козлом на дно. Сверху донёсся удаляющийся шорох и повеяло известным запахом. Судя по всему, мужик испугался, да так сильно, что наложил в штаны. Тут до Родиона дошло, что случилось. Когда ночью из тёмной ямы вместо ожидаемого мальчика появляется одетое в рубашку и пиджак жуткое волосатое существо с чёрной рогатой головой, которое начинает издавать странные звуки, то у любого нервы сдадут.

Коновалов сообразил, что дальше оставаться в яме просто опасно для жизни. Кто знает, что у суеверных людей на уме? Хорошо, если придут со святой водой. А вдруг с ружьём? Или осиновым колом? Он лихорадочно выдолбил последние ступеньки, привязал налыгач к поясу и вылез из ямы. Страх придал силы, Родион поднатужился и выволок оттуда Гуталина. Он затащил козла за экскаватор и снова нацепил ему ошейник. Успел вовремя. От дворов шло несколько человек с фонарями. Это были отец Анюты, его кум и два соседа. Когда прибежала заполошно голосившая Анюта, они во дворе играли в домино. Мужики подошли к яме и стали её обследовать. Доносились голоса:

— Да никого тут нету. Почудилось девке.

— Ага, а следы тебе тоже чудятся? На козлиные похожи вроде.

— А куда ж тогда он сам подевался?

— Во! На стену глянь! А это чьи следы?

— Ничего себе! Какой же тут зверь был? Смотри, какая полоса на глине! Как будто крокодил брюхом провёл, когда вылазил.

— Скажи уж сразу, что змей, да ещё с человеческим голосом.

— Неужто и впрямь Нечистый?

— А кто его знает?

И мужики боязливо отошли от траншеи. Родион с козлом потихоньку стал обходить экскаватор, а когда выглянул на освещённую луной сторону, то застыл на месте. Там совершенно голый экскаваторщик мылся из ведра с водой. В это время Гуталин наполовину вынырнул из тени и снова фыркнул. Родион потянул его назад за гусеницу, но было поздно. Мужик его увидел, но вместо того, чтобы разобраться с козлом на месте и надавать по шее его хозяину, он снова испугался и, сверкая ляжками, побежал в сторону людей. Метров через десять он споткнулся и упал, но продолжал двигаться на четвереньках, издавая однотонные подвывающие звуки. Что подумали исследователи, глядя на него, неизвестно, но у одного из соседей не выдержали нервы, и он приложил экскаваторщика по спине деревянными граблями, которые впопыхах захватил в качестве оружия. Экскаваторщик заорал:

— Не бейте меня! Я Коля! А чёрт в костюме сейчас за экскаватором! Только что видел!

Тут уж любому ясно, что в такой ситуации надо осторожно и быстро смываться. Народ был не в том настроении, чтобы выслушивать подробные объяснения. Прикрываясь экскаватором, Родион с козлом припустили вниз и через квартал свернули на параллельную улицу, чтобы по ней вернуться домой обходным путём.

Шли осторожно по затенённой стороне. Гуталин как будто понимал важность маскировки и старался тише цокать копытцами по дорожке. Вскоре на пути возникла росшая вплотную к забору толстенная акация. Коновалов прислонился к ней спиной, чтобы разуться и вытряхнуть из обуви камешки. Козёл по инерции прошёл за дерево. Но едва Родион переобулся, как за деревом мужской голос разорвал вечернюю тишину воплем: «А-а-а». Затем раздались звуки трескающегося дерева, шум падающего в кусты тела и топот ног во дворе. Стало ясно, что задерживаться здесь не стоит, особенно после того, как во дворе загавкала собака и загорелся свет. Родион потянул за налыгач, вытащил из-за дерева чего-то жующего Гуталина, и они припустили обратным курсом. Во дворе грохнул выстрел из ружья, и послышался крик подстреленного человека. Это придало Родиону живости, и даже Гуталин припустил галопом.

Подробности стали известны немного позже. За этой толстой акацией в своеобразной нише стояла удобная и широкая лавочка, приют влюблённых парочек. Но в тот вечер её ненадолго арендовали два колхозных плотника. В сумках у них лежал честно заработанный магарыч, и перед тем как разойтись по домам, они решили хлопнуть по маленькой винца. А лавочка для этого подходила в самый раз.

На свою беду мужики не знали, что это был двор дяди Фрола, переехавшего сюда с Заречной улицы. Человек он был суровый, но нервный, и на эту лавочку давно косо поглядывал. Она была для него источником беспокойства, ведь кроме воркующих парочек возле неё случались и драки из-за девушек. Поэтому у дяди Фрола всегда наготове было ружьё, заряженное солью.

Плотники были мужиками запасливыми. У них имелся стаканчик и хлеб с луком на закуску. Они удобно расселись по краям лавочки, в центре поставили бутылку портвейна и вытащили из сумки закуску. Пробивающийся сквозь забор свет из окна тускло освещал импровизированный столик. Толстый плотник, не теряя времени, наполнил стаканчик и поднёс его ко рту. В этот напряжённый момент из-за дерева почти бесшумно появился оголодавший Гуталин, подошёл к лавочке, встал на неё передними ногами и потянулся к руке толстого плотника, в которой был кусочек хлеба. Как и большинство козлов, Гуталин не боялся людей и, преодолев слабое сопротивление оторопелого плотника, отнял у него хлеб. В электрических отсветах мужики хорошо разглядели Гуталина и потом утверждали в один голос, что нечистый был в костюме и рубашке с галстуком. Впрочем, для перепуганного человека налыгач на шее вполне мог сойти за галстук. А плотники испугались не на шутку. Пока толстый в ступоре пялился на невероятное явление, худой заорал, вскочил на лавочку, перемахнул во двор и припустил куда глаза глядят напролом. Толстый очнулся и последовал за ним, но менее удачно. Сломав штакетину, он рухнул в куст шиповника. Услышав шум и собачий лай, дядя Фрол включил свет во дворе и выскочил с ружьём наизготовку. Заметив бегущего в глубине двора человека, он выстрелил ему по ногам солью. Человек вскрикнул, подпрыгнул и скрылся в огородах. Дядя Фрол направил ружьё на толстого плотника и допросил его. Затем они вышли на улицу, но никакого чудища там уже не было. В конце концов после распития бутылки недоразумение было улажено, и плотник, озираясь по сторонам, ушёл домой.

Спустившись вниз на следующую улицу, Родион первым делом снял с Гуталина одежду, а затем они пошли домой ещё более кружным путём. Шли осторожно, прячась от людей и уклоняясь от встреч с прохожими, и в конце концов прибыли во двор бабушки Анфисы, вымазанные в глине, но невредимые.

Родиону стало ясно, что козёл в пиджаке сильно нервирует людей, особенно ночью. А суеверные испуганные люди могут хорошо навалять шутнику, придумавшему разодеть невинное животное. Поэтому обо всём следовало помалкивать. Да и сама эта идея с одеждой для козла стала казаться ему дурацкой, и он решил забыть её как дурной сон. Проницательная бабушка Анфиса тут же связала взъерошенный вид Родиона и его долгое отсутствие с выстрелом на соседней улице. Родион оправдался незнанием причин стрельбы, а насчёт долгого отсутствия заметил, что ночной поиск чёрного козла занятие не из быстрых. Бабушка смотрела недоверчиво.

На следующий день экскаваторщик наотрез отказался приближаться к экскаватору и, ничего не объясняя, укатил в Батайск, чем сильно всех удивил. Пока искали другого специалиста, выяснилось, что произошла накладка, потому что трубопровод по проекту должен проходить на триста метров западнее. Где его потом с успехом и проложили. А эту яму как сразу не засыпали, так она и осталась, а потом, как водится, про неё забыли. Но дурная слава о чёртовой яме распространилась, подкреплённая тем фактом, что даже такая мощная организация, как ПМК, испугалась и ушла с нечистого места. Ходили слухи, что экскаватор потревожил древнее захоронение. Эти слухи подкреплялись всякими странными событиями. Однажды несколько впечатлительных жителей западной окраины ночью видели над ямой отсветы огня, искры и слышали доносящиеся оттуда невнятные сатанинские вопли. Яму стали обходить стороной и пугать ею непослушных детей.

Бабушка Анфиса, встретив Анюту, весьма авторитетно посоветовала испуганной девушке обратиться к богу. Тогда, мол, нечистая сила не посмеет к ней приблизиться. Совет помог, и Анюта обрела душевное равновесие. Ещё она обрела привычку сидеть вечерами дома, а не водить хороводы вокруг экскаваторов и других подозрительных мест.

После рассказа Коновалова Григорий Тарасович попытался ещё раз вернуть Анюту в лоно атеизма, но она настолько окрепла в вере, что не придала никакого значения новым разоблачениям чертовщины.

Собрав об этих делах некоторые сведения, бабушка Анфиса довольно быстро разоблачила внука, и под честное слово он ей всё рассказал. Она посмеялась, а затем сказала:

— Лучше б ты, Родион, не пёкся о людях, им бы с того легче жилось.

Впоследствии ему не раз приходилось слышать мнение, что он сильно облегчил бы людям жизнь, если бы не совершал для них добрые дела. Впрочем, от его злых дел кое-кому тоже было тяжко. Ночные искры и сатанинские вопли из Чёртовой ямы были тоже делом рук Коновалова. В милиции про это догадывались, но прямых доказательств не было ни у кого.

Глава XVIII

Чёртова яма. Часть вторая

По словам Родиона, злоключения Дурмолая подлили масла в огонь и породили новую волну нелепых слухов о Чёртовой яме, будоражащих умы суеверного населения. На самом деле ничего мистического ребята не задумывали, да у них и времени на это не было. Обстоятельства сложились так, что оставалось действовать только по «стандартной схеме». А непродуманные до конца мероприятия часто заканчиваются непредсказуемо.

Неудавшееся покушение с гирей только раззадорило мальчиков, и они продолжили наблюдение за Дурмолаем в ожидании подходящего случая. А в том, что он произойдёт, ребята не сомневались. И вот настал этот вечер. Уже стемнело, когда запыхавшийся Максим прибежал к Родиону с известием, что вусмерть пьяный Дурмолай спит у себя во дворе. Он радостно сказал:

— Наконец-то этот гад напился! Я уж думал, что не дождёмся.

Всем известно, что и на солнце имеются пятна. Подобно этому на сплошь отрицательной характеристике Дурмолая пятном выделялась трезвость. То есть он не был пьяницей. Не из-за каких-то принципов, а просто не любил это дело. Но изредка всё же напивался. В этот день Дурмолай закончил копать погреб Алексеевичу, начальнику цеха розлива местного винзавода. Алексеевич, привыкший расплачиваться магарычом, вечером угостил Дурмолая вином, а тот не смог отказаться, но, не умея пить, хлебнул лишнего. После чего практичный Алексеевич вместо денег расплатился ящиком отличного портвейна и даже выделил мешок для переноски двадцати бутылок домой. Дурмолай был здоровым парнем, но его организм, непривычный к спиртному, дал слабину. Были уже сумерки, когда с мешком за спиной он отправился домой. Его пошатывало, а бутылки в мешке позвякивали. В таком виде Максим его и засёк.

Мгновенно забыв о прочих делах, он принялся следить за пьяным врагом. Зайдя во двор, Дурмолай не пошёл в дом, а, не доходя до крыльца, сел на маленькую табуретку возле стенки и достал из мешка две бутылки. Вышла тётя Агафья, его мачеха, худощавая женщина лет сорока пяти, и отругала непутёвого за то, что взял оплату выпивкой. Побурчав, она унесла мешок с бутылками, намереваясь реализовать их за деньги. Дурмолай на всё это не реагировал, а только прихлёбывал из бутылки. Его отец работал кочегаром на пищекомбинате и в эту ночь дома отсутствовал. А по большому счёту тётя Агафья и мачехой-то не была, потому что приходилась старшему Лобачёву сожительницей, а не законной супругой. Но претендовала. После смерти матери Дурмолая тётя Агафья на правах её подруги стала часто навещать осиротевших мужчин. Старший Лобачёв долго держал оборону, но однажды вечером утратил бдительность, и тётя Агафья оказалась у него в койке, а затем уже и в дом переселилась. Кочегару нравились пухленькие женщины, а тётя Агафья была худощавой и жилистой, но избавиться от неё оказалось не так просто. Впрочем, хозяйкой она была очень даже неплохой.

Ждать пришлось недолго. Минут через двадцать Дурмолай свалился на землю и заснул. Вышла тётя Агафья, постелила рядом с ним домотканый половик и с трудом перекатила на него мертвецки пьяное тело. Максим понял, что это редкий шанс, и припустил домой за ингредиентами. Собаку давно прикормили, и на мальчиков она не лаяла. Вернувшись, Максим прокрался во двор и с большим искусством разрисовал спящего Дурмолая. Лицо и шею вымазал гуталином, вокруг глаз зубной пастой нарисовал белые круги, а пухлый рот до ушей навёл красной губной помадой. Однако, несмотря на клоунскую расцветку, внешний вид у Дурмолая получился каким-то уж очень зловещим, особенно при лунном свете. Максим понимал, что всё это мелко и как-то по-детски. Требовалось что-то более масштабное, и он прибежал к Родиону. Тот, выслушав Максима, сразу принял решение:

— Тут и думать нечего! Завезём его к чёрту на кулички.

— Как Бзыка?

— Вот-вот, только ещё хлеще. Я такое место знаю, пальчики оближешь!

— А где ж мы бедарку возьмём?

— Всё, Максим. Больше никаких бедарок, дурацких вопросов и пререканий. На них времени нет. Теперь я командую! Беги домой, набивай соломой два мешка и жди меня возле своего двора, а я бегу за тачкой.

Родион захватил с собой потёртые, но ещё крепкие пароконные вожжи и отправился за тачкой к Сидорчукам. У него давно были с ними хорошие отношения, и тётя Таня разрешала пользоваться их тачкой как своей, потому что он следил за её состоянием и регулярно смазывал. Тачка была простой и надёжной самодельной конструкции, характерной для села тех лет. Площадка из досок с маленькими бортиками по краям крепилась на мощную кованую ось с двумя большими сварными железными колёсами. Управлялось это транспортное средство двумя привинченными к оси дубовыми жердинами с перекладиной для рук. Неказистый внешний вид компенсировался прочностью и большой грузоподъёмностью этого ручного транспорта, а хорошая развесовка обеспечивала такую лёгкость хода, что с тачкой мог управиться даже подросток. Но из-за отсутствия рессор тачка не годилась для перевозки пассажиров, уж очень на ней трясло. Вот почему Родион первым делом озаботился соломой.

Когда Родион подкатил тачку к Максимову двору, тот уже ждал его с двумя мешками соломы под забором. Соблюдая тишину, ребята направились ко двору своей будущей жертвы. Тачку оставили под кустом сирени метрах в десяти от двора Лобачёвых. Пробрались к калитке и стали наблюдать за обстановкой. Максим не заметил каких-либо изменений, и, приоткрыв калитку, ребята по-пластунски быстро подползли к Дурмолаю. Родион привязал концы вожжей к половику, а Максим снял со спящего врага ботинки и натянул ему на ноги тесноватые мелкие калоши, принадлежащие старшему Лобачёву. Родион с Максимом были честными ребятами, то есть они уважали чужую собственность. Поэтому, чтобы кепка «шестиклинка не потерялась где-нибудь дорогой, Родион снял её с Дурмолая и накинул на пустую бутылку. А Максим закупорил початую бутылку с вином и засунул её Дурмолаю в карман. Затем так же быстро ребята выползли на улицу, встали на ноги и, ухватившись за вожжи подобно бурлакам на Волге, вытащили половик со спящим Дурмолаем на улицу. Прикрыв калитку, минуты две они ещё выжидали и прислушивались, но во дворе и на улице было тихо. Родион отвязал вожжи, и, ухватившись за углы половика, они бережно подтащили спящее тело прямо к тачке. Минут пятнадцать друзья затаскивали и укладывали грузную тушу на деревянный настил тачки. Дурмолай сквозь сон брыкался и что-то бормотал, но когда ему под бока натолкали соломы, то на мягкой подстилке он успокоился и совершенно притих. Упаковали его аккуратно и по возможности комфортно. Накрыли сверху половиком и вожжами привязали к тачке. А чтобы ноги не волочились по земле, их тоже привязали к жердинам. Минуты две прислушивались к обстановке, а затем осторожно покатили тачку за станицу на объездную дорогу.

Ребята ещё не знали, что их деятельность уже дала первые результаты. Максим ошибался, думая, что за время его отсутствия во дворе Лобачёвых ничего не случилось. На самом деле там кое-что произошло. Добросердечная тётя Агафья решила всё-таки переправить младшего Лобачёва в дом и вышла разбудить его. Нагнувшись, она перевернула его на спину и, взявшись за плечо, приготовилась трясти, но, увидев лицо Дурмолая, задавленно прошептала «Ой» и попятилась в сторону крыльца. Затем, спотыкаясь и падая, опрометью забежала в дом и закрыла двери на засов. По правде говоря, в этом не было ничего удивительного. Раскрашенного Дурмолая и при дневном свете никто бы не узнал, а уж в неверных лунных отблесках его харя производила жутковатое, какое-то потустороннее впечатление.

Некоторое время тётя Агафья в оцепенении стояла в тёмном коридоре, а затем перешла в спальню, где горела тусклая лампочка, и горячо помолилась на иконку в углу. После молитвы она обрела некоторую уверенность в себе и как всякий нормальный человек стала подозревать, что всё это ей померещилось. Нужно было проверить. Собравшись с духом и не зажигая света, чтобы лучше видеть изнутри дома, она двинулась к выходу, но, посмотрев во двор из бокового окна горницы, застыла на месте, выпучив глаза и втянув голову в плечи. Половик с лежащим на нём телом сам собою плавно двигался в направлении открытой неведомо кем калитки. В неверном лунном свете казалось, что половик буквально парит очень низко над землёй, бережно поддерживая голову Дурмолая приподнятым краем. Некоторое время было видно сатанинскую ухмылку на страшной голове, но вскоре половик выскользнул за калитку и скрылся в темноте. Калитка закрылась невидимой силой, и настала жуткая тишина.

Тётя Агафья пришла в себя минут через пять, когда загавкал дворовый кобель, поддержавший волну собачьего лая, прокатившуюся по переулку. Всё-таки она была довольно храброй женщиной. Включив свет на веранде, она приоткрыла дверь и выглянула во двор. Там было тихо и пусто. Осмелев, она вышла наружу и подошла к тому месту, где раньше лежал Дурмолай. Там сиротливо стояли ботинки и наброшенная на пустую бутылку кепка.

В голове тёти Агафьи пульсом билась догадка, что балбес Дурмолай на самом деле страшный оборотень вурдалак. Кепка и ботинки это подтверждали. Было ясно, что ТАМ они не нужны. Где именно находится это ТАМ, тётя Агафья не знала, но подозревала, что в этом жутком месте кепки не держатся на головах из-за выступающих рогов, а с копытами на ногах неудобно ходить в ботинках. Тётя Агафья слабо разбиралась в представителях нечистой силы и оборотня представляла себе в облике классического чёрта. Впрочем, хрен редьки не слаще, и тётя Агафья решила немедленно бежать из этого нехорошего дома. Быстро увязав в покрывало свои платья и другие попавшие под руку тряпки, она взвалила узел на плечи и, не мешкая, отправилась на прежнее место жительства к своей пожилой вдовой матери. Впопыхах она даже забыла написать объяснительное письмо или записку теперь уже бывшему сожителю.

В это время ребята были уже на пути к своей цели. Кружным маршрутом, объездной дорогой они двигались к Чёртовой яме. Всё было предусмотрено. Во-первых, за станицей почти не было прохожих, а во-вторых, там дорога была почти без ухабов. Хорошо укатанный после дождя чернозём по гладкости не уступает асфальтному покрытию. Друзья катили тачку осторожно, им не хотелось преждевременно разбудить свою жертву. Старание дало результат: мягкое потряхивание убаюкало Дурмолая и сделало его сон более крепким. Метрах в пяти от ямы они остановились, переправили спящего с тачки обратно на половик и, взявшись за его углы, притащили волоком к самому краю траншеи. Отдышавшись, друзья покидали всю солому вниз и приступили к самой ответственной фазе операции — спуску тела на дно ямы. Им, крепким сельским ребятам, задача была вполне по силам. Обвязав вожжами торс Дурмолая и пропустив концы у него подмышками, они приступили к делу. Отойдя как можно дальше, Родион натягивал вожжи, а Максим осторожно, начиная с ног, сталкивал тело в яму. Когда Дурмолай завис на вожжах как незадачливый парашютист, то принялся дёргаться и что-то бормотать. Казалось, что он уже просыпается. Он бы и проснулся, но ребята торопливо стравили концы, Дурмолай свалился на солому и притих. Впрочем, даже если бы он и проснулся, то ребята просто ушли бы оттуда, оставив ему вожжи на память. Однако всё сложилось по-другому. Минут пять Родион с Максимом прислушивались к звукам из ямы. Убедившись, что всё спокойно, Родион на половике спустил Максима в яму. Там Максим аккуратно отвязал вожжи и накрыл спящего Дурмолая его родным половиком. Затем Родион вытащил его наверх с помощью вожжей. После чего, захватив тачку, они отправились по домам теперь уже коротким путём. Друзья сильно устали, но были в хорошем настроении от удачно проведённой операции. Они ещё не знали, что у этой истории будет продолжение.

Дальнейшие события разворачивались сами по себе. В полночь Дурмолай проснулся. Его разбудил безотказный природный будильник — мочевой пузырь. Откинув половик, он вскочил и тут же врезался в стену траншеи. Встряска смахнула сонную одурь, и, отойдя на ощупь в сторону, он облегчился. Хотелось пить, и, нащупав в кармане бутылку, он допил остатки вина. Стало легче, и Дурмолай задался вопросом своего местонахождения. Воспоминания не помогали, и он решил, что неважно, как он тут очутился, а важно то, как отсюда выбраться. Закурив папиросу, он принялся исследовать стены с помощью зажигаемых спичек и вскоре убедился, что находится в глубокой яме. Тогда, подсвечивая спичками, он стал более тщательно искать удобное для вылезания место, но ничего не находил. Коробок с двумя последними спичками он засунул в карман и с тоской посмотрел на звёздное небо. И тут за его спиной полыхнуло. Одна из недогоревших спичек попала на солому и подожгла её. От половика пошёл едкий дым, и Дурмолай, чтобы не задохнуться, отступил в дальний конец траншеи. Солома быстро прогорела, а тлеющие остатки половика Дурмолай частью затоптал, а большой кусок выкинул наружу, где он догорел синими язычками слабого пламени.

Это и были те самые искры и бледные отсветы пламени из Чёртовой ямы, которые наблюдали люди с окраины станицы. Ими были две влюблённые парочки, несколько участников вечеринки, расходящихся по домам, и самых надёжных свидетелей в лице четырёх пожилых женщин, несущих бдение возле новопреставившейся соседки. Когда огоньки и искры пропали, со стороны ямы донеслись неясные завывания, впоследствии названные сатанинскими воплями. Это вопил отчаявшийся Дурмолай. Вначале он драл глотку криками «Эй», «Люди». Люди не отзывались, и он принялся материться. В ночной тишине эти крики издалека звучали причудливым эхом. Минут через пять Дурмолай устал и, смирившись с судьбой, присел под стеной, выкурил папиросу и попытался задремать в ожидании рассвета.

С вечера мать приказала Родиону утром сходить по молоко до бабушки Анфисы. Родион не стал бурчать, а только попросил разбудить его пораньше. Вообще-то он любил поспать на зорьке, но по нужде был лёгок на подъём. На сей раз ему хотелось узнать о том, как выбрался Дурмолай из ямы, и выбрался ли вообще. Мать разбудила его ни свет ни заря, и, схватив трёхлитровый бидончик, он на велосипеде отправился к бабушке. Столь раннее прибытие Родиона бабу Анфису немного удивило, но она тут же воспользовалась случаем и отправила его привязать козла Гуталина на выгоне. Родиону это и требовалось. Он схватил налыгач и потащил своего рогатого приятеля на край станицы. Подходя к яме, Родион почуял запах горелых тряпок и понял, что там случился пожар. Заглянув в яму, он увидел, что Дурмолай зачем-то спалил половик и солому, а теперь сидел под стеной, опустив голову на колени. От удивления Родион присвистнул. Дурмолай вздрогнул и задрал голову. Родион сказал:

— Привет!

— Здоров, Лысый! Спички есть?

— Есть. Держи! Я вижу, у тебя топливо кончилось. Может, дров на костёр принести?

Дурмолай закурил, лихорадочно затянулся несколько раз и, придя в себя, спросил:

— Погоди, а ты чего здесь?

— Козла веду привязывать, а тут из ямы гарью несёт. Я и заглянул.

— А что это за яма? Где она?

— Здрассьте! Ты не знаешь, где находишься? Должно быть, по пьянке сюда забрёл? Как же ты не убился впотьмах?

— Не знаю. Пьяный был, не помню. А где я сейчас?

— Ослеп что ли? В Чёртовой яме ты сидишь, на выгоне против третьей бригады.

— Ни… себе! Вот это меня занесло! Лысый, будь человеком, помоги вылезти.

— Ну ты даёшь! Я же не в силах такого амбала вытащить. Сам вылезешь. Бугай здоровый.

— Да я бы давно вылез, так не за что ухватиться.

— А вон дырки в стене. Хватайся за них и вверх.

— Я уже пробовал. Земля осыпается, не выдерживает.

— Тогда я не знаю. Сейчас привяжу козла, а потом в станице попрошу каких-нибудь мужиков тебя вытащить. Жди и готовь магарыч.

— Погоди, Лысый, не убегай! Козёл твой подождёт. Выручи, а я тебе за это бутылку вина дам. У меня дома имеется. Гадом буду, не обману!

Глядя на сидящего в яме врага, Родион получил моральное удовлетворение. По его меркам ночные траншейные мучения были вполне сопоставимы с лопнувшим мячом. А поскольку месть осуществилась, то дальнейшая судьба Дурмолая его интересовала мало. То есть Родион и не думал как-либо помогать Дурмолаю, но возможность получения хотя бы небольшой материальной компенсации за испорченный мяч изменила его намерения, и он сказал:

— Ну, раз так, то я тебе помогу. Сейчас забью поглубже штырь в землю, привяжу к нему козлиный налыгач и тебе конец брошу, а ты по нему выберешься наверх. Только потом штырь мне вытащишь из земли.

Родион так и сделал. Вскоре Дурмолай, пыхтя как паровоз, выбрался на поверхность. Он вытащил штырь, закурил и присел на глиняный бруствер осмотреться. Родион пошёл цеплять налыгач Гуталину, который щипал травку недалеко от ямы. Перед тем как уйти, Родион сказал:

— Слушай! Будешь идти по станице, так людей сторонись, а то вид у тебя неважный.

— Чего вид?

— Всего. Измазанный ты. Попадёшь на глаза милиции, загребут без разговоров.

Дурмолай осмотрел себя. Брюки в глине и руки в саже не украшают, но ведь это не преступление, за которое сажают в кутузку без разговоров. Да и кто его увидит в такую рань? А если и увидят, то не побегут же заявлять на него за грязные штаны и нечёсаную голову. Кому он нужен? Лысый напрасно ударился в панику.

Он встал, выбросил окурок и пошёл домой. Полной скорости хода он достигнуть не мог из-за тесных калош. Скрючив пальцы на ногах, он двигался странной ковыляющей походкой. Дурмолай ошибался. Его увидели в тот момент, когда он встал и пошел от ямы в станицу. Пожилая женщина гнала тёлочку на пастбище и вдруг увидела возникшую из Чёртовой ямы фигуру. По мере сближения женщину охватывало беспокойство. Что-то в этой фигуре было не так — и походка странная, и облик какой-то необычный. До встречи оставалось метров семь, когда Дурмолай повернул голову и посмотрел на неё. Тётка выронила хворостину и застыла на месте. До этой встречи она и представить не могла, что существуют подобные чудища. Чёрная и блестящая как антрацит голова с белыми провалами глаз, торчащие дыбом чёрные волосы и ярко-красный рот до ушей производили жуткое впечатление. Потустороннего колорита этому существу добавлял исходящий от него вполне различимый запах дыма и горелых тряпок. Тётка задушенно сказала: «Ой, мамочки», развернулась и припустила в станицу. Добежав до крайних домов, она заголосила о приходе нечистой силы в облике чёрта и, обладая немалым талантом сеять панику, в несколько минут взбаламутила пол улицы.

Туповатый Дурмолай обратил внимание на странное поведение этой женщины, но выводов не сделал и, пожав плечами, вместо обходных дорог поплёлся вслед за тёткой прямо в зону народного волнения.

Привязывание козла заняло некоторое время, поэтому к началу представления Родион опоздал. Уже на улице он заметил необычное оживление и прибавил ходу, догоняя небольшую кучку людей. Впереди по правой дорожке вдоль заборов, нервно оглядываясь, шёл Дурмолай. Соблюдая пятиметровую дистанцию, за ним двигалось несколько человек. Некоторые были вооружены вилами, граблями и лопатами, в общем, тем, что подвернулось под руку. Дурмолай не мог понять, чего этим людям от него нужно. Время от времени он останавливался и спрашивал их об этом. В ответ люди осаживали назад, молча глядели на него с ужасом, но не расходились. Однако стоило ему тронуться с места, как преследование возобновлялось. Непонятное всегда пугает, и Дурмолая охватил животный страх.

Народу прибывало, и люди понемногу смелели. Вскоре объявился знаток способов борьбы с нечистой силой. Это был невысокий, но крепкий и подвижный дедок. Он догнал процессию быстрым шагом и принёс с собою три осиновые доски метра по два длиной и в дюйм толщиной. Этими досками он вооружил двоих знакомых мужиков, третью взял сам наизготовку и сказал:

— Ружьё его может и не взять, а вот осина дерево сокровенное, и всякая нечисть его боится. Осиновым колом надёжнее, да некогда его делать. Обойдёмся тем, что есть. Пошли, мужики, в обход! Забьём анчутку досками, против осины он всё равно не устоит!

Дедок говорил громко, нисколько не опасаясь, что «анчутка» его слышит. Возможно, для деда он был кем-то вроде иностранца, не понимающего по-русски. Между тем Дурмолай прекрасно его слышал и проклинал минуту, когда его дёрнуло свернуть на эту сумасшедшую улицу. Ему не хотелось быть забитым досками, как осиновыми, так и любыми другими, и когда он увидел, что мужики обходят его по дороге слева и берут в кольцо, то, не раздумывая, сиганул через забор в чей-то огород. За ним никто не последовал. Люди расположились вдоль забора и с удовольствием наблюдали за манёврами анчутки, которого гоняли по огороду две собаки. Спасаясь от них, Дурмолай перелез на соседний огород и понял, что оказался в ловушке. С трёх сторон через заборы на него лаяли отвязанные собаки. С четвёртой стороны был двор с привязанным кобелём, который тоже гавкал в его сторону, а на улице стояли мужики с осиновыми досками. На шум из дома вышел хозяин и недоумённо закрутил головой. Увидев его, Дурмолай рухнул в картофельное междурядье и затаился среди зелени. Этим хозяином был старший лейтенант милиции Кирин. Увидев его, Родион отошёл подальше через дорогу, а затем и вовсе спрятался за угол.

Кирин подошёл к забору, и стоящие на улице люди сбивчиво рассказали ему, что у него на огороде залегло чудище, которое вылезло из Чёртовой ямы. Вначале Кирин подумал, что это какое-то животное, возможно, даже волк. Окрестные собаки исходили лаем неспроста. Захватив в доме двустволку, он пошёл на огород. Почти сразу он увидел лежащую в картошке фигуру человека и скомандовал:

— А ну вставай!

Дурмолай медленно стал подниматься, но, увидев его лицо, Кирин от неожиданности испугался, наставил ружьё и заорал:

— Ложись! Мордой в землю! Мордой в землю, я сказал!

Увидев стволы, Дурмолай послушно ткнулся головой в землю, да так старательно, что чуть не разбил нос. Впрочем, Кирин быстро пришёл в себя и понял, что перед ним просто разрисованный человек, но расслабляться от этого не стал. Не зная, что у Дурмолая на уме, он, не спуская с него глаз, кликнул жену и сказал ей, чтобы она по телефону вызвала милицейскую машину. Вскоре прибыл УАЗик воронок. Жена Кирина не сумела ничего толком объяснить по телефону, и машина приехала с одним водителем. Но для запуганного Дурмолая этого было достаточно. Кирин быстро переоделся, «анчутку» взяли в наручники и повели к машине. Народ, видевший, как милиция управилась с «нечистым», здорово осмелел и стал напирать, а дедок вознамерился хотя бы разок применить волшебную силу осиновой доски. Дурмолай понял, что в лице Кирина ему сам бог послал защитника. Кирин, опасаясь самосуда, принялся отгонять граждан от машины и забора, но они не расходились. Но после того, как он выстрелил из ружья в воздух, люди опомнились и ушли на другую сторону улицы. Дурмолая погрузили в воронок и уехали. О таком завершении «шутки» Родион и не мечтал.

В милиции Дурмолая мариновали недолго. Там быстро разобрались, что он пугал людей не из хулиганских побуждений и по сути дела сам оказался жертвой козней «неведомого» злодея. Поэтому отнеслись к нему со всем возможным сочувствием, то есть дали бензину умыться и, оштрафовав на три рубля, отпустили домой. Меньших штрафов просто не существовало, и столь мягкое наказание в данном случае нужно рассматривать как акт гуманизма и признание невиновности. Ну не выпускать же известного оболтуса на волю просто так! Не в милицейских это обычаях.

В тот день после обеда Родион пришёл к Максиму и обо всём ему рассказал. Вскоре они отправились к Дурмолаю за обещанной бутылкой вина. Они не думали его пить, но и упускать заработанное не собирались. Для них вино было жидкой валютой, которую всегда можно было выгодно обменять на что-нибудь. На всякий случай они не стали заходить во двор, а вызвали Дурмолая на улицу. Ведь от него можно было ожидать всего. Решался вопрос продолжения войны или установления мира. Дурмолай, не спеша, вышел на улицу. Двигался он скованно и временами морщился, как будто его недавно побили. Его и в самом деле в этот день отец отходил палкой. Дурмолай усталым голосом попросил ребят подойти поближе и совершенно несвойственным ему задумчивым взглядом целую минуту рассматривал Родиона. Затем, приказав ждать, развернулся и ушёл в дом. Вскоре он вышел во двор, приблизился к забору и сказал мальчикам:

— Вам, соплякам, вино ещё рано. Я ваш мяч испортил, так держите. Не новый, но добрый.

С этими словами Дурмолай выбросил на улицу волейбольный мяч, развернулся и, сутулясь, ушёл в дом. Ребята здорово удивились, но были рады окончанию войны.

Лобачёв старший, придя с работы, застал в доме некоторый хаос и отсутствие сожительницы. Завтрак тоже не был готов. Ничего не понимая, он отправился на прежнее место жительства тёти Агафьи. Во двор его не пустили. Калитку охраняла вооружённая вилами его несостоявшаяся тёща. Бабка злобно шипела, ругалась, плевалась и делала боевые выпады трёхрожковыми вилами сквозь щели между штакетинами, не давая ему приблизиться к калитке. Из её ругани он понял, что сюда ему ход заказан, и что Агата близко не подойдёт к его поганому логову, потому что сын у него оборотень, да и сам он должно быть упырь, ведь неспроста ему толстые бабы по нраву. Из всего сказанного он понял, что во всём виноват его сын, учинивший какую-то дурную выходку. Придя домой, голодный и злой отец впервые за много лет отлупил сына палкой по горбу, после чего приказал ему идти устраиваться на работу, а не заниматься дурацкими делами. Все эти события сильно потрясли Дурмолая, и через два дня он устроился на работу грузчиком в райпо, но проработал недолго. Осенью его забрили в армию. Там его заставили учиться в вечерней школе, а к концу службы ему так понравилось в армии, что он остался на сверхсрочную и в станице больше не появлялся.

Нет худа без добра, и для старшего Лобачёва эта история завершилась хорошо. На проводах сына в армию возле военкомата он познакомился с полненькой хуторянкой, провожавшей своего племянника. Она оказалась вдовой и вскоре со своей трёхлетней дочкой Надей, будущей подругой жены Родиона, навсегда переселилась к Лобачёву в качестве законной жены.

Глава XIX

Первое комсомольское поручение

После драматических событий во время приёма в ряды ВЛКСМ Родиона ждали новые испытания, но уже в звании комсомольца. Дня через три последовал вызов на бюро, где Гербицидова со злорадством объявила Коновалову, что он назначен руководителем кружка ЮДПД, то есть юных пожарников. Злорадство было оправдано. Этот кружок был самым провальным звеном школьной общественной деятельности. Все ученики единодушно считали участие в этом кружке прямым убийством времени и всячески отлынивали от него. Насильное прямое назначение тоже не давало результата, и кружок числился только на бумаге. Это была чистая подстава. Гербицидова прекрасно знала, что привлечь в этот кружок хоть кого-нибудь было почти невозможно. Знал об этом и Коновалов, но выбора ему не оставили.

Будучи дисциплинированным человеком, он решил для очистки совести хотя бы формально произвести необходимые действия, а потом доложить о неудаче. Будущие выговоры Родиона не волновали. Одноклассники, узнав про это назначение, вовсю шутили и спрашивали Коновалова, почему это он не агитирует их в кружок. Родион отвечал, что назначен не агитатором, а руководителем, и его дело выбирать достойных из толпы желающих поступить в ряды юных пожарников, чем ещё больше веселил народ.

За дело Родион взялся основательно. В первую очередь он нанёс визит районному пожарному инспектору — старшему лейтенанту внутренней службы Худякову. Оказалось, что постановление об организации юных пожарных дружин было принято министерством просвещения ещё в 1957 году, а вот конкретная работа с подростками вменялась в обязанность местным пожарным структурам. Для них это было тягомотной нагрузкой и, как следовало ожидать, дело кончилось формальным подходом и отписками. Худяков встретил Коновалова без восторга и со вздохом стал вводить в курс дела. Основной упор делался на канцелярской стороне вопроса. Родион внимательно выслушал и, желая углубиться в теорию, попросил для изучения всю доступную литературу по пожарному делу. Худяков удивился такому энтузиазму, но выдал дотошному юноше устав ВДПО 1960 года, брошюры и всякого рода инструкции.

Относительно своей любви к инструкциям Коновалов однажды сказал:

— Да, мне известно, что у большинства людей чтение подобного рода бумаг не вызывает восторга. Скорее, наоборот. А у меня кодексы, правила, своды и инструкции с детства вызывали неподдельный интерес. Наверное, это от характера. Мне всегда было трудно воспринимать окружающий мир в его природном хаосе. Поэтому, сколько себя помню, я старался всё вокруг, будь то предметы или люди, рассортировать, прикнопить, разложить по полочкам, построить по ранжиру и определить место в иерархии, реальной или воображаемой. В этом плане всякого рода законы, установления и принятые обычаи сильно облегчали жизнь. А там, где их не было, я придумывал свои системные правила. Вначале, конечно, примитивные, а иногда нелепые.

Вот, к примеру: всех учеников делят на отличников, середняков и двоечников. Такая классификация успеваемости существует практически везде. Она относится только к процессу учёбы, но для меня она распространялась и на прочие сферы жизни. Иными словами, если двоечник начинал ухаживать за отличницей, а она была не против, то для меня это было нарушением порядка. Со временем я избавился от подобных глупостей, но склонность к систематизации осталась. Такие вещи, как периодическая система Менделеева, гомологические ряды фенотипов животных и стройные таблицы системы углеводородов приводили меня в восторг. Сквозь внешний хаос проглядывала строгая внутренняя упорядоченность.

Казалось бы, с такими наклонностями мне самое место в армии или где-нибудь в подобной организации, но нет. Мне всегда нравилось быть систематизатором, а не системным винтиком, пусть даже и большого размера. Отсюда и мои философские взгляды — механически-сортировочные. Наверное, моё призвание в какой-нибудь таксономической науке, вроде лингвистики. А в принципе меня устроила бы работа в архиве, музее, даже обычным завскладом, лишь бы что-то сортировать, но не сложилось.

Ознакомившись с теорией пожарного дела, Коновалов приступил к действиям. На школьной доске объявлений он прилепил в уголке своё извещение о наборе желающих в кружок ЮДПД. Была надежда, что никто не откликнется, и тогда с чистой совестью он сообщит на бюро о неудаче. Мол, сделал всё возможное, но ничего не вышло. Однако его бумажка была замечена, и к концу уроков заявились желающие вступить в кружок в количестве тридцати одного человека, то есть четвёртый «А» в полном составе.

Родион попытался их отговорить. Объяснил, что лазания по деревьям и карточных игр не будет, а вместо Майн Рида их ждёт чтение скучных инструкций. Но их вождь Альберт заявил, что им с Коноваловым интересно в любом деле, и точка. Видя такую настойчивость, он решил, что на безрыбье и рак рыба, и в тот же день отвёл эту команду к Худякову на предварительный инструктаж. Поначалу инспектор заартачился и ни в какую из-за малолетства кандидатов. Особенно его шокировало наличие девочек. Но Родион его уговорил. Сказал, что девочки вряд ли выберут профессию пожарного, энтузиазм быстро пройдёт, и они вернутся к своему вышиванию крестиком. А знания правил пожарной безопасности лишними не бывают ни для кого, в том числе и для девочек. А главное, ни в каких документах не было прямого запрета на участие в кружке девочек и пионеров. К тому же в отчётах не требовалось сообщать возраст кружковцев, да и вряд ли их кто читал вообще. Худяков подумал и согласился. В дальнейшем он убедился, что все инициативы руководителя кружка были в рамках правил и не шли против писаных инструкций, поэтому разногласий между нами больше не возникало.

Надо сказать, что с людьми типа Худякова у Коновалова чаще всего складывались хорошие отношения, налаживался контакт, и быстро находился общий язык — казённый. Бывали и исключения, но с Худяковым они спелись, хотя дружбой это не было и быть не могло.

Товарищ старший лейтенант был природным формалистом, то есть уродился таким. Знавшие его люди говорили, что исполнительностью и серьёзностью он отличался с детства. Худяков был настолько серьёзен, что это блокировало у него чувство юмора и в некоторой мере любопытство. Будучи неглупым человеком, шутку он понимал, но не признавал. Когда при нём рассказывали анекдот, он реагировал не смехом, а сентенцией на тему неуместности пустых баек в служебное время, тем более в период строительства развитого социализма. А если рассказчик был подчинённым, то Худяков тут же подыскивал ему трудоёмкое занятие. Рядовые пожарники, хотя и посмеивались над ним за спиной, но не зло, и по-своему его уважали, так как Худяков искренне заботился о подчинённых. Худяков был уникален — не пил, не курил, не воровал, не сквернословил и не гулял от жены. Про внешность и говорить нечего. Он всегда был в мундире с иголочки, в начищенных сапогах и выбрит до блеска. У него вообще не было пороков.

Такие люди всегда привлекали внимание Родиона. Интересно же, как они знакомятся с девушками? О чём с ними говорят и каким образом женятся вообще? И почему-то всегда на хороших женщинах.

Но всё-таки у Худякова были слабости, делавшие его похожим на человека. Худяков любил при случае поохотиться и делал это довольно оригинальным способом. Когда позволяла дорога и погода, он на казённом мотоцикле разъезжал вдоль лесопосадок и из пистолета отстреливал диких голубей. И, надо сказать, довольно метко. Пару раз он брал на эту охоту и Коновалова. Родион управлял мотоциклом на малой скорости, а он, сидя на коляске, прямо на ходу истреблял птичек. На это время официоз снижался почти до уровня неформального бытового общения. Родион называл его товарищем Худяковым вместо принятого обращения «товарищ старший лейтенант», а он тоже звал Родиона просто по фамилии, а не «юным бойцом Коноваловым».

Также довелось Родиону увидеть его и смеющимся, причём два раза. Первый раз это случилось во время происшествия с нервной тёткой. К тому времени Коновалов уже примелькался в депо, и к нему там попривыкли. В этот день мужики в брезентовых робах толпились на просторном дворе пожарной части, а Худяков что-то им проповедовал. Родион в ожидании торчал возле больших распахнутых ворот и от нечего делать разглядывал прохожих.

Мимо ворот по улице шла тётка. Обыкновенная такая сельская откормленная тётка лет за сорок в «плюшке» и с красным платком на голове. В правой руке у неё была дерматиновая сумка, наполненная чем-то хрупким, потому что тётка несла её осторожно. Этот момент и привлёк внимание к сумке, а потому Родион и увидел начало действия. Когда женщина поравнялась с воротами, у неё из сумки вылезла мышь. Должно быть, эта мышка находилась в стрессовом состоянии, и вместо того, чтобы просто спрыгнуть на землю, кинулась в обратном направлении. Перебирая лапками, она шустро поднялась по лямке к руке женщины, а затем ловко шмыгнула ей под рукав. Удивительного здесь ничего нет, в панике мышь способна залезть в самые невероятные места. Женщина тоже заметила эту мышь и её манёвр, более того, она его почувствовала и, будучи нервной особой, тоже ударилась в панику. Она резко остановилась, крикнула: «А-а-а», бросила хлюпнувшую сумку под ноги и стала лихорадочно раздеваться, весьма эротично при этом извиваясь и приплясывая. Во время этого странного танца она наступила на хрустнувшую сумку, содержимое которой потекло на асфальт. Как Родион и предполагал, там было с полсотни куриных яиц. Мужики глядели на это представление, ничего не понимая. Действительно, не зная причины, можно подумать чёрт знает что. Шла себе баба и вдруг ни с того ни с сего давай раздеваться. Худяков спросил:

— Это чего это?

Своё мнение по вопросу высказал грамотный дядя Филипп. Он выписывал три газеты и знал много всякой всячины.

— За рубяжом энто называется «стряп-тиз», тряска с раздеванием за деньги. Тольки напрасно она туточки затеялась оголяться. Никто ж ей здеся не заплатить.

Дядя Толя отозвался:

— За границей ей тоже не заплатют. Не тот коленкор, сильно не тот.

Родион подошёл и рассказал про мышку. Всем стало ясно, в чём дело. И тут это случилось. Худяков засмеялся. Он выдвинул вперёд нижнюю челюсть и без выраженной улыбки издал странный звук: «Хэ-хэ». Должно быть, в его системе отсчёта это было заливистым хохотом. Зрелище смеющегося начальника так поразило рядовых огнеборцев, что они забыли про изображающую стриптиз тётку. Впрочем, к тому времени она разделась почти до лифчика, вытряхнула злополучную мелкую тварь, накинула жакет, собрала своё добро и засеменила в обратном направлении. Худяков устыдился открытого проявления чувств и ушёл в депо.

В другой раз он «хэхэкнул» уже с подачи Родиона. Но так уж случилось, что эта история закончилась для него домашним скандалом, хотя такое явление трудно вообразить.

Коновалов учился во вторую смену, и в тот день занятия кончились раньше обычного. Воспользовавшись этим, он сразу отправился в пожарную часть. Бойцы сидели в дежурке и обсуждали случившийся накануне пожар. Успели вовремя, и загоревшийся сарай в частном секторе был оперативно потушен. Единственной пострадавшей оказалась хозяйская кошка. Несчастное животное было застигнуто огнём на чердаке сарая. Кошка вылезла на крышу, а затем спрыгнула оттуда, но неудачно. Она попала в бочку с водой, в которой и утонула. По этому поводу, слегка изменив пословицу, высказался начитанный дядя Филипп:

— Да, кому суждено утопнуть, тот не сгорит.

Тут Родиона дёрнуло за язык:

— Вот так и корова. Даже с закрытыми глазами от судьбы не убежишь, всё равно зарежут.

Худяков спросил:

— А что с коровой?

В ответ Родион поведал об утреннем происшествии с коровой. Слушали его с большим интересом.

Слепой таран

В те годы у Коновалова был товарищ Юрка Левашов. Юрка был на два года старше Родиона, но дружили они на равных. Жил он через улицу, а учился в другой школе, но это не мешало общим интересам. С годами Юрий Григорьевич превратился в местного «Кулибина», а тогда он был ещё «Самоделкиным». В поисках запчастей и материалов ребята исследовали технические свалки, а затем мастерили нужное и ненужное. Именно с ним Родион учился играть в шашки, в шахматы, в домино и в карты.

В то утро Юрка позвал Родиона на забой коровы. Ребят интересовал не сам процесс, а последующее угощение свежатиной. Бывает она не каждый день, а Юрина мама готовила отменно.

Манька, корова Левашовых, была удоистой и в расцвете сил. Характер имела строптивый и бодливый, по какой причине была однорогой. С ней произошло несчастье: съела не то гвоздь, не то проволоку и повредила кишки, а такое не лечится. Это конь перебирает своими нежными губами каждое зернышко, перед тем как его съесть, а корова глотает всё подряд, не пережёвывая. То есть забой был вынужденным.

За исполнение взялся родственник Левашовых дядя Мартинус. Литовец по национальности, он был от природы здоровенным мужиком средних лет. Не пьяница, но если подворачивался случай, то, благодаря своей мощной конституции, мог выпить за троих и не упасть. В этот день был случай, и дядя Мартинус вместе с дядей Гришей, Юриным отцом, хорошо поддали с самого утра. Дядя Гриша уже покачивался, но дядя Мартинус на ногах стоял крепко, хотя и раскраснелся.

Родион с Юркой в таких вещах разбирались, так как до этого неоднократно видели работу профессиональных забойщиков скота. Они знали, что коров и быков убивают точным ударом небольшого ножа в основание черепа. С конём обращаются иначе. Ему набрасывают на голову чёрный платок и глушат обухом топора по лбу, а когда он падает, перерезают глотку.

Обречённую Маньку привели в дальний угол огорода и привязали верёвкой к толстому дереву за единственный рог. Дядя Мартинус взял в руки большой топор, а дядя Гриша поставил тазик с ножами на землю и накинул корове на голову большую чёрную тряпку. Они решили забить её как коня. Родион переглянулся с Юркой и недоуменно подал плечами. Ребята поняли друг друга без слов и от греха подальше быстро залезли на соседнее большое дерево. Стало ясно, что дядя Мартинус — любитель, полагающийся на свою силу, а не на умение. Но какой бы ты ни был сильный, корова всё равно здоровее, особенно раненая и разъярённая.

Дядя Мартинус примерился и саданул обухом корову по голове, но хмельной глазомер подвёл, и он мощным ударом начисто снёс корове последний рог, повисший на верёвке вдоль ствола дерева. Взревев от боли, Манька взбрыкнула и отпрыгнула в сторону с разворотом корпуса. Этим разворотом она сшибла мужиков с ног, и они как кегли улетели под забор. Корова почуяла свободу и живой торпедой ринулась по прямой. Манька бежала наугад по случайной траектории и сметала всё на пути. Дело в том, что тряпка осталась у неё на голове, и она двигалась практически вслепую. Проломившись сквозь плетень, она выскочила на соседний огород и всей массой врезалась боком в деревянную будку туалета. Будка завалилась дверью к земле. Столкновение не остановило корову, а только развернуло её движение на девяносто градусов. С дерева хорошо было видно, как Манька, не снижая скорости, пробежала через соседский двор, снесла калитку и выбежала на улицу, где её сбил проезжавший самосвал. Водитель не успел среагировать на её внезапное появление. Он остановился, вылез из машины, подошёл к лежащей, ещё живой корове и, не зная, что делать, почесал затылок под кепкой. Тут из своей калитки вышел дядя Мартинус с ножом в руке и направился к корове. Шофёр обеспокоился, отступил к машине, вооружился монтировкой и приготовился защищаться. Дядя Мартинус успокоил шофёра, сказал, что претензий к нему не имеется и, наконец, дорезал несчастную худобину. При этом он с прибалтийской невозмутимостью сделал вид, что всё так и было задумано с самого начала.

Тут из перевёрнутого туалета послышались истошные вопли. Спустившись с дерева, Родион с Юркой подбежали и со второй попытки перевернули будку. Оттуда вылезла солидной комплекции встрёпанная и одурелая соседка, женщина в годах. Не в добрый час ей приспичило по большому. Женщина думала, что сидит в самом тихом и уединённом месте во вселенной, удалённом от всяческого движения, и на тебе! От неожиданности она пришла в панику и решила, что началась война. Когда ребята объяснили ей, что это не война, а всего лишь слепая корова, она заметно успокоилась.

Это место рассказа почему-то развеселило Худякова, и он «хэхэкнул». Мало того, придя после службы домой, он рассказал эту историю жене и при этом засмеялся опять. За этот смех жена устроила ему грандиозный скандал, так как женщина в туалете была его тёщей. Адреса происшествия и фамилии соседки Родион не сообщил, вот он и влип.

Первым делом в работе кружка Коновалов занялся оформлением удостоверений. Россия — страна удостоверений. Эта традиция привилась, возможно, ещё со времён выдачи ханских ярлыков и документов под названием «пайцза». Это изобретение, приписываемое монголо-татарам, попало на благоприятную почву и получило развитие, особенно при советской власти. Если бы нашёлся коллекционер удостоверений, то он обнаружил бы в этой области немало интересного. В архиве Коновалова сохранилось несколько таких документов, некогда принадлежавших его родственникам. Впечатляет удостоверение «Мастер зерносушильных установок». Оно представляет собой добротные, оклеенные дерматином «корочки» с фотографией и двумя печатями. Раньше знали толк в этих делах. Впрочем, современная Россия по этой части тоже способна удивить.

У Коновалова есть двоюродный племянник Игорёк, живущий в Краснодаре. Видятся они редко, чему Родион только рад. Ему тяжело общаться с этим молодцом, потому что мышление Игорька сформировано рекламой, американскими боевиками и этими дурацкими играми, хотя сам по себе паренёк он неплохой. И как многие из поколения эпохи перестройки, он всё время пытается найти какое-нибудь непыльное и доходное занятие. В девяносто пятом Игорёк поступил в бандиты. Поступил как на обычную работу, то есть написал заявление, представил нужные документы, и его приняли с испытательным сроком. В это трудно поверить, но Родион своими глазами видел у него удостоверение бандита. За образец была взята форма милицейского удостоверении. В нём так же была вклеена фотография, и стояла печать. На развороте была чёткая надпись «Банда Хриплого», а чуть ниже от руки написано «рядовой Игорь Николаевич Кузин», в скобках «Кузя». И никакой это не прикол, потому что у всех членов банды были такие же документы. Должно быть, этот Хриплый в советское время был каким-то начальником и сохранил любовь к канцелярскому порядку. Игорёк не рассказывал подробно об этом периоде своей жизни, наверное, хвалиться было нечем. Скорее всего, эта банда занималась мелким рэкетом, а Игорёк там был на подхвате. Испытательный срок он прошёл, но потом ему там разонравилось. Игорёк написал заявление и обычным порядком уволился оттуда.

Удостоверения юных пожарников существовали, и в этом не было ничего удивительного. Бланки выглядели неважно, они представляли собой просто кусочки разграфлённого блёклого картона. Для солидности Коновалов решил вклеивать туда фотографии. Худяков не возражал и проштамповал их печатью пожарной части. Кроме того, он обещал со временем привезти из области кружковцам значки «ЮДПД» и выдал Родиону десять нарукавных повязок с надписями «ДЮП», то есть «Дружина юных пожарников».

Вооружившись документом, Родион отправился прямиком к директору районного широкоэкранного кинотеатра. Зайдя в кабинет, он предъявил директору удостоверение и сказал, что кружок юных пожарников решил взять противопожарное шефство над кинотеатром. Одним из пунктов шефской заботы было дежурство членов кружка во время киносеансов.

Директор немного обалдел от такого заявления, но быстро сообразил, что под видом шефской помощи юные пожарники собираются бесплатно смотреть фильмы, и культурно выпроводил потенциального шефа. Всё-таки руководитель кружка был при «корочках», и это избавило его от выслушивания грубых выражений. Исход переговоров Коновалова не огорчил, ведь он был предусмотрен сценарием, и он прямиком отправился к Худякову. Дождавшись свободной минуты, он рассказал ему о своём визите в кинотеатр. Худяков спросил:

— Откуда у тебя эта инициатива, и почему?

— Это не инициатива, а комсомольский долг.

К понятию долга и обязанности Худяков относился с уважением, в отличие от неуместной самодеятельности. Не любил он и уместную самодеятельность. Родион продолжил:

— Товарищ старший лейтенант! Ведь на тушение пожаров вы нас не берёте!

— Ещё чего! И не мечтай. Запрещено!

— Вот! А что нам остаётся? Только профилактика. На неё и будем налегать. Раз комсомол дал поручение, то и будем выполнять его со всей ответственностью. Дело не геройское, но с другой стороны — нужное. А в этом плане кинотеатр самое узкое место в районе.

— Ты так считаешь?

— Конечно! Смотрите сами: в городских театрах всегда пожарники дежурят. И в цирках тоже. Их, бывает, даже в фильмах показывают. У нас не город, но кинотеатр по набиваемости самое большое помещение в районе. Особенно когда идёт хороший фильм. Случись пожар, без жертв не обойдётся.

— В Доме Культуры тоже много народу бывает.

— Не всё сразу, дойдёт очередь и до него. А здесь у меня личный интерес.

— Какой?

— Обыкновенный. В клубе-то я редко бываю, а в кино часто хожу. А вдруг под момент там пожар? Ведь затопчут в панике, а я ж ещё молодой!

— Это ложная тревога, товарищ юный боец. Все подобные учреждения находятся под контролем пожарнадзора. Ведутся плановые ревизии, проводится инструктаж персонала, и имеются ответственные лица.

— Да знаю я про это. Только ведь пожары бывают не по графику, а когда попало. И мало будет мне утешения на том свете от того, что ответственное лицо потом лишат премии за квартал. А с другой стороны, все эти графики для людей ответственных и при должностях. А мы ведь внештатные, и нас они не касаются. Мы можем действовать по своим собственным планам. И что плохого или незаконного в этом дополнительном надзоре?

Худяков задумался. Должно быть, ему тоже хотелось пристроить куда-нибудь свалившихся на его голову слишком ретивых помощников. Родион его не торопил, и через минуту инспектор заговорил:

— Хм. Мысль здравая и, в общем-то, не противоречит. Только как это на практике? Я же не начальник тому директору и приказать ему не могу.

— И не надо! Нам же легче будет — дежурить в кинозале не придётся. А надзирать и так не трудно. Вот результаты предварительного обследования пожарного состояния кинотеатра.

С этими словами Родион достал из портфеля аккуратно заполненный лист бумаги и пояснил:

— Тут всё отмечено. Пожарный щит недоукомплектован, песка в ящике почти нет, два огнетушителя просрочены, проходы, и всё остальное прочее.

Худяков внимательно ознакомился с текстом и спросил:

— И что мне с этой бумагой делать?

— Вот, смотрите, товарищ старший лейтенант, если кто-то затеется разжигать костёр возле нефтебазы, то вы отреагируете на это даже по устному сигналу, и этот кто-то приплатится хорошим штрафом за нарушение. А наш кружок хоть и внештатный, но самый что ни на есть официальный орган районной пожарной службы. Поэтому мои докладные можно регистрировать и ссылаться на них. Они запросто могут быть документом для административной комиссии. Конечно, только после вашей ревизии. А если подойти к делу строго, то вы просто обязаны реагировать на них.

Худяков подумал, хлопнул ладонью по столу, положил листок в карман и сказал:

— Хорошо. Поехали.

Он проглотил крючок вместе с поплавком. Этот разговор определил всю дальнейшую стратегию взаимодействий пожарной части с юными дружинниками.

Вскоре они подкатили к кинотеатру на жёлтом казённом мотоцикле. Быстрый наружный осмотр подтвердил рапорт. На облезлом пожарном щите висел один багор и сиротливо болталось одно конусное ведро. Худяков решительно двинулся в помещение, а Родион потопал за ним в роли адъютанта. Навстречу вышел директор. Он поздоровался с Худяковым, а на Родиона только покосился. Узнав, в чём дело, он разволновался:

— Товарищ Худяков, да ведь недавно плановая проверка была!

— А теперь внеплановая. И не надо так смотреть, это не самодурство, а проверка официального рапорта. Реагировать — моя обязанность.

Закончив проверку, Худяков отпустил юного бойца домой, и они с директором зашли в кабинет. Домой Родион не пошёл, а, выйдя на улицу, спрятался за киоском «Союзпечати» и стал ждать. Вскоре Худяков уехал, и руководитель кружка заторопился обратно к директору. Постучавшись, он зашёл в кабинет.

Вид у директора был слегка ошалевший. Впрочем, после общения с Худяковым такой вид приобретали многие. Беседы с Худяковым часто напоминали беседы с автоответчиком, запрограммированным на озвучивание правил и инструкций. Если бывало кто и скажет ему: «Дорогой Никита Сергеевич, ведь это несущественно, со временем наладим», то обычно слышал в ответ: «Моя фамилия не Дорогой, а Худяков. И, согласно пункту второму параграфа третьего, необходимо…», и всё в таком духе. У одного завскладом из-за якобы мелочных придирок не выдержали нервы, и он набросился на инспектора с руганью, обзывая его инструктивным чурбаном и другими нехорошими словами. Проскакивали даже нецензурные выражения. Худяков с ним в перепалку не вступил, молча опечатал склад и написал такую докладную, что того сняли с ответственной работы.

Коновалов не скрывал, что стиль общения Худякова ему импонировал. Кое-что из него он перенял и впоследствии применял. В основном при общении с руководством. Не всем это нравилось, а кое-кто из начальства его за это люто ненавидел.

Родион подошёл ближе к столу и спросил директора:

— Товарищ старший лейтенант уже уехал?

— Да, а что?

Юный пожарник вынул из портфеля исписанный листок бумаги и сказал:

— Хотел отдать товарищу Худякову. Это замечания по вашим гаражам и котельной.

— Дай взглянуть!

Директор взял лист, прочитал, в ярости скомкал его и бросил в корзину. Родион невозмутимо сказал:

— Ничего страшного, это была копия, а товарища Худякова я в пожарной части найду.

— Ишь ты, какой предусмотрительный! Прямо настоящий пионер-функционер!

— Я комсомолец.

— Ты медоуказчик.

— Кто?

— Птица одна так называется. Сама пчёл боится, и когда найдёт дупло пчелиное, то начинает перед медведем скакать, путь к дуплу указывать. Тот понимает, что к чему, идёт следом и дупло разоряет, ну а остатки достаются хитрой птице. Так и ты водишь этого робота Худякова.

— Он не робот, а товарищ старший лейтенант.

— Это одно и то же. Ладно, давай поговорим. Если ты не будешь водить сюда Худякова, то к какому-нибудь соглашению придём.

— Ну, раз вы сами просите нас о шефстве, то помощь товарища Худякова не потребуется. Кружковцы самостоятельно всё наладят по правилам.

— Вот оно как! Ага. Сами. Просим. Ловко повернул! Значит, сегодняшний приход Худякова ты называешь помощью?

— Само собой. Как же иначе?

— Юморист, а по лицу не скажешь.

— Я не юморист, а руководитель кружка.

Минут через пять они договорились, что по предъявлении документа трое юных пожарников могут присутствовать в зрительном зале во время сеансов бесплатно в качестве дежурных. Чувствуя себя победителем, Родион попрощался и направился к выходу, но директор его задержал:

— Постой минутку! Дай взглянуть на твоё удостоверение ещё раз.

Получив его в руки, директор внимательно рассмотрел документ и сказал:

— Так. Родион Коновалов. А ведь я вспомнил, где слышал твою фамилию.

Тут лицо директора приняло умильное выражение, он резко сменил тон и заговорил подозрительно миролюбиво:

— Скажи, Родион, ты знаком с Тамарой Бровкиной?

— Какой ещё Тамарой?

— Которая секретарша в райкоме.

— Это тёмненькая такая, курчавая и с ямочками на щеках?

— Вот-вот, она самая!

— Нет, не знаком.

— Здрас-с-те, приехали! Ты же прямо сейчас её обрисовал, а теперь отказываешься.

— Да, всё правильно! Видеть-то я её видел, а какое тут может быть знакомство, если я ни разу с ней не разговаривал?

— Интересно! А вот она тебя знает.

— Может, тоже где видела?

— Не скажи. Тамара хорошо тебя знает. Она про тебя сестре моей жены рассказывала и между прочим называла тебя «Божьим мальчиком».

— Ну и ну! Так меня ещё не обзывали.

— Да, я думаю, тут она хватила через край. Не очень-то ты на него похож, скорее уж наоборот. Родион, а почему она тебя так называет?

— Не знаю.

— А ты в бога веруешь? Или, может, в баптистах состоишь?

— Да вы что? Я комсомолец.

— Ну да. Кто ж в этом признается? Ладно, иди. До свидания.

Он открыл большую форточку и закурил, оставив Коновалова в недоумении. На улицу он вышел через запасной выход. Обходя здание, Родион услышал из форточки директорского кабинета разговор по телефону, от которого замер на месте. Речь шла о нем:

— Пётр Михайлович! Алло! Дело говорю. Пацан знает Тамару, но темнит, отказывается. Какая ни есть, а ниточка, тянуть нужно… Родион Коновалов, из первой школы… Выкормыш худяковский, который похлеще его самого будет… Да… Это ерунда, разберусь. Чёрт с ним, с Худяковым, главное — Тамара!.. Да… И не смотри, что у него лицо тупое и наивное. Не поверишь, до чего хитёр, сатанёнок. И хватка у него железная… Да, понимаю, сидит, но это же только отсрочка. А потом, что?.. Хорошо. До свидания.

Из этой половины диалога Родион ничего не понял и пошёл домой в ещё большем недоумении. На ту пору он действительно не знал о приключениях Тамары Бровкиной, но это незнание кое-кому представлялось уловкой с его стороны. Эта занятная история не имеет отношения к комсомолу и пожарному делу. Коновалов сыграл в ней роль совсем в другом качестве. Всю эту кашу заварила его премудрая бабушка Анфиса. Но по порядку.

Глава XX

Сладкий грех и горькое раскаяние

Жила-была в станице девушка Тамара Бровкина. Лет ей было под тридцать, но выглядела она значительно моложе.

У Коновалова имелась своя разработанная система уровней, типов и видов женской красоты. По полочкам были разложены привлекательные, смазливые, очаровательные, симпатичные, просто красивые, прекрасные и всякие другие женщины. Кроме того, имелось много дополнительных определений. Например, ангельская, суровая или чарующая красота. Его взгляды в этом вопросе не сильно, но всё же отличались от общепринятых мнений. По его меркам нестандартная красота, особенно «с изюминкой», стояла гораздо выше обычной красивости. Или, например, женское очарование мало связано с телесной красотой, потому что огромное количество очаровательных женщин чертами лица и фигурой далеки от совершенства. В то же время от идеальных форм частенько несёт холодом. То есть это разные качества.

Родион относил Тамару к хорошеньким. По его шкале хорошенькие стояли выше смазливых, миленьких и классных девушек, но чуть-чуть не дотягивали до симпатичных. Тем не менее, круглое беленькое личико, оттенённое пышными, волнистыми от природы волосами, лёгкая фигурка с развитой грудью и стройные ножки делали её очень привлекательной.

Жила Тамара одна в небольшом чистеньком домике, оставшемся ей в наследство от бабушки. Науками голову себе не забивала и высоко не метила. После школы окончила курсы машинисток-стенографисток и как-то сразу удачно попала на работу в райком, где прикипела к месту. Должно быть, пришлась ко двору. Впрочем, дело своё она знала, и начальство ею дорожило. Секретари райкома менялись, но она оставалась на посту. На своей улице она держалась замкнуто и с женщинами почти не дружила, но так уж сложилось. Былые подруги повыходили замуж и частью разъехались. Но Тамара не переживала, для бытового общения ей вполне хватало двух соседок, одна из которых и была свояченицей директора кинотеатра.

Девушка простая и с незлобивым характером, Тамара чувствовала себя счастливой, потому что находилась в гармонии с окружающим миром. В её понимании, конечно. А чтобы не нарушать эту гармонию, она и замуж не выходила, хотя звали её туда не один раз. Всё дело было в её любовных предпочтениях. Собственно, дело было в специфике этих предпочтений.

Тамара любила начальников, причём не абстрактной, а обычной плотской любовью. У многих девушек имеются особые предпочтения. Одной нравятся гитаристы, другой футболисты, третьей — высокие брюнеты, а очень многие без ума от военных. Тамару заклинило на начальниках. Любого калибра. Заместители были для неё пустым местом. Но если заместителя ставили начальником, то он сразу становился объектом вожделения. А снятый начальник выпадал из сферы интереса. Если бы она попала работать куда-нибудь в другое место, то, скорее всего, вышла бы замуж за какого-нибудь шофёра или бухгалтера и жила как все нормальные люди, начисто забыв всякие глупости. Но судьба устроила Тамару на такое место, где у неё была возможность реализовать свои девичьи желания, ведь в приёмной райкома был прямой доступ к любым начальникам, и она в полной мере использовала это обстоятельство.

Мужской пол Тамара охмуряла мастерски. Организовав момент, она своей нежной ручкой смахивала несуществующую пылинку с рукава намеченной жертвы и с особой, какой-то воркующей интонацией говорила: «Ой, до чего же мне нравятся лысые (седые, курносые, высокие, невысокие, полные, хромые, солидные и прочие) мужчины! Как вас увижу, так прямо дыхание перехватывает». Против такого суровый руководящей коммунист, затюканный партконтролем и фригидной женой, устоять был не в силах. Радуясь, что облысел так вовремя, он назначал свидание. Бывали и осечки, когда попадался не понимающий явных намёков мужчина, но такое случалось очень редко. Подобного рода накладка произошла с Худяковым. Выслушав от Тамары комплименты в адрес молодцеватых пожарников, он истолковал их совершенно неправильно и решил, что секретарша захотела стать ответственной за пожарный инвентарь. Он сказал обалдевшей Тамаре, что её желание понимает и ценит, но этот вопрос нужно обсудить с райкомовским комендантом Титом Ивановичем, постоянным ответственным за всё. Худяков в тот же день обсудил эту тему с комендантом. Титу Ивановичу на ответственность было наплевать, но он увидел в происходящем попытку Тамары подсидеть его на должности в пользу какого-нибудь её знакомого. Разозлившись, он в тот же день устроил ей скандал. После него Тамара стала демонстративно игнорировать Худякова, но он этого не замечал. Впрочем, такие случаи были исключением из правил, и с течением времени почти все районные руководители перебывали у Тамары в постели. Но об этом до поры никто не думал.

Товарищ Караваев, первый секретарь райкома, в её списке не состоял, потому что Тамара придерживалась волчьего закона и возле логова не охотилась. В служебных отношениях она была с ним пуритански холодна. Должно быть именно поэтому товарищ Караваев считал её морально устойчивым элементом и при случае ставил Тамару в пример остальным. Некоторые сотрудники ухмылялись и отводили взгляд в сторону.

Да, шила в мешке не утаишь, и о Тамариных шашнях кое-что в народе было известно. По общим меркам Тамара была редкостной шлюхой, но ни у кого не поворачивался язык назвать её этим словом. Не развязная и не вульгарная, она как-то не вписывалась в этот стереотип. Она не пила, не курила и не злоупотребляла косметикой. В определённом плане Тамара была идеальной любовницей. Нетребовательная и бескорыстная, она никогда не пыталась разбить чью-нибудь семью и совершенно искренне любила очередного избранника, а мужчины это чувствуют и ценят. А главное — Тамара не была болтливой и владела редким искусством расставания, умения закончить любовную связь, но сохранить при этом хорошие отношения.

Так бы всё и шло, но стряслась беда. Тамара заболела. Причем такой болезнью, которая ставила крест на всякой плотской любви. Тамару одолели чирьи или по медицине фурункулёз. Домашние средства не помогли, и она обратилась в больницу. Проку от медицины тоже оказалось немного, лекарства и переливание крови ситуацию не улучшали. И тут кто-то посоветовал ей обратиться к бабушке Анфисе.

Бабушка взялась за дело, назначила лечение на вечер, а Родиона вызвала помогать готовить лекарство. Ко всем этим манипуляциям он давно уже не относился всерьез и считал их бабушкиными чудачествами, знахарским антуражем, но отказать не мог и помогал ей из уважения, стараясь, чтобы меньше кто об этом знал. Пришедшей Тамаре бабушка велела обождать, мол, ещё не всё готово. Пояснила, что лекарство готовится на основе парного молока, а надоить его должен внучек Родион, который вот-вот появится. Тамара спросила:

— А разве без него нельзя?

— Можно и без него. Только ить не с бухты-барахты я его к делу приучаю. У Родиона душа чистая, и когда он помогает готовить состав, то лекарство получается сильнее.

Тут и сам Родион приехал на велосипеде и закатил его во двор. Тамара глядела на него с сомнением, внешний вид подростка как-то не соответствовал бабушкиной характеристике. Но в скором времени она поверила в бабушкины слова и стала держать Родиона за ангела во плоти. Бабушка Анфиса перехватила Родиона во дворе и рассказала в двух словах, что от него требуется. Было это не в первый раз, и, не теряя времени, он сразу направился до коровы в стойло. Любопытствующая Тамара с почтением смотрела, как Родион умело доил молоко в специальную глиняную миску в руках бабушки и вполголоса приговаривал:

Как апостол Фома коровку доил,

молоком тем целебным он хворых поил…

И дальше в том же духе. Однажды Родион подверг критике эти стишки. Он сказал бабушке Анфисе, что Христос набирал апостолов в основном из рыбаков, поэтому Фома, скорее всего, с коровами дела не имел и вряд ли умел их доить. Но получил отповедь:

— Не умничай! Не нами придумано, а потому говори как есть, и всё тут.

После этого он барабанил тексты этих полуязыческих молитовок как попугай, не думая про их содержание.

Управившись с коровой, бабушка пригласила всех в свой флигель. Тамара сидела в горнице, а в прихожке Родион держал в руках баночку с мёдом и бормотал:

Мёд-нектар золотой,

От святой мать-земли,

Свою силу открой,

Кровь-руду исцели.

Родион негромко сказал бабушке:

— Это ж заговор на нутро, а у неё чирьи. Они ведь снаружи.

— Много ты понимаешь, верхогляд! Болезть её нутряная, только показывается чирьями.

Бабушка зачерпнула ложкой мёда и размешала его в молоке. После этого усадила Родиона за стол с его любимыми пирожками и компотом, а сама пошла обрабатывать Тамару. Наворачивая вкуснейшие пирожки с творогом, Родион невольно слушал доносящиеся из горницы бабушкины речи. Своё целительство бабушка странным образом сочетала с религиозной пропагандой, и довольно умело. Прочитав молитву над снадобьем, бабушка дала Тамаре литровую банку отвара из череды, крапивы и прочих травок, приготовленного заранее, а затем объяснила, как его принимать. После этого бабушка устремила на Тамару проникновенный взгляд и сказала:

— Слухай сюда, Тамара. Внимательно и сурьёзно. Наши страдания по грехам нашим, або родителев наших. Ты крещёная?

— Да.

— В бога веруешь?

— Н-не знаю.

— А что такое грех, знаешь?

— Ну, в общем, да. Воровство там, убийство, злословие.

— Ага. Этого ты не делаешь, а что по мелочи так прощаешь себе. Да?

— В общем, да. Уж не больше других грешу.

— Вот это и есть твой самый большой грех — гордыня!

— Да и не гордая я нисколько.

— Молчи, глупая! Гордыня не гордость, они разные вещи. Гордыня, это когда человек сам себя и свои дела судить начинает, а потому она есть мать всех остальных грехов, ведь всякое злодейство из гордыни происходит. Высший суд — божий суд, а все прочие суды его отображения. И исповедываешься ты не батюшке, а богу в его посредстве. И мирской суд тоже божий суд, если судьи праведные, то есть когда судят по писаному закону. А неправедный суд, это гордыня человеческая у судьи.

Перед тем как что-то сделать, человек решает, правильно или неправильно он поступает. Но только богу ведомо, что есть добро и зло, а человеку этого не дано. Господь в своей милости дал человеку знание добра и зла в Святом Писании. В нём всё сказано, нужно только соблюдать. А всё, что не добро, и есть зло. И первая заповедь Моисеева об этом. Сказано в Евангелии: «Не судите…» Это не про суды и писаный закон, а про самосуд и гордыню, что одно и то же. И как только человек начинает себя судить, так тем самым он возносит себя заместо бога, а потому разрешает себе всё, что захочет.

Если отворачиваешься от бога, то повертаешься к сатане, ведь больше некуда. А того не зря зовут искусителем и лукавым, потому что он всё выворачивает наизнанку, подменяет и делает наоборот. Горькое начинает казаться сладким, некрасивое красивым, грязное чистым, плохое хорошим, и грех перестаёт быть грехом. Но всё это только кажимость, человеку только мнится, что он своей волей всё решает, это Лукавый ему нашёптывает и с толку сбивает. Вот человек иной по своему разумению вроде бы к добру стремится, а Лукавый делает так, что всё оборачивается злом, от которого страдают все, и зачинщик тоже. А потом люди головы ломают — почему да за что напасти всякие. А по грехам, по гордыне, которая не столько от дикости, сколько от учёности происходит.

— Ой, тёть Анфиса! А как же коммунисты?

— Что те коммунисты? У них самый грех в богохульстве. Споведание порушили, а кто они такие, чтобы выше бога стать? Никому не дано. Вот они говорят разное, а всё одно живут законом божьим. Как ни умничали, а всё к тому же пришли, только Христовы заповеди моральным кодексом называют, да исповедываются в парткоме. Но хоть и не по канону, а гордыню смиряют, а значит, судом божьим существуют. Вот оттого-то в обчестве и порядок.

И тебя, Тамара, бог наказывает за гордыню. Не сильно, ведь грех твой по неведению. Господь милостив, простит, и будет тебе исцеление. Значится так: сейчас ты сразу выпьешь это и идёшь домой. Тебе захочется спать. Ничего больше не ешь, а помолись и ложись в койку. Спать будешь долго, а когда проснёшься, то начнёшь выздоравливать.

— Да я и молитв не знаю.

— Не беда. Вот тебе листочек, на нём всё написано. Выучишь. А когда поправишься, то сразу в церкву. Исповедуешься и благодарственный молебен закажешь.

— Да я ж ничего там не знаю!

— Невелика наука. Найдёшь старосту Ивановича, и он тебе всё объяснит. Крестик-то есть?

— Кажись есть. У мамы хранится.

— Надень и не снимай.

Тамара выпила лекарство, неумело перекрестилась и, захватив отвар, ушла.

Бабушкину проповедь Родион не забыл и высказался о ней так:

— Через много лет я понял, как глубоко копнула бабушка Анфиса. И в этом аспекте картина окружающей действительности удручает. Лукавый по праву может гордиться количеством людей, живущих в гордыне. И ладно бы людей, а то ведь иные народы в гордыне пребывают. И не надо смешивать гордыню с национальной гордостью или племенным чванством. Эти качества имеются почти у всех наций. Гордыня — это индивидуальное состояние психики большей части жителей некоторых стран. За примерами далеко ходить не надо. Самый показательный — Америка. Вот уж действительно полигон сатаны.

Потомки разноплеменных эмигрантов утратили связь с традиционной культурой, а на её месте создали культ денег, чему способствовала доктрина индивидуализма. Лукавому здесь и напрягаться не нужно. Разбогатев, американцы решили, что деньги могут заменить всё, и на этом основании присвоили себе право судить не только себя, но и других. Более того, они стараются научить другие народы своему образу жизни и навязать им свои меркантильные ценности. Назвать их духовными не поворачивается язык.

Мне их по-человечески жалко, ведь они, судя по всему, даже не замечают, что сидят в трясине и считают её запах благовонием. Но ведь когда-то их засосёт до ноздрей, и шибанёт реальная вонь. Американцы часто называли Россию «страной наоборот». И это действительно так, если нормальное общество рассматривать из перевёрнутой системы координат «свободного мира». Многое из того, что они считают достижениями, у нормальных людей вызывает отвращение или недоумение. Политкорректность, например. Только американцы додумались персонифицированных представителей зла Бивиса и Бедхеда сделать героями. Мелочь, конечно, но для перевёрнутого мировосприятия очень характерная. Самое страшное, что многие наши деятели культуры (или культурки) стараются подражать американцам.

Впрочем, это философское отступление не имеет к Тамаре никакого отношения.

Придя домой, она в точности исполнила бабушкины предписания и легла спать. Спала долго, часов двенадцать, а с пробуждением почувствовала себя значительно лучше. Уже на третий день все нарывы у неё зажили, и девушка совершенно выздоровела. Тамара сочла это чудом, хотя Родион считал, что её вылечил отвар из трав. В благодарность она сделала бабушке нужную справку для собеса, чему та сильно обрадовалась. Исцеление повлияло на Тамару в духовном плане. Она утвердилась в вере, стала посещать церковь, соблюдать установления, но, как и всякий неофит, порою чересчур усердно.

Удивительного здесь ничего нет. Священники давно знают, что по силе убеждения никакие проповеди не сравнятся с чудом. Любое чудо является единственной формой проявления божественных сил и прямым доказательством существования бога. И на первом месте стоит чудо исцеления. Всякие явления и видения впечатляют, но жизнь и здоровье имеют высшую ценность, поэтому исцеление больше всего потрясает воображение людей. Все святые угодники — в первую очередь целители, и даже их мощи обладают этим свойством. Хирурги — закоренелые материалисты и циники, но когда стопроцентный кандидат в покойники, вопреки медицинским показателям и самому здравому смыслу, вдруг выздоравливает, начинают задумчиво разводить руками и бормотать о некоей высшей силе.

С блудливым образом жизни Тамара покончила, а досуг стала заполнять чтением Евангелия. Однако, несмотря на это, примерно через месяц с ней опять стряслась беда. У неё на груди образовалось уплотнение, поднялась температура, и всё это не на шутку перепугало Тамару. С этой бедой она сразу отправилась к бабушке Анфисе. Границы своих возможностей бабушка знала и в сомнительных случаях без разговоров отправляла пациентов к врачам. После осмотра бабушка пришла к заключению, что это обычный мастит, а такие болячки она лечить умела. Судя по всему, у Тамары был какой-то гормональный сбой, возможно, даже от резкого сексуального воздержания. Последовал новый вызов, и Родион явился на помощь бабусе. Она встретила его в коридоре и вкратце изложила ему задание. Родиону впервые предстояло лечить не скотину, а женщину, и он уточнил:

— Так мне, значит, надо будет ей сиськи растереть?

Но бабушка погасила его энтузиазм:

— Перебьёшься! Мал ещё для этого. Сама сделаю. Тебе заговор прочитать:

— Ага! Если корове или козе вымя растирать, то Родя, а как…

Фразу оборвал ласковый подзатыльник и бабушкино напутствие:

— Не придуривайся! Тамарка не корова. Скажешь заговор, а потом садись за стол, там для тебя кендюх под полотенцем, а компот в большом чайнике, сам нальёшь.

Обхватив ладонями флакон с камфарным маслом, Родион бормотал:

Божье масло елей, живой силой согрей.

Плоть и кровь исцели, злой недуг изгони.

Испуганным взглядом Тамара наблюдала за обрядом из горницы. По окончании заговора Родион отправился за стол, а бабушка с флаконом пошла к Тамаре. Управляясь с кендюхом, Родион слушал разговор в соседней комнате:

— Ну почему, тёть Анфиса? Я же всё исполняла, как вы велели. И вот, на тебе!

— Ишь как заговорила! Далеко тебе до праведника Йова. Запомни, Тамара, Господь Бог не продавец в магазине, он не торгует милостями и наказаниями, а раздаёт их не по нашему разумению и не по нашему прейскуранту. Но сдаётся мне, что у твоей беды иная причина.

— Какая?

— Похоже на то, что навели на тебя порчу. Хорошо, что ко мне пришла, в этот раз помогу, но потом будь осторожна.

— Какая порча? Почему? И чего остерегаться?

— Эх, Тамара! Да разве можно прожить, никому на мозоль не наступивши? За свой интерес всегда кому-то дорогу перейдёшь и кого-то обидишь. Ну, обычно-то как? Поругались, помирились, да и забыли. Но есть люди с чижолым глазом. Редко попадаются, но есть. Иной об этом и сам не знает, а как пожелает тебе зла в отместку, так оно на тебе и повиснет. Будешь чахнуть неведомо отчего и почему, а то и без времени на тот свет уйдёшь.

— Господи боже! А что делать-то?

— Правильно себя вести. Перво-наперво надо к людям со вниманием. Хорошо бы знать того, «способного», чтоб опасаться, но его трудно вычислить. А самый простой способ в упреждении. Нужно всегда просить прощения за обиды, даже нечаянные. Вспомни, Тамара, кого ты обидела или оскорбила, пусть случайно и не думавши. Подойди и попроси прощения. А как только его получишь, то обязательно скажи спасибо, поблагодари, это самое главное. После этого порчи можно уже не бояться, не прилипнет.

— А если не простят?

— Народ у нас добрый, хотя и злыдни попадаются, могут отругать в ответ, плюнуть, а то и побить. Но что бы тебе ни сделали, всё равно поблагодари. И тогда получится, что хоть таким манером, а всё равно тебя простили. Поняла теперь?

— Да уж… Терпеть поношения.

— А как ты хотела? Бог терпел и нам велел.

Домой Тамара ушла в задумчивости. Бабушка чередовала камфару с диковинным составом из смеси мёда с дёгтем, и через несколько сеансов растирания Тамара выздоровела, после чего слова бабушки Анфисы приобрели для неё особое значение.

Девушка подвергла свою жизнь серьёзному анализу и решила действовать согласно полученным инструкциям. Она долго вспоминала когда-то обиженных ею людей. Реальный кандидат был один — Тит Иванович. На обладателя «дурного глаза» он не походил, но как знать. А вдруг? На следующий день она попросила у коменданта прощения. Он и в самом деле был зол на Тамару, но когда она рассказала ему про неудачное соблазнение Худякова, Тит Иванович рассмеялся и сразу же её простил. Она его за это поблагодарила.

Наконец вечером до Тамары дошло, что в мире имеется целая толпа обиженных ею людей, а именно жёны начальников, с которыми она гуляла. И вовсе не факт, что все они пребывают в неведении. Тамара поняла, что просить прощения нужно у всех. Она решила действовать наверняка, бить, так сказать, по площадям, чтобы не пропустить наводчицу порчи и заодно максимально очистить свою душу от былых грехов. Через три дня начинался отпуск, и Тамара решила использовать его для покаяний. В оставшееся до отпуска время она занялось добыванием имён и адресов своих жертв.

Первое покаяние вышло несколько спонтанным. В субботу Тамара пошла на базар. Недалеко от входа на рынок она увидела жену директора лесхоза, разговаривавшую с соседкой. Решив больше не откладывать, Тамара подошла к ней, бухнулась на колени и взмолилась:

— Клавдия Петровна! Христа ради простите! За нанесённые обиды простите! Ей-богу, не со зла, а по глупости сделала!

Клавдия Петровна беседовала с соседкой о клумбе и цветах. Соседка уже направлялась домой, купив пять литров подсолнечного масла, бидончик с которым в данный момент стоял на дорожке между собеседницами. Явление девушки на коленях Клавдия Петровна восприняла с недоумением:

— Какие обиды? Что ты сделала?

— Блудила с вашим мужем, Николаем Фёдоровичем, и неоднократно.

Недоумение тут же сменилось слепой яростью ревнивой самки. Клавдия Петровна схватила бидон и все пять литров масла вылила Тамаре на голову, а затем, обозвав её дрянью, стукнула этим бидончиком по плечу. Тамара в ответ стала её благодарить:

— Спасибо, мать родная! Господь воздаст вам за доброту вашу!

Сбитая с толку Клавдия Петровна обозвала девушку ненормальной, отдала соседке деньги за использованное масло и заспешила прочь, так как уже собиралась группа зевак. Она хорошо знала, на ком выместить нерастраченную злость.

Несмотря на жалкий внешний вид и вконец испорченное нарядное платье, Тамара испытала душевный подъём и странное удовольствие от своего подвига. Теперь у неё появился опыт. На следующее покаяние Тамара оделась во что похуже. Старая кофта и юбка сделались чем-то вроде спецовки. Волосы отмывались труднее всего, и Тамара была бы не против использования мотоциклетного шлема, но жанр не позволял, и она ограничилась двумя толстыми головными платками. Во избежание лишней шумихи, она решила ходить каяться прямо на дом. Эта тактика себя оправдала, и Тамара начала свой знаменитый поход.

Выбрав момент, когда самого начальника не было дома, она являлась к нему во двор или на квартиру, где и устраивала свой маленький спектакль. Сценарий покаяния в основной части мало чем отличался от самого первого действия. Разница была в том, что в своём дворе у очередной жены начальника имелся богатый выбор предметов, которыми можно было огреть кающуюся грешницу. Надо сказать, что на её пути не встретилось ни одной кроткой голубицы, которая, узнав в чём дело, прослезилась бы и, прижав Тамару к груди, простила бы её с христианским смирением. Напротив, культурные и образованные дамы все как одна реагировали на кающуюся грешницу так же агрессивно и грубо, как и любые необразованные доярки. Женское естество уравнивает всех дочерей Евы.

Тамаре доставалось по полной. В одном месте на неё вылили ведро помоев, в другом не пожалели жидкого теста для блинов. Её били книгами, зонтиком, гитарой, ощипанным петухом и детской коляской. Но во всех случаях, когда грешница начинала благодарить за плевки и побои, женщины застывали в недоумении. Пользуясь этим мгновением, Тамара, не мешкая, покидала место подвига, чтобы её не пришибли совсем. И хотя список был ещё далёк от завершения, на душе у Тамары было легко и радостно, ведь так или иначе её прощали все!

Начальники радости не испытывали. После череды скандалов они стали выяснять и созваниваться друг с другом. И тут перед ними открылся масштаб происходящего, который их ужаснул. Ужас был не в бытовых разборках с жёнами. Неприятно, конечно, но и не смертельно, уладилось бы со временем. Страшна была огласка. В те времена партия следила за моральным обликом своих членов, который был важной составляющей карьеры. Сталинской строгости уже не было, на многое глядели сквозь пальцы, но огласка сексуального скандала, в котором было замешано почти всё руководство целого района, стала бы для всех катастрофой. В газетах бы не напечатали, честь мундира соблюдалась, но внутрипартийные разборки были бы нешуточными, а последствия весьма суровыми.

Нужно было срочно принимать меры. Но какие? В отличие от своих жён, мужики соображали быстро и сразу пришли к выводу, что Тамара тюкнулась на религиозной почве. Вину свалили на неизвестную зловредную секту, потому что традиционное христианство не практикует такого рода публичных излияний. Кто-то где-то слышал, что кандидатов на вступление в некоторые секты заставляют проделывать такие вещи с целью очистить душу и начать жизнь с чистого листа. Стихийно образовался временный подпольный штаб, который поручил майору Перелазову найти эту секту, хотя, что с ней делать, было неясно. У Перелазова рыльце тоже было в пушку, и он бросил своих подчинённых на поиск сектантов. Но, увы, религиозного инакомыслия в станице не было, и о сектах никто ничего не слышал.

Взяли, было, в разработку сутулую Горпину Баптистку, но сразу же выяснили, что Баптистка это прозвище. Бабку прозвали так за то, что она часто использовала это слово в качестве ругательства. Она крыла баптистами всех нехороших людей, собак и даже своего петуха. После этой неудачи Перелазов запаниковал и подло сбежал. Оставив дела заместителю, он вместе с обрадованной женой уехал в гости к тёще на Украину. Остальные последовали его примеру, и начался великий исход начальства из района. В надежде пересидеть опасное время разъезжались с жёнами по санаториям, а районный судья махнул в Болгарию.

Товарищ Караваев вдруг обнаружил вокруг себя непривычную пустоту. В конце концов ему доложили о происходящем безобразии, и он схватился за голову, которая ощутимо зашаталась, ведь основной спрос был с него. Весь на нервах, он связался с прокурором Чижовым и попросил его как можно быстрее любым способом уладить это дело. Прокурор был тоже на нервах, потому что не мог покинуть район из-за жены в роддоме. И он не придумал ничего лучше, как посадить Тамару за мелкое хулиганство. Прокурор сумел быстро всё организовать, так как союзников у него хватало. Директора лесхоза и уговаривать не пришлось, такой злой был на Тамару. Ещё бы! Во время разборки с женой заявилась тёща, которая, узнав причину скандала, разгорячилась и фарфоровой кружкой выбила ему зуб. Под диктовку он написал витиеватое заявление, делающее Тамару мелкой хулиганкой. По этому заявлению два милиционера подстерегли Тамару на улице и, невзирая на отчаянное сопротивление, силой доставили прямиком к судье.

В этот раз судьёй был Назар Назарович Полуянов. Вообще-то он работал адвокатом, но изредка подменял отсутствующего по какой-либо причине районного судью. Родион давно был с ним знаком и находился в дружеских отношениях, а потому стоит немножко отвлечься на этого замечательного человека.

Любовь и кролики

За глаза его звали Полупьяновым. И это в какой-то мере соответствовало действительности. Назар Назарович частенько бывал слегка навеселе, но пьяным его никто и никогда не видел. Был демократичен, но фамильярностей не позволял. Бывший фронтовик, он никого не боялся и мог жёстко осадить любого, поэтому два или три друга из местной интеллигенции у него имелось, а приятелей не было вовсе. Каких он кровей, сказать было трудно, а паспорта его никто не видел. Сам он туманно намекал на армянские корни, но внешне на кавказца не походил. Да и сами армяне, чующие сородичей издалека, возле него не крутились. Адвокатом он был хорошим, особенно в делах по изнасилованиям. Всякого рода подставы и спектакли, устроенные женщинами, он раскрывал как дважды два и многих мужиков спас от позора. По этой части Назар Назарович был известен и за пределами района. Скромный, одиноко живущий вдовец.

Однажды Назара Назаровича, как ветерана войны, попросили выступить перед школьниками с воспоминаниями. Ветеранов в районе было много, а некоторые из них воевали в коннице Будённого ещё в Гражданскую, но хороших рассказчиков среди них было не густо. Организаторам патриотических уроков Назар Назарович показался находкой, ведь как адвокат он был профессиональным оратором.

Пятый «Б», в котором учились Родион с Максимом, задержали после занятий, и вскоре старшая пионервожатая завела в класс Назара Назаровича. Это было его первое выступление перед школьниками. Честно говоря, он был слегка под мухой, но как всегда по нему это было незаметно. Ребята любили рассказы фронтовиков и встретили адвоката с интересом. Назар Назарович поздоровался, сел за стол, немного помолчал, а потом сказал:

— Дети! Война дело грязное и подлое. Мне сегодня не хочется это ворошить. Лучше я вам спою фронтовую песню. Там, в учительской в углу баян стоит. Пусть кто-нибудь принесёт.

Родиону хотелось послушать военные песни, и он быстро приволок баян в класс. Внезапную замену лекции на концерт все, за исключением вожатой, приняли с удовольствием. Назар Назарович объявил американскую солдатскую песню «Кабачок» и грянул:

Зашёл я в чудный кабачок, кабачок.

Вино там стоит пятачок, пятачок…

Играл Назар Назарович любительски, пел тоже не ахти, зато громко и с душой. Ученики пришли в восторг, дружно зааплодировали исполнителю и попросили спеть ещё что-нибудь. Воодушевлённый успехом, Назар Назарович затянул жалостливую песню про Аллочку: «В одном городе жила парочка, он был шофер, она счетовод, и была у них дочка Аллочка, шёл девчушке тринадцатый год». Войдя в азарт, после «Аллочки» он запел: «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной…» Вожатая знала эту песню, она тут же вскочила и остановила исполнение на полуслове, а затем под надуманным предлогом вывела певца из класса. И с того дня Назара Назаровича в школу больше уже никогда не приглашали.

Но этот незаконченный концерт зацепил Родиона и Максима, потому что «Аллочку» они знали, а две другие песни слышали впервые. На ту пору Родион собирал пластинки не специально, а от случая к случаю. Куда больший интерес он проявлял к текстам песен и заразил этим Максима. На какое-то время они уподобились собирателям фольклора. Максим завёл общую тетрадь для записи слов песен, а Родион просто их запоминал. Мода на песенники была и у девочек, но друзей интересовал совершенно другой репертуар. Они собирали те самые полублатные и псевдонародные песни неизвестных авторов, которые позже назовут «городским романсом» и станут распевать в передаче «В нашу гавань заходили корабли». То есть все эти «Хочу мужа», «В Кейптаунском порту» и ещё сотню такого рода песен Родион знал ещё с тех лет. Ему нравились озорные тексты, а такие случались даже на шеллачных пластинках тех лет. В его маленькой коллекции имелась «Улица широкая», которая стала кривобокой, и «С Одесского кичмана» в исполнении Утёсова. В наше время это уже раритеты.

Но больше всего озорства было в переделанных текстах, пародиях, сочинённых неведомыми поэтами из народа. Скорее всего, это была реакция на заполнявший эфир и концертные площадки официоз. Большей частью эти переделки были вульгарными, вроде «По долинам и по взгорьям шла коза, задравши хвост», но попадались и остроумные стихи. Уроки пения в школе состояли из патриотических песен. Малыши разучивали «Коричневую пуговку», а у ребят постарше репертуар был серьезнее — от «Каховки» до «Куба, любовь моя». На уроке ребята без всякого удовольствия пели: «По военной дороге шёл в борьбе и тревоге боевой восемнадцатый год», а на перемене с удовольствием горланили: «По военной дороге шёл петух кривоногий, а за ним восемнадцать цыплят. Он зашёл в ресторанчик, чикалдыкнул стаканчик, а детишкам купил мармелад». По законам жанра пародировались наиболее известные песни, такие как, например, «Ландыши». Чего там только ни приносили вместо ландышей. В песне «Крутится, вертится шарф голубой» вместо шарфа голубого крутился-вертелся дворник с метлой. И далее по списку. В те года была очень популярна песня «Необыкновенные глаза», исполняемая знаменитым Рашидом Бейбутовым: «Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза». Родион знал несколько вариантов пародий на эту песню. В одном из них любовная история завершилась свадьбой, а необыкновенные глаза сменили адрес:

Молодожёны из Загса выходят, ну а невеста так просто краса.

Вдруг у неё отвалилась ресница, и оторвалась чужая коса.

Дождик с лица краску отмывает, из глаз бежит чёрная слеза.

У бедного супруга стали от испуга необыкновенные глаза.

Неведомые поэты не щадили бывших на слуху песен. Чудесные песни Бориса Мокроусова тоже не избежали переделок, иногда весёлых, но чаще похабных. Одной из самых его популярных была песня «Хороши весной в саду цветочки».

Хороши весной в саду цветочки, ещё лучше девушки весной.

Встретишь вечерочком милую в садочке, сразу жизнь становится иной.

В этой песне Георгий Виноградов пел: «Выйди на крылечко, ты моё сердечко, о тебе тоскую я давно», а ребята перепевали: «Выйди на крылечко, ты моя овечка, я тебе барашека привёл». Существовал и криминальный вариант текста этой лирической песни:

Хороши на мельнице мешочки, особенно с белою мукой.

Свистнешь два мешочка, схватишь два годочка, сразу жизнь становится иной.

А о том, что сделали с песней «Провожание» в исполнении хора имени Пятницкого, и говорить неудобно. Песня начиналась словами:

Ох, дайте в руки мне гармонь, золотые планки.

Ох, парень девушку домой провожал с гулянки.

Шли они к руке рука, весело и дружно,

Только стёжка коротка, возвращаться нужно.

В переделанном тексте Родион на ходу толерантно заменял некоторые слова.

Дайте в руки мне гармонь, золотые планки.

Ман… насекомых подхватил у одной заср… гражданки.

Как начнут они кусать, весело и дружно,

То в аптеку мне бежать, полетани нужно.

Особенно удачной Родион считает пародию на «Подмосковные вечера».

Пьяный движется и не движется,

Лезет дерево обнимать.

Песня слышится и не слышится,

Слышится лишь про чью-то мать.

Что ж милиция смотрит искоса,

Низко голову наклоня.

Трудно высказать и не высказать

Всё, что на сердце у меня.

В разговоре на эту тему Родион заметил, что существуют такие песни, текст которых наряду с основным содержит в себе и пародийный смысл, достаточно лишь поменять название. Когда вышла песня «Мой адрес Советский Союз», то многие сразу заметили, что если дать этому хиту название «Песня алиментщика», то у текста появится совсем другой смысл.

Максим с Родионом не забыли выступления адвоката, им хотелось узнать, как именно навешает писаришке штабному батальонный разведчик, а в том, что это произойдёт, они не сомневались. Уже на каникулах они набрались смелости и пришли к Полуянову домой. Всякому таланту милы его поклонники. Когда Назар Назарович понял, что к нему пришли его фанаты, то проникся к ребятам симпатией, проводил их на кухню и угостил чаем с пряниками. Во время угощения Максим растолковал адвокату, что они специально явились послушать в его исполнении ещё каких-нибудь забористых песен. Назар Назарович быстро оценил ситуацию и неожиданно согласился, но с условием, что исполнять будет по одной песне вечером после работы, а ребята за это должны накосить и принести ему хотя бы полмешка травы. Адвокат жил в заселённом интеллигентами многоквартирном доме. Держать скотину там было просто негде, поэтому условие показалось ребятам странным. Но накосить полмешка травы было нетрудно, и они согласились. Адвокат тут же авансом спел послевоенную шуточную песню «Жена майор». Это был целый рассказ о нелёгкой доле рядового, у которого жена вернулась с фронта в звании майора. Начиналась песня на светлой ноте:

Я до войны счастливо жил с женою,

Мы оба с ней работали прилежно,

Она всегда была мила со мною,

И я к ней относился очень нежно.

После исполнения этого фронтового романса Назар Назарович пришёл в настроение и уже в прозе рассказал друзьям, как и за что получила медаль «За отвагу» Аксинья Фёдоровна, тётя Маши Рыбкиной. На следующий день в обусловленный час друзья принесли траву и услышали забористый романс «По тёмным улицам Кронштадта». Так у них и пошло, а в один из вечеров ребята узнали, почему Назар Назарович стал адвокатом.

Назар дружил с Игорем ещё со школы. Они учились в одном классе, а затем в одном военном училище. Молоденькими лейтенантами в сорок третьем году они попали на фронт в обычный пехотный полк, но в разные батальоны. На красавца Игоря сразу положила глаз военно-полевая жена майора комбата и начала при всяком случае его домогаться. И Назар, и другие офицеры говорили Игорю, чтобы не связывался с дурной бабой, но однажды она его всё-таки соблазнила. А тут как на грех комбат застукал их на месте. Из страха перед майором, человеком злым и мстительным, эта шалава сказала, что Игорь её насиловал. Дело кончилось трибуналом и штрафным батальоном, где Игорь погиб в первом же бою. Потрясённый судебной несправедливостью, Назар дал себе слово, что после войны выучится на юриста и станет именно адвокатом, чтобы по мере сил защищать невинных от произвола.

Через две недели у Назара Назаровича закончился репертуар, и ребята перестали носить траву. Встретив Родиона на улице, адвокат предложил платить за траву деньгами. Родион был совсем не против слегка заработать, но через два дня они с Максимом отбывали в школьную бригаду. К тому времени ребята уже знали, зачем адвокату трава. Недавно он обзавёлся любовницей, оказавшейся заядлой кролиководкой. Из каких-то своих женских соображений она решила приохотить к этому делу и Назара Назаровича, иначе, мол, никакой любви, а тем более свадьбы.

Назар Назарович с Родионом медленно шли по Тихой аллее и обсуждали проблему. Адвокат жаловался в пространство:

— Это чёрт знает что, прямо торговля с нагрузкой! Почему в отношения с женщиной комплектом должна входить любовь к кроликам?

— А чего их не любить? На мой вкус кролятина лучше даже зайчатины. У зайца мясо какое-то сладкое.

— Никакой в тебе романтики нет, Родион, всё к жратве сводишь, а тут чувства. Хотя, наверное, в твои годы я был таким же.

— Да знаю я. Любовь, то-сё. Я ещё в ней не разбираюсь, но кое-что видел. Сильная вещь. И, насколько я понимаю, нагрузка к ней прилагается всегда, правда, разная. Вот у нашего школьного завхоза Михайловича нагрузка к любви такая, что ахнешь. Ему хоть уже под сорок, а мужик здоровый. Завёл он себе любовницу из кацапской семьи. А кацапы, они ж все мастеровые. Её отец, когда при силе был, соорудил в огороде русскую баню. А баню топить дровами надо. Вот снабжение дровами и вошло Михайловичу в обязанность. А она женщина привередливая, хворост не принимает — а какие у нас тут леса? Как-то раз он приволок ей сосновую доску, так она губы накопорила и нос отвернула, мол, неподходящее дерево. Ей, видите ли, подавай дуб, акацию или на худой конец берёзу. Бедный Михайлович только тем и озабочен, что ищет подходящие деревья и рубит их на дрова. Сейчас ему полегче стало, бензопилу купил.

— А откуда ты про это знаешь?

— Так мы ж с Максимом ему помогаем, высматриваем сухостой в посадках или в станице, а потом рассказываем про него. Завхозы народ полезный, с ними надо жить в дружбе. Теперь сами видите, что нагрузка у вас лёгкая и даже приятная. Женщина сама доставляет харч на квартиру. Прямо сказка.

— Опять ты за своё! Она их принесла не для еды.

— Картины с них рисовать что ли? Между прочим, кролики нежные и квёлые животные. От какого-нибудь «мокреца» в одночасье выдыхают все подчистую. Если бы кролы были живучими, то их бы все держали как уток или курей.

Некоторое время они шли в молчании, затем Назар Назарович остановился, схватил Родиона за плечо, развернул к себе лицом и сказал:

— Слушай, искуситель! Готовить я умею, а вот забивать кроликов мне не приходилось.

— Тоже мне задача! Скажу Максиму, он завтра вам всё сделает в лучшем виде.

— А он умеет?

— Ещё бы! Он сусликов ободрал без счёту, а ваши кролы ему будут вроде забавы. Правда, на летние шкурки цена никакая.

— Я их повыбрасываю к чёрту.

Родион ещё не знал, что спустя несколько лет с ним произойдёт до деталей похожая любовная история, в которой роковую роль сыграют всё те же кролики. Назар Назарович погорел очень быстро. Виной этому были шкурки. Как и обещал Родион, Максим явился на следующий день. Он сноровисто забил трёх крольчих и доставленного накануне большого самца-производителя, а снятые шкурки забрал в качестве платы. Позже он снёс эти шкурки заготовителю, но тот, зная, что дома у Максима кролики не водятся, засомневался в их честном происхождении. Максим разволновался от напрасных подозрений и рассказал, что заработал их у адвоката. Всё бы ничего, но откуда Максиму было знать, что дочь заготовителя, слышавшая его рассказ, является близкой подругой любовницы Назара Назаровича? Она тут же пошла и всё рассказала покровительнице ушастого поголовья. Та кинулась к цинику адвокату и застукала его с поличным, то есть с освежёванной тушкой в руках. В такой ситуации оправдаться «мокрецом» невозможно, и Назар Назарович услышал: «Прошла любовь, завяли помидоры, и нам с тобой не по пути». Эти жестокие слова означали полный разрыв отношений.

В дальнейшем Родиону случалось вместе с Назаром Назаровичем попадать в разные переделки, но уже после того, как он повзрослел.

Назар Назарович был во всех отношениях достойным мужчиной, но с женщинами ему фатально не везло. Незадолго до описываемых событий он подбивал клинья к Тамаре Бровкиной, но безуспешно. С её точки зрения он не был начальником. Этот повод отвергнутому адвокату показался дурацким, а главное, несправедливым, однако он не сумел доказать упрямой девушке, что у него отдельная служба, и он не состоит в подчинении у судьи. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Назар Назарович, увидев доставленную в малый зал суда Тамару, не стал скрывать злорадства и с демонической усмешкой сказал:

— Достукалась? Вот если бы ты была умнее, правильно ценила людей и разбиралась, кто начальник, а кто подчинённый, так не стояла бы тут в позорном виде. Я бы сейчас вместо тебя отправил в камеру этих служивых за произвол и самоуправство.

Милиционеры тревожно переглянулись. Они знали, что Назар Назарович был способен на такой финт. А он продолжал:

— Но твоя непроходимая глупость порождает действия, нарушающие общественный порядок, поэтому ты отправишься за решётку на десять суток административного ареста согласно указу 1956 года. Побудешь «декабристкой», может, и поумнеешь.

Она назвала его судьёй неправедным и сказала, что за это с него взыщется на том свете. Назар Назарович обозлился и назначил ей максимальный срок — пятнадцать суток. Тамара обещала после отсидки съездить в епархию и пожаловаться на религиозные гонения. После этого её отвели в райотдел и посадили в одиночную камеру.

Тогда ещё не было бетонных подвалов, и местная «тюрьма» представляла собой большой флигель во дворе райотдела с хорошей слышимостью между четырьмя камерами. Тамаре понравилось быть мученицей, и она искренне вошла в эту роль. Днём отсыпалась, а к вечеру, громко помолившись, начинала во всю глотку причитать. Затем, немного отдохнув, молилась и причитала снова. Визгливым и очень пронзительным голосом она жаловалась на свою несчастную долю и злых мучителей. Причитание, это ведь особое искусство, и далеко не каждая женщина им владеет. Чаще всего оно проявляется на похоронах. Родион знал всего нескольких женщин, способных часами причитать над покойником, не повторяясь при этом. Тамара по этой части была несомненным талантом и через двое суток довела всех до белого каления. Всё дело было в хорошей слышимости. Когда взбешенный караульный врывался к Тамаре в камеру, она, глядя ясными глазами, спрашивала его:

— Будешь меня бить? Наручники наденешь или «ласточку» сделаешь? Как вы здесь ещё над арестантами издеваетесь?

Плюнув от злости, милиционер уходил на пост. Любого алкоголика или хулигана он успокоил бы в секунду, но Тамара была ему не по зубам. Клиент непонятный. Сегодня она здесь, а завтра в райкоме, ведь с должности её никто не снимал. Арестанты, которым она не давала спать, в большинстве своём суточники-«декабристы», крыли её матом, но потом смирились и стали затыкать на ночь уши. Караульному затыкать уши запрещено.

Административно арестованных на десять-пятнадцать суток мелких хулиганов называли декабристами из-за декабрьского 1956 года указа о мелком хулиганстве. Как ни странно, до этого времени в советском законодательстве вообще не было такой статьи. Суровые сталинские законы не выделяли мелкое хулиганство в отдельную категорию, а хулиганство вообще, как социальное явление, перед войной было практически уничтожено беспощадными репрессивными мерами. Была шпиономания и «враги народа», а вот мелких хулиганов не было. Перевелись. После смерти Сталина драконовские законы против мелкого хулиганства применять не стали, и оно набрало силу. Вот тогда и вышел декабрьский указ, как адекватная законодательная мера. А в 1966 году вышел указ об усилении ответственности за мелкое хулиганство, и соответствующий контингент стали называть «указниками». Они весьма достоверно показаны в знаменитом фильме «Операция Ы».

Прокурор

В тот день, после обработки директора кинотеатра, больше ничего не произошло. Зато на следующий день, едва Родион переступил порог школы, как дежурный по школе, предупреждённый начальством, бегом кинулся к завучу, чтобы сообщить о прибытии Коновалова. Родион не успел подойти к своей парте, как зашёл Владимир Степанович и, властно кивнув головой, приказал выйти из класса. В коридоре, даже не поздоровавшись, он заговорил суровым тоном:

— В какую историю ты опять влез?

— Понятия не имею. Говорите конкретней.

— У тебя их пяток в запасе? Ладно, пошли. Нас ждут. Там всё расскажешь, злыдень.

Проходя в кабинет завуча мимо стоящих в коридоре десятиклассников, Родион услышал:

— Ну, что я вам говорил? Без Лысого тут не обошлось. На расправу тащат. Гони Василь полтинник и больше со мной не спорь.

— Что ж он такое сотворил, если сам прокурор в школу заявился?

Родион сразу вспомнил подслушанный телефонный разговор и напрягся. Однако прокурор, моложавый невысокий брюнет, встретил его очень приветливо. Он поздоровался с Родионом за руку и сказал:

— Так вот ты какой, Родион Коновалов! Слышал о тебе, слышал.

Ничего хорошего о Родионе он не слышал, но виду не подал, а сказал завучу:

— Извините, Владимир Степанович, мне надо побеседовать с мальчиком наедине.

Удивлённому завучу пришлось выйти за дверь. Сгорая от любопытства, он застыл в ожидании на выходе около лестницы. Ещё утром прокурор позвонил ему с просьбой организовать встречу с учеником Коноваловым, но причину не объяснил. После этого разговора встревоженный завуч позвонил в милицию, но там про Коновалова ничего не слышали. Лучков, узнав, что прокуратора интересуется Коноваловым, сходил к прокурору сам и поговорил с ним. Это он плохо отозвался о Родионе и посоветовал не связываться с нехорошим подростком. Прокурор удивился своеобразной характеристике Родиона, но своих планов не изменил. Он сразу приступил к делу и спросил Родиона:

— Скажи, дружок, у тебя есть бабушка?

— У меня бабушек как гороху. А дедушек нет, на войнах поубивало, теперь и поговорить о боях не с кем.

— А они в бога верят?

— Само собой, они ж все старорежимные, при царях воспитывались А зачем они вам?

— Мне все не нужны. Я интересуюсь той, с которой дружит Тамара Бровкина.

Снова прозвучало это имя, и Родион насторожился. Прокурор это заметил и поднажал:

— Только не говори, что ты её не знаешь.

— А что с ней такое?

— Ничего, всё в порядке, но вопросы задаю я, а ты отвечаешь. Ну?

— Да какая там дружба? Была она пару раз у бабушки Анфисы. Бабушка ей чирьи свела, дело пустяковое, я это тоже умею. Если у вас бывают, то могу дать хороший рецепт.

— Не нуждаюсь.

— Так вы за это привлекать собираетесь?

— Нет, нет, успокойся.

Пётр Михайлович принялся обдумывать следующий ход, а у Родиона от всех этих недомолвок возникла мысль, что прокурор сам хочет стать пациентом бабушки Анфисы, но боится говорить об этом прямо. А что? Коммунисты потихоньку тоже обращались к знахаркам. У бабы Анфисы в пациентах бывали шишки не меньше Петра Михайловича. Родион встрепенулся и сказал:

— Я понял! Вам нужно к бабушке Анфисе, и чтобы меньше кто об этом знал.

— Вот, вот. Ты сумеешь это организовать?

— Вам на какой день?

— Прямо сейчас. Ты иди к прокуратуре и жди возле машины, а я попрошу твоё начальство отпустить тебя с уроков.

В станице было всего три мощёных улицы и несколько асфальтированных пешеходных дорожек в центре. Остальные улицы весной и осенью утопали в грязи, местами непролазной. Прокурорская «Волга», не спеша, двигалась по скользкой дороге. Родион сидел впереди и показывал нужные повороты, а Пётр Михайлович расселся на шикарном заднем сиденье. Однако он чувствовал себя не в своей тарелке, предприятие казалось ему сомнительным. Родион это заметил и решил его подбодрить:

— Не переживайте, товарищ прокурор. Баба Анфиса вам обязательно поможет. Она к начальству с уважением. Осенью начальник Красноглинской милиции вот такую корзину роз привёз ей в благодарность.

— За что?

— Она его от мужской немочи исцелила. С виду и не подумаешь, мужик здоровый, вроде вас, а такая напасть. Так что не сомневайтесь, она вас тоже на ноги поставит.

Лицо водителя напряглось и покраснело, руль слегка дёрнулся в руках, и машина вильнула. Прокурор раздражённо сказал:

— У меня нет этой немочи!

— И хорошо! Недержание мочи лечится проще. Месяц отвар попьёте, и куда что денется.

Водитель непроизвольно газанул, машину занесло и стукнуло задним крылом об электрический столб. Весёлость у шофёра пропала, он чертыхнулся и со злобой посмотрел на Родиона. В ещё большем раздражении Пётр Михайлович произнёс:

— Юноша, ты умеешь молчать?

— Само собой! Вы не волнуйтесь, я про ваши болячки никому не скажу.

Прокурор не выдержал и рявкнул:

— Да заткнись ты, наконец, и больше ни слова!

Родион послушно замолчал, и дальше ехали в тишине. Улица заканчивалась, миновали последние дома, шофёр затормозил и спросил:

— Так где твоя бабушка живёт? Ты сказал, что на этой улице, а мы уже на краю.

Родион молчал. Прокурор спросил:

— Ты чего молчишь? Оглох?

— Не оглох. Сами же приказали, чтоб больше ни слова. Вот я и молчу, а вам всё не так. Говорить нельзя и молчать нельзя. Вам не угодишь.

Прокурор вспомнил слова директора кинотеатра и произнёс:

— Ну, ты и экземпляр! Ладно, играем по твоим правилам. Про дорогу я говорить разрешаю, но никаких посторонних тем.

— Тогда поворачивайте назад, мы её давно проехали.

Водитель схватил Родиона за плечо и тяжело задышал:

— Так ты это специально? Соображаешь, над кем издеваешься, сопляк?

— Конечно, специально! Меня учили выполнять приказы старших. Что в этом плохого?

Водитель повернулся к прокурору и растерянно сказал:

— Пётр Михайлович, я первый раз вижу такого долдона в таком возрасте.

— Хорошо бы и в последний. Разворачивайся.

Когда «Волга» остановилась возле бабушкиного двора, Родион вылез из машины и аккуратно вдоль забора прошёл до калитки. Бабушка стояла во дворе и вопросительно на него смотрела. Родион поздоровался и в двух словах объяснил цель своего визита, а затем выложил свою версию о прокурорских немочах. Более информированная и проницательная бабушка сказала, чтобы он не молол чепухи, позвал прокурора, а потом отправлялся по своим делам, мол, она и без него тут разберётся. Родион хотел бы и назад проехаться на «Волге», но выражение лица водителя без слов говорило о том, что его туда уже не посадят. И он привычно зашлёпал по грязи обратной дорогой.

Записей переговоров не осталось, но, судя по результатам, бабушка провела их с выгодой для себя. Когда она разобралась в ситуации, то первым делом пожалела глупую девушку, а потом сказала прокурору, что она в два счёта закроет Тамаре рот на замок, но за это потребовала проложить по улице пешеходную асфальтовую дорожку. Прокурору цена не показалась чрезмерной, и он тут же послал шофёра за начальником коммунхоза. Прибывший на место начальник коммунхоза схватился за голову и стал что-то говорить о планах на текущее полугодие, но Пётр Михайлович его перебил и напомнил, что у Тамары в планах на ближайший месяц посещение жены начальника коммунхоза, да и не только его жены. После этого решение было принято незамедлительно, и неприметная окраина улицы Мира была той же весной заасфальтирована самой первой в станице.

Бабушке Анфисе хватило пяти минут для того, чтобы вправить Тамаре мозги на место. В тот же день прокурор доставил бабушку в райотдел и проводил её в камеру до Тамары, которая в знак протеста додумалась объявить голодовку. Бабушка популярно объяснила Тамаре, что многие люди кичатся своим богатством, здоровьем или красотой, хотя заслуги их в этом нет, потому что всё от бога. У кого нет ни того, ни другого, ни третьего, а гордыня покоя не даёт, кичится нищетой и болезнями. А Тамара додумалась кичиться своими грехами. Исповедоваться нужно богу и желательно в церкви, а не попавшимся под руку тёткам на улице. Они не боги. А на Тамаре двойной грех, так как своими покаяниями она совращала в грех невинных посторонних людей, навязывая им роль судей неправедных. Тамара слушала бабушку, не моргая, а потом расплакалась и стала обзывать себя последней дурой. Из камеры она вышла другим человеком. Извинилась перед прокурором и милиционерами и больше уже никогда не куролесила. С большим облегчением её отпустили домой. Родион ничего об этих событиях не знал, а потому на другой день ничего не смог объяснить завучу.

На этом история грешной секретарши заканчивается. По совету бабушки она ушла с «бесовской» должности и поступила в больницу санитаркой. Затем выучилась на медсестру, где и нашла своё подлинное призвание. К мужчинам относилась строго и к себе не подпускала. Эта история не стала предметом широкого обсуждения. У фигурантов были веские причины молчать, а бабушке Анфисе болтать не позволяла профессиональная этика. Те, кто что-то видел или слышал, в том числе и жёны пострадавших начальников, единодушно решили, что Тамара, было, помешалась на почве несчастной любви, а потом выздоровела и пришла в себя. Эта гипотеза объясняла всё.

Хотя история закончилась благополучно, кое-кому она принесла неприятности. Шила в мешке не утаишь, и про этот случай стало известно наверху, а там были сделаны соответствующие выводы. Директора лесхоза без особого повода понизили в должности, ещё двух начальников перевели на другую работу, а остальные получили по выговору. Майор Перелазов несколько лет не мог получить очередного звания, и он знал за что. Товарища Караваева через полгода перевели в другой район, а первым секретарём назначили местного выдвиженца. Новый партийный вожак от греха подальше назначил секретаршей страхолюдную мымру предпенсионного возраста.

Глава XXI

Зловредные энтузиасты

Между тем Родиона ждали великие комсомольские дела. Когда стало известно, что юные пожарники смотрят кино бесплатно, народ массой попёр в кружок. Но Родион, ставший хозяином положения, записывал туда далеко не всех, и большинство кандидатов безжалостно отбраковывались по известным ему одному критериям. Максима он принял и назначил бригадиром трубочистов, а пионеры четвероклассники стали отрядом разведчиков-информаторов. Больше всего Родион принимал в кружок хуторских ребят, живущих в интернате, и это было неспроста. У него были далекоидущие планы на лето.

Практическая деятельность кружка налаживалась трудно, а первое время случались неприятности и всякого рода эксцессы. В кинотеатре, как и обещал Родион, был наведён порядок, противопожарный щит ребята покрасили и укомплектовали. С дежурствами было сложнее. Последний ряд возле стенки захватывали хулиганистые парни и мелкие шайки подростков. Они вели себя вызывающе, громко хохотали и частенько курили во время сеансов. Другие зрители пересаживались от них подальше. Время от времени контролёрши с руганью наводили порядок, но вскоре баловство повторялось. Малолетние юные пожарники были не в силах прекратить это безобразие и только докладывали о нарушениях всё тем же контролёршам.

Родион собрал кружковцев и объявил, что раз они взяли шефство над кинотеатром, то должны сами решать проблемы, не прибегая к посторонней помощи. Он объявил беспощадную войну курильщикам и решил на первых порах заняться этим сам. Тактику придумал Максим, но сам от исполнения увильнул, сославшись на порезанный палец. При первой же акции выяснилось, что предложенный способ продуман не до конца и опасен для здоровья.

Всё произошло в воскресенье на дневном сеансе. Три юных пожарницы дежурили в зрительном зале, а Родион в фойе рассматривал портреты киноартистов. Он ждал уже полфильма. Но вот дверь приоткрылась, оттуда выскользнула девочка Катя и сообщила, что в заднем ряду закурили. Родион протиснулся в зал. Народу было немного, и за исключением последнего несколько задних рядов пустовали. Где-то посредине заднего ряда мелькнул тлеющий кончик папиросы. Родион пробрался между креслами до середины зала и повернулся к курильщику. Их разделяло два пустых ряда. Родион выпрямился и механическим голосом произнёс:

— Граждане! В зрительном зале курить запрещено. Юные пожарники предупреждают, что если курение не прекратится, то будут приняты меры по тушению очагов возгорания.

Сиплый мужской голос послал его на три буквы и приказал слинять с экрана, пока не получил по шее. Голос принадлежал известному хулигану Ваське Бабанову, которого по созвучию с фамилией, а также из-за круглой жирной головы на короткой шее, прозвали Кабаном. Родион узнал его и замешкался. Ему захотелось отменить акцию, но чувство долга пересилило страх. Он достал из-под полы заполненный водой велосипедный насос, прицелился в район папиросы и мощной струёй погасил её, а заодно облил Кабана с головы до ног. Кабан считал себя авторитетным парнем, которого боится вся округа, и дерзкое обливание водой в общественном месте он воспринял как неслыханное оскорбление и покушение на его авторитет. Заревев быком, он ринулся вслед за Родионом, оттаптывая ноги своим приятелям. Кабан догнал Родиона в фойе, схватил за плечо, развернул и страшным ударом в лицо отправил его в нокдаун. Закричала Катя, прибежали обе билетёрши и набросились с руганью на Кабана, чем предотвратили дальнейшее избиение. Они хотели вызвать милицию, но очухавшийся Родион попросил не делать этого, мол, всё в порядке. Выходя из фойе, Кабан оглянулся на Родиона и стандартно пригрозил ему: «А ты, щенок, не попадайся мне на узкой дорожке, а то изуродую как бог черепаху».

В школе на некоторое время Родион стал героем. Ну как же! Сам Кабан в глаз засветил. Не пинка дал, не шелбана, а кулаком в морду, как равному. Дома Родион, не вдаваясь в подробности, объяснил происхождение синяка особенностями кружковых занятий. Мать и бабушка в один голос стали упрашивать его бросить этот окаянный кружок, но Родион сопел и упрямо молчал. Директор кинотеатра, увидев добрый бланш на лице Родиона, испытал злорадство, но, узнав как было дело, изменил своё мнение о Родионе в лучшую сторону. Такое стремление выполнять порученное дело, не считаясь с потерями, невольно вызывало уважение. Он мягко пожурил Родиона за обрызганную стену и сказал, что нельзя бороться с нарушителями хулиганскими методами. Родион ответил:

— Я уже это понял. Теперь буду строго по закону протоколы составлять. И ещё кое-что в запасе имеется.

Этим кое-что был простенький фотоаппарат «Смена». Родион был равнодушен к фотоделу. Он собирал деньги на электропроигрыватель, но происходящие события заставили его изменить планы и вместо музыкального аппарата купить фотоаппарат. Родион придумал фиксировать нарушения и нарушителей на фотоплёнке. В дальнейшем идея себя оправдала.

Родион боялся Кабана и его угроз. Не до обморока, но у него было сильное желание избегать встреч с этим бугаём. Впрочем, на его месте такое желание возникло бы у любого семиклассника. Однако прихотливая судьба столкнула их буквально через двое суток после событий в кинотеатре.

В тот день к нему с утра пришла Амалия Львовна с довольно необычной просьбой. Нужно было доставить в родной двор из гостей Дружка. Так незамысловато звали их кобеля породы московская сторожевая. Взволнованная женщина быстро ввела Родиона в курс дела. На другом краю станицы за железной дорогой один человек держал суку этой же породы. Узнав про Дружка, он договорился с мужем Амалии Василием Антоновичем повязать собак. Вчерашним днём Василий Антонович отвёл Дружка на свидание, но и у собак не всегда получается всё сразу. Пословица о разборчивой сучке возникла не на пустом месте. Решено было оставить кобеля в гостях, надеясь, что природа возьмёт своё. Ночью у Василия Антоновича случился приступ аппендицита, его отвезли в больницу и сделали срочную операцию. Утром Амалия прибежала домой из больницы управиться, и тут ей позвонил хозяин суки. Он сообщил, что всё хорошо, вязка произошла по всем правилам, а затем попросил как можно быстрее забрать Дружка, потому что он никого к себе не подпускает. Амалии Львовне только этой проблемы ещё и не хватало, но тут она вспомнила про Родиона, единственного человека, способного управиться с кобелём. Зная Родионово увлечение, она подкрепила просьбу двумя новыми пластинками с песнями Владимира Трошина и Эдиты Пьехи. Родион был добрым пареньком, он бы и так привёл собаку, но от пластинок отказаться был не в силах, тем более что «Венок Дуная» был шлягером года.

Не откладывая дело, Родион запасся пирожками с печёнкой для себя и своего четвероногого друга и отправился по названному адресу. Виделись они редко, но кобель не забывал Родиона, потому что при встрече у него всегда находилось ласковое слово и что-нибудь вкусненькое. Дружок встретил Родиона приветливым лаем и радостным маханием хвоста. Родион угостил его пирожком, прицепил к ошейнику богатый поводок и, простившись с хозяином, вывел кобеля со двора. Возвращение домой не сулило каких-либо неприятностей. Дружок радовался пирожкам, Родиону, прогулке и жизни вообще. Время от времени он отбегал на длину поводка, возвращался и дружелюбно стукал Родиона по ноге своим боком. Родиону давно хотелось в туалет. Путь пролегал через железнодорожную станцию, а вокзал без соответствующего заведения невозможно представить. В этот час перрон был пуст. Родион привязал Дружка к длинной скамейке около вокзальной стены и отправился в станционную уборную, расположенную метрах в пятидесяти от вокзала. Возвращаясь обратно, он вдруг увидел Кабана и его приятеля по кличке Чинарик. Этот худой и сутулый парень имел привычку заначивать свои окурки в портсигар, а не выбрасывать их. Держа в каждой руке по бутылке пива, они вышли из вокзального буфета, расположенного в торце здания. Хотя до Кабана было пять или шесть метров, он сразу узнал Родиона и заорал:

— Кого я вижу! Попался, дежурный водолей! Сейчас я тебя размажу! Только не убегай.

Именно так Родион бы и поступил, но в этот раз ситуация не позволила спасаться бегством. Сохраняя дистанцию, Родион отступал к скамейке, а подойдя к углу здания, огрызнулся:

— Отстань, мордоворот! И учти, я сейчас не один, со мной Дружок. Если кинешься, он тебя самого по перрону размажет.

— Да он ещё и запугивает! Ну, держись, сопляк! Получишь сейчас вместе с дружком своим!

Родион переместился за угол, подбежал к скамейке и принялся отвязывать кобеля. Отдав пиво Чинарику, Кабан бросился за Родионом, но, выскочив за угол здания, увидел Дружка и притормозил. Впрочем, на его месте при виде огромной злой собаки притормозил бы любой. Обычно дворовые собаки вне своей территории становятся неагрессивными. Но «Русская сторожевая» может первая броситься в драку и на чужой территории. Дружок сразу почуял агрессию, заворчал и утробным басом гавкнул на Кабана. Растерявшийся Кабан только хлопал глазами и не знал, что сказать. К нему подошёл Чинарик и высказал общее мнение:

— Ничего себе «дружок»!

Он выразился матерными словами, но именно в этом смысле. Родион озабоченно сказал:

— Стойте и не шевелитесь, пока мы не отойдём подальше. Не дразните кобеля.

Родиону хотелось одного — с помощью Дружка отвязаться от великовозрастного хулигана. Ему и в голову не приходило науськивать собаку на Кабана. Боевые действия открыл сам Дружок. Кабан не внял совету, он широким жестом взял у Чинарика бутылку пива и размашисто пнул бутылочную пробку на асфальте. Дружок решил, что это нападение, и, зарычав, бросился на агрессора.

Внезапный рывок был таким сильным, что Родион упал на колено и выпустил поводок из руки. Дружок в два прыжка преодолел расстояние до Кабана и остервенело начал его рвать. Всё происходило очень быстро. Кабан защищался ногами и бутылкой в руке, но этим только усиливал ярость собаки. Отступая под натиском страшилища, Кабан запнулся об ногу не успевшего отскочить Чинарика, упал на перрон и заорал дурным голосом. Тут бы ему и конец, но подбежавший Родион крикнул «Фу», схватил поводок и оттащил кобеля в сторону. На шум сбежались люди. Кабан сидел весь в крови, и кто-то побежал звонить в больницу и милицию. Толстая приёмосдатчица в железнодорожной фуражке набросилась на Родиона с бранью и обвинениями в хулиганстве, но близко не подходила. Никто даже не пытался их задержать, и Родион с Дружком от греха подальше прямо через станционные пути заторопились домой.

В тот же день после обеда Куропаткин вышел во двор райотдела и с удовольствием закурил. С папкой в руках к нему подошёл лейтенант Новгородцев, следователь стажёр, поздоровался и жизнерадостно сказал:

— Вчера твоего знакомца Коновалова с фонарём на морде видел. Нашёлся добрый человек, присветил. Я спросил, а он говорит, что служебная травма. Надо ж такое придумать!

Проходивший мимо Чистяков, услышав эти слова, остановился и сказал:

— Это не выдумка. Какой-то умник назначил Коновалова главным юным пожарником. Он подручным стал у Худякова и служит ему не за страх, а за совесть. Держись теперь, станица — Коновалов вышел на тропу войны с пожарами. Кое-кому несладко придётся, он же чинов не признаёт и разницу в весе не учитывает. За это и получил. Бабанов…

— Кабан что ли?

— Да, он самый, в кино закурил, а Коновал его водой окатил. Вот Бабанов ему морду и набил. Коновалов понял, что наскоки до добра не доводят, водой перестал обливаться и задумал какую-то новую противопожарную гадость.

Куропаткин спросил:

— А откуда ты про это знаешь?

— Так моя племянница малая у него в дружине состоит. Родители узнали и давай её уговаривать, чтобы бросила этот чёртов кружок, да ещё с таким руководителем, а она ни в какую. Девочка она послушная, а тут упёрлась, мол, интересно ей. Выпросила у отца фотоаппарат, а это неспроста. И не к добру. Услышим ещё про их дела.

Новгородцев сказал:

— Гля, какое совпадение! Я как раз в больницу иду к Бабанову. Он там криминально искусанный собакой лежит. Проведу дознание, приму заявление и дело открою.

Куропаткин авторитетно заявил:

— Никакое это не совпадение. Зуб даю, что это Коновалов собаку натравил.

Чистяков его поддержал:

— А ведь точно! Утром вызов на станцию, а потом железнодорожники сказали о подростке с собакой породы «Баскервиль». Можно было сразу догадаться, о ком речь.

Чистяков ушёл, а Куропаткин задумчиво сказал:

— Что-то здесь не так. Слишком быстро. Коновалов так не действует. Они должно быть случайно встретились. Время и место странное. Не специально же он его искал по станице с волкодавом? Это ж психом надо быть, а Коновалов не псих.

— Да, может, это и не он?

— Школа рядом. Сходи и расспроси. Только не дёргай его с урока, дождись перемены.

— И он расскажет?

— Конечно. Хитрить не будет, не тот случай. А дела у тебя не получится.

— Почему?

— Сто процентов Кабан откажется заявление писать. Вот увидишь.

Куропаткин оказался прав, Коновалов без утайки рассказал лейтенанту, как было дело. В больнице Новгородцев сначала побеседовал с хирургом, залатавшим Бабанова. Доктор оказался изрядным циником, и было непонятно, на чьей он стороне. Оторопевший лейтенант услышал:

— Судя по ранам, укус у собаки поставлен. Сразу видно, что работал породистый кобель.

— Как это?

— Молодой человек, большинство дворовых собак не умеют кусаться, они просто грызут передними зубами за что попало. Правильному боевому укусу клыками собаку требуется учить. А восемнадцать швов и ни одного погрыза говорят о высокой квалификации данного пса.

Куропаткин оказался прав и насчёт Бабанова, который наотрез отказался писать заявление, сказав, что сам виноват, хотя его заметно трясло от злости. Весь в бинтах и пятнах йода Кабан, сидя на кровати, пыхтел и морщил жирный лоб. Новгородцев не сразу понял его мотивы отказа от заявления, но потом сообразил, что для Кабана было крайне унизительно оказаться в этом деле в роли потерпевшего. Ему не хотелось выглядеть кроликом, за которым по станице гоняется пионер с собакой. Скрипнув зубами, Кабан сказал:

— Ничего. Я сам этого собаковода найду и угрохаю без всяких заявлений.

— А что? Мысль хорошая, попробуй, и если у тебя это получится, то сам товарищ майор тебе спасибо скажет.

— Как это? Почему?

— Потому. Вот ты для Перелазова никто, пустое место, обычный хулиган. Придёт время, и он тебя посадит, но по долгу службы, ничего личного, а этого малолетнего стервеца Коновалова он ненавидит.

— Ну? А что он ему сделал?

— Так я тебе и сказал! Сделал. Он многим чего сделал. А вообще, я тебе посоветую сведение счётов отложить года на три-четыре.

— Почему?

— Вот заладил, почемучка! Потому! Этот Коновалов не подарок, и ещё неизвестно, кто из вас кого грохнет. Я бы на тебя не поставил. А если он сейчас тебя отправит на тот свет, то его и посадить нельзя будет по малолетству. А когда подрастёт, тогда, пожалуйста. Глядишь, станица от вас обоих сразу избавится.

— Вот этот щегол меня грохнет?

— Да запросто! Он же не кулаками с тобой будет драться, а пристрелит из двустволки или подорвёт гранатой. И заметь, даже рука не дрогнет. Проверено.

— Какой гранатой?

— Откуда я знаю, какие боеприпасы у него имеются? И никто не знает. Лучков прямо в школе у него боевую лимонку конфисковал. А раньше у него казачью шашку видели.

— Ничего себе ученички пошли! А на шпану не похож.

— Потому что он не шпана. Он в десять раз хуже.

Корова

У Новгородцева были основания так говорить. Он возненавидел Родиона ещё со студенческих времён. Приезжая домой на выходные, он вовсю ухаживал за красивой жгучей брюнеткой Инной. Процесс заметно ускорился с приобретением мотоцикла. На новеньком «Минске» он привёз Инну на речку. Заднего сиденья у мотоцикла не было, и он усадил девушку на бензобак. Однако самое удобное для купания место на травянистом берегу было занято худощавым парнишкой с удочками. Впрочем, Родион, а это был он, уже собрался домой и начал сматывать удочку. Новгородцев сказал рыбачку поторапливаться и, придав ускорения, ногой столкнул его в воду. Родион злобно посмотрел на него, молча вылез на берег, быстро собрался, сел на велосипед и уехал по тропинке вдоль берега. Вообще-то Новгородцев был сдержанным парнем, выпендриваться не любил и в другое время так бы не поступил. Но в присутствии красивой девушки невольно хотелось показать свою удаль. Инна сказала:

— Не надо было толкать этого Коновалова в воду.

— Ты его знаешь?

— Знаю. Вреднющий пацан. Ещё сделает тебе какую-нибудь гадость.

— Заморится делать!

Новгородцев разогнался и красиво прыгнул в воду. Инна притворилась, что не умеет плавать и боязливо зашла следом. Новгородцев с энтузиазмом начал её учить плаванию. Процесс был увлекателен, и они не сразу заметили бродившую по берегу возле мотоцикла корову. Новгородцев закричал на неё и, поддерживая Инну, поплыл к берегу. Выбравшись на сухое место, они увидели эту корову уже в некотором отдалении. Она бодро шагала к родному стаду, пасущемуся возле дороги. Подойдя к мотоциклу, Новгородцев обомлел — фару, руль и часть бензобака накрыло свежей коровьей лепёшкой солидных размеров. Но не успел он выразить своё негодование, как послышался голос, а затем вопль Инны:

— А где мои туфли? Ой, мама!

Контуры туфелек легко угадывались под ещё одной свежей коровьей лепёшкой. Инна обозлилась, и её гнев в чисто женском стиле обрушился на того, кто оказался под рукой:

— Это ты виноват! Не надо было толкать этого гадёныша. Вот он и устроил. Но почему мне? Я же его не трогала.

— Причём здесь пацан? Ты его видела? Это ж корова наделала. И мотоцикл обгадила, а он только что из магазина. Убил бы заразу!

— Да? Интересная эта корова! Очень прицельно всё сделала, и всего в двух местах. Ты никогда раньше коров не видел? Она, что? Сдавала задом к твоему мотоциклу и как самосвал всё на него вывалила? Где ты такое видел? Тоже мне, будущий следователь!

Инна присмотрелась к мотоциклу и злорадно сообщила:

— Эта суперкорова заодно спустила оба колеса. Чтоб я ещё с тобой куда-нибудь поехала!

Инна зацепила палкой свою обувь и полезла в воду её отмывать. Новгородцев был в ярости, но в данную минуту ничего не мог сделать. Он нашёл пологий спуск к воде и покатил туда отмывать мотоцикл. Это была его стратегическая ошибка. Если бы он, как положено рыцарю, первым делом взялся отмыть туфельки Прекрасной Дамы, то их дружба стала бы крепче, но вышло наоборот. Инна оделась, объявила ему о полном разрыве отношений, попрощалась и пешком ушла домой. Сердце гордой девушки не смягчилось. Претендентов хватало, и вскоре она вышла замуж за одного из них. С этих пор Новгородцев и невзлюбил Коновалова.

Он так и не смог понять, каким образом Родион устроил фокус с коровой, но Куропаткин, когда однажды зашла об этом речь, авторитетно подтвердил, что это работа Коновалова.

После разговора с Новгородцевым Кабан остыл и больше не затрагивал Родиона много лет, но Дружка не забывал. С Коноваловым у него сложились отношения напряжённого нейтралитета, и при случайных встречах они оба делали вид, что незнакомы. Поначалу Родион опасался Кабана, особенно пьяного, но виду не подавал. Довольно быстро эти опасения прошли, так как повзрослевший Родион теперь мог и сам постоять за себя кулаками, что он и продемонстрировал через несколько лет.

Между тем, юные пожарники перешли к активным действиям. Родион составил из юных бойцов подразделения разведчиков информаторов, фотографов и рядовых исполнителей. Имелось также звено трубочистов под командой Максима. За собой Родион оставил общее руководство и составление протоколов. Он занимался этими делами в штабе, под который была выделена комната в Доме Пионеров. Все юные пожарники там не помещались, и редкие общие собрания проводились в кинозале Дома Пионеров. Старшая пионервожатая относилась к Родиону с большим недоверием, тщательно следила за работой кружка и даже подслушивала за дверью, но крамолы не находила.

Трое фотографов выделились в элитное подразделение. Из них двое были четвероклассниками — мальчик Слава Звонарёв и девочка Оля, племянница Чистякова. Свой фотоаппарат Родион доверил однокласснику Вите Попу. Фотоаппарат оказался самым эффективным оружием в борьбе с курением в неположенных местах, но фотографирование нарушений и нарушителей требовало немалой храбрости, так как оно могло закончиться физической расправой. Поэтому из пятерых спортивных восьмиклассников было организовано силовое прикрытие фотографов, своего рода группа быстрого реагирования. После того, как они отлупили двоих курильщиков, посягавших на фотографов, все малолетние хулиганы поняли, что юных пожарников лучше не трогать. По планам Коновалова эти спортсмены с наступлением хорошей погоды должны были начать подготовку к зональным соревнованиям по пожарно-прикладным видам спорта.

Все четвероклассники стали разведчиками и информаторами. Они работали в основном по учреждениям и организациям. Маленькие пионеры, подобно муравьям, просачивались на любые территории и в любые помещения, где фиксировали на фотоплёнку противопожарные нарушения. Для них это была увлекательная игра, но для начальства эта игра оборачивалась нервотрёпкой и головной болью.

Трубочисты занимались частным сектором. Почти у всех печи топились углём, а где уголь, там и сажа. Юные пожарники информаторы вечерами ходили по улицам, и если замечали вылетающие из печной трубы искры, то этот дом брали на карандаш, так как эти искры были верным признаком забитого сажей дымохода. На следующий день по этому адресу приходили два вежливых подростка в нарукавных повязках с буквами «ДЮБ», показывали хозяину или хозяйке удостоверения и читали маленькую лекцию о недопустимости бытовых очагов возгорания. Вначале читали по бумажке, но потом выучили текст наизусть. После лекции ребята предлагали за небольшое вознаграждение «потрусить сажу», то есть привести дымоходы в порядок. Поначалу их не принимали всерьёз и отмахивались, а иногда посмеивались над чудаковатыми ребятишками, но это было недолго. На следующий день по этому адресу с ревизией приходили настоящие пожарники. Чаще всего это были дядя Филипп и штатный печник ВДПО Максимыч. От этих серьёзных представителей службы просто так отмахнуться было нельзя. Бывалые люди откупались добрым магарычом, а упёртые и непонятливые беспощадно штрафовались. В этом деле был один нюанс. Сами по себе пожарники не могли ходить по дворам без повода, а по письменным рапортам юных пожарников были просто обязаны это делать. Впрочем, дядя Филипп быстро вошёл во вкус и сам начал выпрашивать у Родиона адреса. Люди поняли, что если попадаешься юным пожарникам на кукан, то сорваться с него невозможно, и лучше сразу договариваться с ребятами, потому что аппетиты у них были довольно скромными. Что греха таить, кое-кто из ребят таким способом мстил своим врагам, но Коновалов смотрел на это сквозь пальцы. Чистые дымоходы для него были важнее.

Нарушения были везде и у всех. Разведчики быстро научились фиксировать неполный комплект противопожарного инвентаря, загромождённые проезды и другие нарушения. Все докладные снабжались фотографиями. Снимки были плохого качества, но административную комиссию они устраивали. Штрафы за однотипные нарушения посыпались как из рога изобилия. Родионов приятель Витька Лихачёв организовал в своей Южной школе филиал кружка, и они установили противопожарное шефство над Рабочим клубом. Станицу начинало лихорадить. Если пожарники девяностых годов прессовали в основном частных предпринимателей, то Родион и его команда, работавшие за идею, начали разворачивать противопожарный террор районного масштаба против всех поголовно.

Многие винили в происходящем твердолобого Худякова, но те, кто знал Коновалова, придерживались другого мнения. Худяков был неприятным типом, но сам по себе, без отряда юных помощников он физически не мог бы действовать с таким размахом. А вот Коновалов в качестве предводителя юных пожарников был способен залить людям сала за шкуру, даже если бы вместо Худякова был кто-то другой. Районные начальники не были какими-то беспомощными паиньками. Тёртые и жёсткие руководители, они быстро нашли бы управу на Худякова, не говоря уже про кружок, и прикрыли бы всю эту противопожарную суету. Но момент был упущен, и когда пришло время действовать, у начальства вдруг оказались связаны руки. Свинью местному руководству подложила та самая племянница дежурного Чистякова.

Юный фотограф Оля выписывала «Пионерскую правду» и в одном из номеров увидела просьбу редакции сообщать о своих пионерских делах. Девочка отозвалась на просьбу и написала в газету письмо, в котором красочно и восторженно описала работу кружка ЮДП. Отдельной строкой шло восхваление мужественного руководителя кружка Родиона. Оля не забыла описать трудности и опасности кружковой работы, а также о том, как Родион организовал противодействие нарушителям и хулиганам, норовящих при случае избить членов кружка. Должно быть, этот момент и заинтриговал редакцию. Времена Тимура и его команды давно миновали, и физическая расправа за пионерские дела никому не грозила. Собирание макулатуры и перевод бабушек через дорогу были совершенно безопасными занятиями. Ко всему прочему впечатлял масштаб происходящего. Наивный стиль выдавал детское происхождение письма, было видно, что его не писали под диктовку взрослых, и вскоре из областного корпункта в школу приехала корреспондент, некрасивая стриженая женщина лет тридцати.

Через Олю она быстро вышла на Родиона. Корреспондентка стала выпытывать у него причины вспышки интереса к такому нудному занятию, как профилактика пожаров. Родион вообще предпочитал держаться в тени и не хвастать. Он не стал открывать подробностей кружковой работы, а перевёл стрелки на Худякова, сказав, что успешная работа ЮДПД целиком и в частностях является заслугой товарища старшего лейтенанта. Затем Родион отвёл настырную тётку к пожарному инспектору.

Худяков на многих производил сильное впечатление при знакомстве. Корреспондентка не стала исключением. Ей впервые попался человек, не дававший вставить в разговор ни слова. На профессиональные темы Худяков умел толкать гладкие речи без передышки. Узнав цель прихода, он грамотным казённым языком прочитал корреспондентке небольшую лекцию о совместной инициативе министерств в деле подготовки юной смены пожарных служб. По возвращении в школу она спросила Родиона насчёт опасностей профилактических работ. Родион туманно ответил, что безопасной пожарной службы не бывает.

Корреспондентка вытащила блокнот и записала эти слова. Она уехала в задумчивости, но это было только начало. Журналистке стало ясно, что она наткнулась на интересный материал, но взрослой тематики. У корреспондентов обширные связи, она позвонила знакомым журналистам, и вскоре к Худякову приехал корреспондент газеты «Сельская жизнь». Для советского времени событие нешуточное.

Худякова неожиданное внимание прессы удивляло, но, как истинный формалист, он делал вид, что так и должно быть. Беседа с представителем взрослой газеты почти не отличалась от предыдущей беседы. Лишь в самом конце Худяков особо подчеркнул, что благодаря деятельности ЮДПД количество пожаров по сравнению с соответствующим периодом прошлого года снизилось на ноль шесть процента. Корреспондент, подвижный лысый мужчина средних лет, кивал головой и быстро писал в блокноте. На него Худяков тоже произвёл сильное впечатление. Пресса всегда нуждается в героях, и если их нет, то они создаются лихими журналистами. А тут и придумывать ничего было не надо. Худяков являл собою образец рафинированного советского функционера. Журналист в этом убедился после расспросов местного партийного и хозяйственного актива. Товарищ Караваев назвал Худякова примерным коммунистом, для которого советские идеалы не пустой звук. Остальные начальники тоже отмечали его исполнительность и принципиальность, хотя про себя крыли матом ретивого инспектора. Больше всего районное начальство поразило сообщение, что Худяков является талантливым воспитателем молодёжи. Лучше всех отозвался о Худякове председатель сельсовета, ведь штрафы пополняли местный бюджет. Журналист оказался дотошным человеком, он даже побывал в том училище, где Худяков получил образование. А потом чуть ли не в один день была напечатана заметка в «Пионерской правде» и большая статья в «Сельской жизни». В «Пионерке» фамилия Коновалова была упомянута один раз, а в «Сельской жизни» о нём не было ни слова.

Статья с фотографией посвящалась лично Худякову и называлась «Преданность службе». Вполне возможно, что этими словами журналист назвал один из видов фанатизма. Там были подзаголовки: «Профессионализм», «Главное — дисциплина» и «Талант воспитателя». Вскоре газета «Правда» напечатала благоприятную рецензию на эту статью, а отраслевая газета «Советский огнеборец» перепечатала её целиком. Советская пресса имела огромное влияние на общественную и частную жизнь. Она действительно была «четвёртой властью». Хвалебная или осуждающая статья, особенно в центральной прессе, становилась практически официальным документом, определяющим то или иное отношение к затронутой теме.

Данная статья оказалась трамплином в карьере Никиты Сергеевича Худякова. Ему тут же присвоили звание капитана и наградили почётной грамотой внутренней службы. Сам Худяков относился ко всему этому спокойно. Он сделал вывод, что стоит на правильном пути, и решил усилить борьбу с нарушениями противопожарного режима, но особенно лютовать ему не пришлось, потому что вскоре местное руководство нашло способ избавиться от него совсем. Высшему начальству в области намекнули, что негоже известному на всю страну человеку прозябать в районе на мизерной должности, и дали Худякову ангельскую характеристику. Инспектора перевели в Ростов с повышением на майорскую должность. Однако там быстро разобрались, что это за фрукт, и через полгода избавились от него, отправив в Москву на учёбу в академию. Закончив академию, он служил на разных должностях, но каждый раз недолго. Снабдив отличными характеристиками, от него везде старались избавиться. В конце концов, полковника Худякова поставили начальником военно-пожарного училища, где, как ни странно, он оказался на своём месте. Там он и доработал до пенсии. Журналист оказался прав: у Худякова был определённый талант мордовать курсантов для их же пользы.

Лирическое отступление

Лет через двенадцать жена Худякова Наталья приехала в станицу навестить свою овдовевшую мать и попытаться уговорить её переехать доживать в Москву. Дому требовался некоторый ремонт, и ей посоветовали нанять Родиона, на ту пору трудившегося в РСУ. Она так и поступила. Неделя ушла на заготовку изделий и подвоз материала, а затем явился работать и сам плотник. В первый день Родион отремонтировал полы, а на следующий день с утра принялся стеклить и вставлять оконные рамы. Наталья не досаждала ему своим присутствием, но иногда находила время для беседы. Узнав, что Родион был знаком с Худяковым, она обрадовалась и поведала ему о жизни Никиты Сергеевича. Родион устанавливал подоконник и как бы невзначай задал давно его мучавший вопрос:

— А как вы поженились? Чем он вас очаровал?

— Нашёл чем. Никита был не последним парнем на деревне. Девчата считали его неинтересным и скучным, а на самом деле он был человеком с фантазией, только стеснительным.

— Мы точно о товарище Худякове говорим?

— Да. Я знаю, сейчас на него такого и не подумаешь, а в молодости, когда мы встречались, он был очень романтичен.

От этих слов у Родиона молоток выпал из руки и больно стукнул по пальцу на ноге. Наталья разрумянилась от приятных воспоминаний и полезла в комод за альбомом, чтобы показать Родиону свадебную фотографию. Подойдя к окну, она начала перелистывать альбомные листы, и тут среди фотографий ей попался обычный почтовый конверт. Наталья вытащила из него исписанный чётким мелким почерком тетрадный листок и радостно воскликнула:

— Ой! Вот оно где! А я думала, что потерялось.

— А что это?

— Никитино стихотворение. Это он так мне в любви признался.

Родион забыл про ушибленный палец, подошёл ближе и пробежал глазами по довольно большому тексту. Запомнилось всего три кусочка. Начиналась эта поэма строками:

Пропеллер вращает мощный мотор,

Летит «Кукурузник» во весь опор,

Он крыльями машет красивой Наташе,

Которая вышла во двор.

Где-то посередине взгляд выхватил описание предмета страсти: «Твой организм красивый, и выше среднего душа». Ближе к концу ритм стихов менялся:

Вопрос мы поставим, и сразу решим,

Сватов засылаем, и в Загс поспешим.

Родион подозревает, что увидел не самые забористые перлы этого произведения. Заметив его нездоровый интерес к стихам Худякова, Наталья убрала листок со словами, что это не для посторонних. Однако историю любви рассказала.

Статная казачка Наталья была окружена мужским вниманием ещё со школьных лет. Многие ребята пытались за ней ухаживать, но безуспешно. Она знала себе цену. Наталья поступила в институт на заочное отделение и работала продавщицей в культмаге. Зайдя случайно в этот магазин, Худяков увидел её и влюбился раз и навсегда. Наталья быстро об этом догадалась, так как Худяков принялся каждый день заходить в магазин и покупать именно у неё пластинку с песней из фильма «Весна на Заречной улице». На пятый день Наталья сказала ему:

— Молодой человек, ваша любимая пластинка закончилась. Может, купите какую-нибудь другую?

— Хорошо. Дайте другую.

Тут подсуетилась Натальина коллега продавщица Марфутка:

— Купите долгоиграющую пластинку Вано Мурадели. «Песня борцов за мир», вам точно понравится.

— Заверните.

Когда он вышел, Марфутка сказала Наталье:

— Золотой покупатель. Такому под момент весь лежалый товар можно сбыть.

А Наталье стало жаль сомлевшего пожарника. На следующий день в воскресенье Худяков зашёл в магазин, но покупать ничего не стал. Дождавшись ухода покупателей, он сказал Наталье:

— Завтра понедельник, у вас выходной. Будьте внимательны, Наташа. Увидите привет с неба.

После этих слов он ушёл. Марфутка выразительно покрутила рукой у виска. Смысл этих загадочных слов Наталье стал понятен лишь в понедельник вечером, когда она вернулась из Ростова, куда ездила с утра по своим учебным делам. Привет с неба ей посылали на самом деле.

В нескольких километрах от станицы располагался небольшой аэродром сельскохозяйственной авиации. Парк состоял всего из одного самолёта ПО-2. Худяков бывал там по своим пожарным делам и подружился с лётчиком, молодым и весёлым человеком. Вот этот лётчик и предложил Худякову покататься на «кукурузнике», а также пролететь над домом любимой девушки. В конце концов Никита решился, и они договорились на понедельник.

Полёт осуществился в обеденное время. Пролетая над станицей, Худяков показал лётчику Натальин двор. Тот развернул самолёт, низко пролетел над указанным местом, а затем, набрав высоту, помахал крыльями. Хотя всё произошло быстро, Худяков успел заметить внизу бегущую по двору женщину, которая приветственно махала ему рукой. Увиденная картина вдохновила Никиту и придала ему уверенности. На следующий день он пришёл в магазин и поднёс Наталье букет тюльпанов, в который был вложен конверт со стихотворным признанием в любви. Марфутка завистливо вздыхала, за ней так красиво никто не ухаживал.

Перед таким натиском Наталья не устояла, и сердце её смягчилось. Своим женским чутьём она угадала в Худякове будущего хорошего мужа. Наталья не стала огорчать Никиту и рассказывать ему о том, что бежавшая по двору женщина была на самом деле его будущая тёща. Она под навесом доила корову, а когда послышался рёв низко летящего самолёта, бурёнка испугалась и перевернула подойник с молоком. Женщине в бессильной ярости осталось только ругаться и махать кулаком вслед чёртовому аэроплану.

Выслушав эту историю, Родион, в который раз удивился великой силе любви, способной даже формалиста превратить в поэта и романтика, пусть хотя бы и на короткое время.

Глава XXII

Завершение комсомольской деятельности

У Коновалова такой гладкой карьеры не получилось. У него вообще ничего не получилось, хотя вначале дела шли неплохо. Уже наступил май, последний месяц учебного года. Родион сидел в штабе и рассказывал нескольким хуторским ребятам о планах летней противопожарной кампании. Тут в штаб ворвалась Гербицидова и сообщила Родиону, что их двоих вызывают в райком комсомола. Родион сразу же туда и отправился, а Люсьена обещала подойти чуть позже. Подходя к зданию, Коновалов встретил заведующую райсобесом. Внушительная дама загородила ему дорогу, брезгливо сморщилась и промолвила: «А я ещё за него и заступалась», а затем, отвернув голову, поплыла дальше. Но Родиона это не смутило, он уже привык к злобному отношению со стороны начальников и нисколько из-за этого не переживал.

В кабинете всё было по-прежнему, только за маленьким столом сидела новая девица. Родион поздоровался. Иванков в ответ показал рукой на стул и приказал сотруднице:

— Девушка, выйди на время из кабинета.

— Борис Евсеевич! Вы забыли, как меня звать?

— Не забыл. Я тебе потом объясню.

— А-а? Это тот самый?

— Да. Ты, Шурочка, наверное, иди-ка сегодня домой. От греха подальше.

Шурочка пожала плечами и упорхнула. Тяжело глядя на Родиона, комсорг сказал:

— Как ты мог?

Вопрос был совершенно неконкретный, и Коновалов молчал. Иванков продолжал:

— Как ты мог? Ведь совсем недавно мы с таким трудом приняли тебя в комсомол, а ты? Родному комитету комсомола организовал штраф. Скажи честно, Родион, ты меня лично невзлюбил или комсомол вообще?

— Да вы что, Борис Евсеевич? Всё наоборот! Я это сделал из уважения к вам и к помещению комитета. Разве можно иначе?

— Ты это серьёзно?

— Да, серьёзно. Я ещё не научился шутить.

— Ага, значит, телега в пожарнадзор это знак уважения. Издеваешься что ли?

— Вот так всегда. Делаешь людям добро, а они злятся. Вы тоже сердитесь, Борис Евсеевич, но почему? Я же действовал по инструкции, хотел как лучше.

— Да потому, что после твоих добрых дел твои злые дела уже не в счёт.

— Знаю, Борис Евсеевич, штраф неприятная вещь. Я хотел без него обойтись, ребятам сказал, чтобы они нашли ответственное лицо и уладили с ним по-хорошему. Нашли, а ваш завхоз обозвал их чёртовыми детьми и прогнал. Что оставалось? Ведь на кону стояло имущество райкома и ваше здоровье, Борис Евсеевич. И ведь подействовало. Я сейчас в коридоре видел новенький огнетушитель, правда, схему эвакуации так до сих пор и не вывесили.

— Правду говорили, что тебя на порог нельзя пускать. И причём тут моё здоровье?

— При всём, и в первую очередь. Кабинет набит легковоспламеняющимся материалом, то есть бумагой. Вдруг возникнет очаг возгорания, а у вас в руках неисправный огнетушитель? Знаете сколько в стране пострадавших от огня за отчётный квартал только этого года? У меня сводка имеется. Сбегать принести?

— Не надо. Я и так догадываюсь, что народу полегло немало. Коновалов, в этом здании никогда не было пожаров. Не было даже в войну.

— Этот факт не является гарантией того, что и в будущем здесь пожар не случится. Вам не мешало бы проводку осмотреть. Короткое замыкание наиболее частая причина возгораний.

— Теперь мне стала понятна твоя логика. Спасибо за заботу, но ведь мог ты ограничиться райсобесом, а нас не трогать?

— Не мог, Борис Евсеевич.

— Почему?

— В Уставе сказано, что комсомолец должен быть честным и принципиальным. Сейчас я выполняю комсомольское поручение, а в это время обязан соблюдать устав до запятой.

— Родион, ну нельзя же быть таким буквоедом. Устав, конечно, основной документ, но ведь у каждого правила имеются исключения.

— Борис Евсеевич, я от вас такого не ожидал! Ведь если вместо правил применять одни исключения, то мы не построим коммунизм к восьмидесятому году. Вообще его никогда не построим!

Иванков поперхнулся и на полминуты замолчал. Обвинение было нешуточным. Секретарь понял, что в разговоре с этим юным демагогом нужно тщательно выбирать слова и выражения. Иванков уже был не рад, что затеял эту беседу вообще. Он сказал:

— Родион, я верю в коммунизм и в то, что мы его построим. Речь идёт о другом. Я хочу тебе объяснить, что в жизни нельзя следовать всем инструкциям буквально.

— Правила и уставы придуманы умными людьми, а инструкции писаны кровью.

— Всё правильно, только жизнь настолько богата и разнообразна, что это разнообразие невозможно втиснуть в инструкции и схемы. Ты слышал о забастовках авиадиспетчеров?

— Да. Недавно в газете писали про такую забастовку в Италии.

— Знаешь, как они бастуют?

— Нет.

— Способ любопытный. Они начинают действовать строго по служебным инструкциям, ни на йоту не уклоняясь от правил. Из-за этого работа аэропорта парализуется, а придраться к диспетчерам невозможно. Ты, Родион, действуешь этим же методом.

— Значит, у этих диспетчеров инструкции плохо разработаны. Не то что у нас.

— М-да, похоже, что шутить ты научишься нескоро. Ладно, давай по-другому. Родион, ты способен принять совет от человека, который вдвое старше тебя, имеет высшее образование и опыт работы с людьми?

— Конечно. Хороший совет умного человека лишним не бывает.

— Ты любишь конфликты и скандалы? Тебе нравится вызывать ненависть окружающих?

— Ну, вы скажете тоже! Кто ж такое дело любит?

— Представь, что некоторые без этого жить не могут.

— Нет, я человек миролюбивый, никогда первый не задираюсь.

— А ты заметил, что как только стал руководить кружком, у тебя испортились отношения со многими людьми?

— Да уж, заметил. Не любят у нас правила соблюдать.

— Ты не прав, Родион. Причина конфликтов не в людях, не в правилах, а в тебе самом. Причина в твоём своеобразном, чересчур прямолинейном характере, который уже не переделать. Тебе нравится командовать ребятами? Любишь быть вождём, главным?

— Не нравится. Да и не лезу я никогда в атаманы, так ведь назначают.

— Это хорошо, значит, мой совет тебе не покажется трудным. Слушай и запоминай: если ты хочешь жить без лишних неприятностей и дополнительных ненужных проблем, то всеми силами избегай всяких ответственных должностей. Лучше всего тебе найти какое-нибудь индивидуальное занятие или работу, потому что в коллективе ты и в качестве рядового члена можешь дел наворотить.

Раздался стук в дверь, и в кабинет зашла Гербицидова. Злой Иванков не предложил ей сесть и прямо с порога закатил выговор:

— Явилась не запылилась, активистка! Ты почему пустила дела на самотёк?

— Борис Евсеевич, экзамены на носу, готовлюсь. Времени на комсомол не остаётся. Да и бюро нужно выбирать новое. Я на своё место готовлю Надю Синицыну.

Комсорг смягчился:

— Да, экзамены сейчас главное. Но контроль над деятельностью пожарного кружка ты ослабила не вчера. Назначила туда Коновалова и благополучно про него забыла, а зря.

— Ой, да я с самого начала знала, что он не справится с заданием.

— Лучше бы он с ним не справился, беды в этом никакой, и мы бы тут сейчас не заседали. Беда в том, что он справился, и не просто так, а слишком хорошо справился. Когда я узнал о масштабе его деятельности, у меня глаза на лоб полезли, а ты, Люсьена, даже не в курсе, что об этом кружке чёртовом в двух центральных газетах написано. Ты знаешь, сколько там человек?

— Сегодня видела троих.

— Каких троих? Я не знаю его методов агитации, но они очень эффективны. На сегодняшний день в кружке числится пятьдесят шесть человек, не считая филиалов, которые метастазами возникли ещё в двух школах. И вот эта организованная и дисциплинированная команда поставила на уши практически весь райцентр. Дошло до того, что вчера был оштрафован райком комсомола. Кому скажи — не поверят, засмеют.

Ошалелая Гербицидова закрыла глаза и потрясла головой, а комсорг обратился к Родиону:

— Последнее время ты принимаешь в кружок только хуторских ребят. Почему?

Родион мечтательно посмотрел в потолок и сказал:

— Готовимся к летней профилактике на периферии, а в колхозах такие нарушения, что пальчики оближешь.

— Слышала, Люсьена? Они готовятся перекрыть кислород сельским труженикам. Эта зараза расползается по району и скоро выйдет за его пределы. Мне уже звонили по этим вопросам и сказали, что готовится семинар по обмену опытом.

— Я же предупреждала вас, что он гад!

— Я всё-таки думаю, что если Коновалова не провоцировать, то он вполне безопасен, а настоящий гад здесь тот, кто поставил его на эту должность.

Люсьена покраснела и зашмыгала носом:

— Но я же не специально! Откуда мне было знать?

— Успокойся, я тебя не виню. Я сам его только сегодня понял. Во всех областях жизни имеются свои лесенки должностей, и каждый человек в меру своего таланта и честолюбия быстро или медленно шагает по иерархическим ступенькам, меняя должность на более высокую — рядовой, бригадир, мастер, инженер и так далее. Но изредка попадаются люди, которые могут сделать любую занимаемую ими должность главной в организации. Наш Коновалов именно такого сорта человек. Он и без всякой карьеры даже в качестве завхоза или сантехника будет в коллективе первой скрипкой. А если он ещё и выучится? Он на игрушечной должности сумел население станицы терроризировать, а что будет, если ему дать настоящую должность? Ты, Гербицидова, нечаянно выпустила джинна из бутылки, а теперь неизвестно, что с ним делать. Одна надежда на его слабое честолюбие.

— А разве нельзя его просто снять?

— За успехи не снимают. Я ведь вызвал тебя из-за грамоты. Райком комсомола награждает Родиона Коновалова почётной грамотой за успехи в комсомольской работе. Соберёшь бюро и торжественно вручишь её нашему герою.

Со страдальческим выражением на лице Иванков протянул бумагу Люсьене. Она сказала:

— Ради его наглой рожи бюро собирать? Перебьётся.

Гербицидова сунула грамоту Родиону и зло проговорила:

— Держи свою награду и катись отсюда, карьерист!

Родион попрощался с комсоргом и вышел из кабинета. В коридоре никого не было, и он прислушался к голосам за дверью. Иванков говорил Люсьене:

— Этот зловредный кружок надо закрыть в ближайшее время. Установите наблюдение, и когда они дадут повод, не зевайте. Я вас поддержу.

Родион показал двери кукиш и пошёл на выход. Иванков продолжал:

— Коновалов опасен, потому что за ним тянутся люди. А куда он их поведёт, известно одному богу. За какой-то месяц он сумел организовать мощную структуру, которая будет действовать и после смены руководителя. Именно поэтому нужно разогнать кружок как таковой. Запомни, Люсьена, сама и передай другим: отныне и навсегда никаких поручений Коновалову, потому что любое пустяковое дело он способен превратить в большую проблему.

День выдался неожиданно жарким. После ухода Гербицидовой Иванков включил настольный вентилятор и вышел на улицу купить в ларьке лимонаду. Возвращаясь, он увидел в окне своего кабинета сполохи пламени и бегом кинулся в здание. В коридоре пахло дымом и суетились встревоженные женщины. Иванков открыл дверь и увидел свой большой стол в огне. Новенький огнетушитель сработал безукоризненно, и в считанные минуты комсорг потушил начавшийся пожар. Прибывшие пожарники определили, что возгорание произошло из-за короткого замыкания шнура вентилятора. Иванков чертыхнулся и сказал:

— Ну надо же! Накаркал, гадёныш! Прямо мистика какая-то.

Дядя Филипп спросил:

— Кто накаркал?

— Коновалов. Знаете такого?

— Конечно, знаем. У него это запросто.

Иванков вспомнил предупреждение Кирина и тоже решил больше не подпускать Коновалова к порогу кабинета ни под каким предлогом.

А через несколько дней кружок ЮДП был с треском ликвидирован. Родиона подвели юные пионеры. Мальчикам хотелось совершить подвиг, а заодно применить теоретические знания на практике. Они решили устроить небольшой пожар, а затем образцово-показательно его потушить. Для исполнения была выбрана школьная столярная мастерская, располагавшаяся в отдельном здании. Четверо мальчиков во главе с Альбертом выбрали момент, когда в мастерской никого не было, пробрались туда и подпалили кучу неубранной стружки. Крупные завитки из-под рубанков полыхнули сразу до потолка, и огонь стал быстро распространяться во все стороны. Пока ребята сняли со стены огнетушитель и активировали его, горело уже вовсю. Отсутствие практики сказалось, и струя пенной жидкости не сразу попала по назначению. Окончательно ликвидировал этот пожар быстро подоспевший учитель труда.

Поджигателей уличили сразу же, но кое-кто был им даже благодарен за повод для ликвидации зловредного кружка, и ребят не очень даже ругали. Во всём обвинили Коновалова, хотя во время этого пожара он вообще сидел дома. Ему пришили «нездоровый авантюризм» и не просто сняли с должности руководителя, а закрыли кружок ЮДПД вообще. Удостоверения были изъяты, а вся кружковая документация уничтожена. Так закончился у Родиона этот короткий период комсомольской деятельности. Больше его уже никогда не привлекали к комсомольской работе, и комсомольцем он числился только на бумаге. Впрочем, таких пассивных комсомольцев хватало, и он не выделялся этим качеством на общем фоне. Совет Иванкова Коновалов усвоил хорошо и в дальнейшем старался не высовываться. Помогало, но не всегда.

На разгоне кружка юных пожарников книга о детских приключениях Родиона Коновалова должна была и закончиться, потому что той весной закончилось его детство. Став комсомольцем, Родион перешёл в другую возрастную категорию. Для него настала пора ранней юности. Его приключения тоже повзрослели и теперь их уже нельзя было назвать озорством или детскими шалостями.

Но вскоре стало ясно, что ставить точку рано, так как некоторые моменты из жизни Коновалова прошли мимо внимания и не были отражены в сочинении. Так, например, в книге ни слова не сказано о его детских любовных увлечениях, а ведь Родион, подобно другим мальчикам, проявлял естественный амурный интерес к девочкам. Также мало внимания уделено реалиям того времени. Поэтому в произведение добавлена глава с описанием некоторых бытовых подробностей шестидесятых годов, а заканчивается книга первым «взрослым» любовным приключением Родиона.

Глава XXIII

Интервью

Племянница Родиона Алексеевича Даша возмущённо сказала:

— У вас, дядя Родя, интересный стиль. Рассказываете подробно и вроде бы про себя. Именно что вроде бы. Потом выясняется, что про себя-то вы ничего толком и не рассказали. Так, некоторые детали, и то мимоходом, как о чём-то неважном.

— О чём именно?

— Да обо всём!

Первое. Что было в магазинах?

Второе. Как вы одевались?

Третье. Что вы мастерили с вашим другом?

Четвертое. Почему не стали учиться на скрипке?

Пятое. Как ещё зарабатывали деньги кроме названных способов?

Шестое. Хорошо ли учились?

Седьмое. С какого класса начали дружить с девочками?

Родион Алексеевич хмыкнул и принялся отвечать строго по порядку. По некоторым пунктам он отвечал коротко, зато ответ на первый вопрос превратился в самую настоящую лекцию:

— Сейчас только ленивый не пинает советскую торговлю. Горы статей написаны. Да, я знаю, что функционально советская торговля была, скорее, системой внеэкономического распределения, поскольку цены устанавливались правительством. Но она другой и быть не могла, так как являлась всего лишь шестерёнкой государственного механизма. И в этом своём качестве работала совсем неплохо, то есть необходимыми для выживания продуктами и одеждой население снабжалось гарантированно. Сейчас уже с трудом верится в бензин по бесплатным талонам, электроэнергию по две копейки, хлеб за шестнадцать копеек, рублёвое вино и трёхрублёвую водку. Обед в заводской столовой стоил около пятидесяти копеек, а в колхозной столовой могли сытно накормить за символические двадцать копеек. Ананасов и киви не было, но своих овощей и фруктов хватало. Помню, как развозили по улицам и продавали колхозные помидоры по восемь копеек ящик. Арбузы же в иной год вообще раздавали бесплатно, лишь бы семечки возвращали. И какие арбузы!

Часто писали о подмосковных «колбасных поездах». Движение продовольствия из города в деревню по своей природе неестественно, и здесь чувствуется какая-то неправильная политика властей. Возможно. Однако я не исключаю массовой любви народа к халяве, а также нежелание и неумение делать всё самим. Ведь в те же годы у нас такого явления не было. В наших местах колбаса не считается деликатесом и тем более основой пищевого набора. Любая хозяйка при нужде или желании может сделать колбасу в сто раз вкуснее магазинной. Кроме того, всякий уважающий себя колхоз или совхоз имел свой маленький колбасный цех, где в небольших количествах, но регулярно готовилась варёная и копчёная колбаса из мяса без добавок по цене рубль двадцать, а то и дешевле. Очереди за колбасой бывали в городах, но только за диетической соевой колбасой. В связи с этим мне вспоминается история, произошедшая с матушкой.

Поехала она как-то раз в гости к своей тётке по матери, живущей в одной из областей недалеко от Москвы, то есть в коренных кацапских местах. По приезде радостная тётя кинулась угощать дорогую гостью и принесла чугун с варевом. Мать откушала пару ложек похлёбки и спросила, что это такое. Тётя сказала, что это щи. Мать это есть не стала, а решила посмотреть хозяйство. Вышла в огород и ахнула — там росло всё! Тётя жила вовсе не бедно, и у неё нашлись все необходимые продукты. Матушка была потрясена этим фактом. Она тут же заходилась и вскоре сварила наш обычный донской борщ. Сели за стол. Тётя съела несколько ложек борща, молча встала и ушла. Мать растерялась. Неужели не понравилось? Но вскоре тётя вернулась в сопровождении четырёх своих приятельниц соседок и всех усадила за стол. Когда с борщом было покончено, женщины чуть ли не со слезами стали хором просить матушку научить их варить такой борщ. Пришлось ей открывать поварские курсы чуть ли не для всей улицы. Кацапы талантливый и работящий народ, но готовить ни черта не умеют. Им проще закупить колбасы.

Важным плюсом государственной монополии было соблюдение норм и стандартов, то есть ГОСТа. И дорогой «Космос», и «Прима» за четырнадцать копеек делались из настоящего табака. Пиво могли разбавить или недолить, но оно было настоящим пивом. Сортов водки было немного, но отравиться ею было нельзя. Можно было только упиться, но с дурной головы упиться до смерти можно чем угодно, даже обычной водой. В станице была всего одна аптека, но лекарства в ней были настоящие. Там нельзя было купить просроченных таблеток или прессованного мела под видом дорогого лекарства.

Всё остальное партия считала излишней роскошью и не уделяла потребительскому рынку должного внимания. Суть этой политики Никита Сергеевич Хрущёв обозначил всего одной фразой: «А зачем советскому человеку автомобиль?» Вот эти идеологические ложные цели и стали причиной отставания советского, а затем уже российского автопрома. То же самое и с другими производствами товаров для народа. Однако людям хотелось не существовать и терпеть лишения ради туманных «грядущих поколений в коммунистическом завтра», а жить нормальной цивилизованной жизнью сегодня. Не шиковать, а иметь хотя бы минимум комфорта, удобств и культурных развлечений. Спрос был на всё, и он закономерно породил теневой рынок, порою в странных и причудливых формах. Но люди приспособились к этой системе и привыкли к сложившимся порядкам.

Швейные фабрики хорошо справлялись с изготовлением массовой и стандартной одежды. Обмундирование, спецовки, больничные халаты, школьная форма и другие подобные изделия особых нареканий не вызывали. Большое распространение имели стёганые ватные куртки, просторечно именуемые в наших местах фуфайками. Эти удобные и практичные ватники на селе были очень популярны, а в качестве рабочей одежды просто незаменимы, но не более того.

Людям хотелось одеваться не только удобно и тепло, но и красиво. И с этим желанием ничего нельзя поделать. Оно преодолело даже аскетизм коммунистической идеологии. Но советские магазины предлагали убогий ассортимент готового платья. Спрос породил развёрнутую сеть ателье мод, но куда больше полулегально трудилось в этой сфере портных на дому. Я знаю, о чём говорю, ведь моя мать была модисткой. Она умела шить практически всё, но специализировалась на женских платьях, а изготовленным ею бюстгальтерам позавидовал бы и сам Ив Монтан. Этот знаменитый певец, гастролируя в СССР, накупил в магазинах женского белья, а затем, вернувшись в Париж, показывал его с издевательскими комментариями. Ему в голову не приходило, что мода на тёплые рейтузы диктовалась сорокаградусными морозами. У матери имелись не только советские журналы мод, но и польские, и даже немецкие издания, попадавшие к ней всякими кружными путями. Таким образом, наши люди не очень сильно отставали от Европы и одевались вполне прилично. Это заметно по фильмам шестидесятых годов. Во всяком случае, молодёжь даже в глубинке ходила на танцы нарядно одетая, а не в фуфайках и кирзовых сапогах. Я до сих пор не пойму, отчего советская власть боялась сделать этот сервис частным? Ведь сама жизнь подталкивала к такому решению.

О косметике разговор особый. Ассортимент её был скудным, но на селе это компенсировалось низким спросом. Страдали от этого в основном горожанки, для которых применение косметики вошло в привычку. На селе было немного иначе. Старшее поколение относилось к современной косметике резко отрицательно, и всех крашеных женщин считали если не шалавами, то чем-то на них похожими. Бабушка Фрося, увидев крашеные губы, брезгливо и демонстративно плевалась. Дело было не в цвете губ, а в средстве его наведения. Бабушка была глубоко убеждена в том, что губная помада делается из собачьего жира.

Среднее поколение использовало косметику в утилитарных целях, то есть не для создания красоты, а для её сохранения. Работа в поле или на ферме огрубляет и портит кожу лица и рук. Для защиты от солнца и обветривания в стародавние времена женщины использовали гусиный жир, а в советские годы мазались защитными кремами типа «Люкс». В ходу также были составы и маски из растительных и животных компонентов по старинным рецептам. Ассортимент косметики в СССР был невелик, но все кремы были хорошего качества, потому что создавались по принципу «не навреди», а многие из них производили лечебный эффект. Популярный крем «Метаморфозы» реально отшелушивал кожу и отбеливал веснушки. Мужчины пользовались «Тройным одеколоном» и «Шипром» как средством от раздражения кожи после бритья. А зубным порошком можно было чистить не только зубы, но и ложки. До появления шампуней женщины мыли голову птичьими яйцами. Результат был превосходен.

Большинство девушек не пользовались декоративной косметикой вообще. Молодой здоровой и хорошо отмытой девушке косметика не требуется. Никакая. Она ей даже противопоказана. Если девушка начинала краситься, это означало одно из двух — либо она замазывает какой-то природный изъян, либо она «пошла по рукам», стала шлюхой. И это не только моё мнение. Даже сейчас, когда красятся все, здоровые симпатичные девушки косметикой не злоупотребляют. Тенденция сохраняется.

В области моды здравый смысл отсутствует. Отсутствует принципиально, потому что любая мода поддерживается страстями, а не разумом, хотя в её организации иногда присутствует холодный расчёт. Давно известно, что ради модной красоты женщины готовы переносить любые мучения — задыхаться в кринолинах, пить уксус, без нужды сидеть на голодных диетах и ложиться на вредные для здоровья косметические операции. Нет, я понимаю, что во многих случаях лицевая хирургия просто необходима, например, при восстановлении сломанного носа и в других подобных коллизиях. Однако я знал одну молодую и совершенно здоровую женщину, которая очень переживала из-за своих якобы сильно оттопыренных ушей, хотя окружающие не замечали у неё какой-то выдающейся лопоухости. Она явилась в соответствующую клинику, где по её просьбе за немалые деньги ей пришили уши к голове. Они благополучно приросли, как привой к дереву. Женщина была так счастлива, что на выходе из клиники пустилась в пляс.

Никто не скажет, почему длинные женские ноги считаются более красивыми, чем короткие. Между тем любой анатом знает, что длинные женские ноги — это результат задержки полового развития организма, то есть некоторое отклонение от нормы. Известно, что у длинноножек с узким тазом проблем с вынашиванием ребёнка и родами гораздо больше, чем у коротконогих приземистых женщин с развитым тазом. Девиз моды: «Не быть, а слыть». А поскольку длинные ноги у женщин встречаются редко, то мода на высокие каблуки не проходит, хотя и калечит своих жертв. Мужчинам в этих играх отведена роль статистов, им просто внушаются готовые мнения. Внушили же французам, что кривые женские ножки красивы. Сейчас внушают русским. На самом деле высокие каблуки на женских ножках для мужчины ничего не значат. Он может влюбиться с равной долей вероятности в любую девушку как на высоких каблуках, так и на низких каблуках, и даже в босоногую нимфу на пляже.

Но эти явления привычные, и внимание на них не заостряется. А между тем на наших глазах уже целое десятилетие в угоду моде ведётся титаническая битва российских женщин со своим волосяным покровом. По моему мнению, эту моду организовали производители эпиляторов. Потенциальный рынок сбыта в России исчисляется десятками миллионов небритых женских ног. Дело нешуточное. А все эти механические, электрические, косметические и прочие эпиляторы, якобы решающие проблему однократным применением, на самом деле являются депиляторами, которые рассчитаны на продолжительную эксплуатацию, подобно обычному бритвенному станку. Проще говоря, под видом моды людям навязали искусственно созданную потребность. Агрессивная рекламная артподготовка была сделана профессионально и по всем правилам демагогии. То есть вопрос «зачем» тщательно обходился стороной. И нет ответа на главный вопрос: кто сказал, что бритые ноги красивее естественно волосатых? И почему? Это утверждение практически сделалось постулатом, а постулаты, как известно, не обсуждаются. И действительно, реклама озабочена только выбором средства облысения. Мнения конкретных потребителей женской красоты, то есть мужчин, как всегда игнорируются. Им просто внушают, что безволосая кожа — эталон красоты. Нелегко жить во времена эмансипации, и бедным мужикам остаётся любить то, что им выдают. Среди парней всегда найдутся способные переспать с какой-нибудь лысой герлой, но подавляющее большинство мужчин предпочтут девушек с нормальной причёской, ведь давно известно, что половина женской красоты в её волосах. И не только в тех, которые на голове.

И в стародавние, и в советские времена российские женщины нисколько не комплексовали из-за растительности на теле. Такое им даже в голову не приходило. Во-первых, не так уж они были волосаты, а во-вторых и главных — волоски на женских ножках и прочих местах для мужчин никогда не являлись телесными недостатками. Скорее, наоборот. С точки зрения мужчины тёмный или светлый пушок на женских ногах нисколько не портит их внешнего вида. А на ощупь шелковистые волоски на ногах и выше рефлекторно вызывают у мужчин сильное возбуждение. Изредка бывают и отклонения от женской нормы волосатости, но если это не патология, то никакой трагедии здесь нет, потому что для большинства мужчин этот признак не играет решающей роли. Проще говоря, страшненькой от природы девушке бритые голени не добавят шарма. Более того, порой встречаются любители заросших женских ножек.

И от такого природного средства обольщения современные женщины отказываются ради безволосой «лягушачьей кожи», ставящей в недоумение нормальный мужской половой инстинкт. В этом есть что-то нездоровое, ведь безволосая кожа бывает либо у подростков, либо у пожилых женщин, старушек. То есть волосы на женских ногах играют определённую биологическую роль, функциональны. Для мужского взора они являются сигналом того, что их обладательница молода, половозрела и здорова. Совершенно безволосая кожа сигнализирует о другом. После шестидесяти, а иногда и раньше надобность в эпиляции отпадает, потому что женские ноги совершенно лишаются волос сами собой, без всякой помощи извне. Любой сосудистый хирург скажет, что причиной такого облысения является возрастная дистрофия сосудов ног. То есть это болезнь.

Всё это понять нетрудно, и все женщины, которым я излагал данные выводы, соглашались со мною, что мода на эпиляцию противоестественна, но брили ноги по-прежнему. Увы, стадное чувство в данном случае сильнее разума.

Тут Даша не выдержала, хлопнула ладошкой по дивану и взмолилась:

— Дядя Родион! Я же просила рассказывать конкретно о себе, а вас опять занесло в неведомые дали.

— Да. Извини, увлёкся. Рассказывать о себе на эту тему неинтересно. Я был таким же рабом стадного поведения, как и остальные. Все носили вельвет, и я тоже. Потом вошли в моду брюки «дудочки». Надевать и снимать их было сплошным мучением, но чтобы не выделяться, пришлось ими обзавестись. На смену им пришли «расклешонки». К середине шестидесятых пришло время нейлоновых рубашек, безразмерных носков и плащей «болонья». Но я их быстро забраковал из-за плохого воздействия на кожу.

Мастерил я по большей части всякие полезные вещи и приспособления. Сделать прочную скамеечку или резную деревянную вешалку я умел лет с десяти. Сразу всего и не вспомнить. С Юркой Левашовым мы однажды из двух велосипедов соорудили тандем. С Витей Попом собрали радиопередатчик, а с Максимом запросто могли изготовить какую-нибудь мину.

Да, был период, когда я захотел выучиться играть на музыкальном инструменте, но дальше мечты дело не пошло. Настроен я был серьёзно и своего добился бы обязательно, но из-за одного нелепого прогноза этот проект не был реализован.

На скрипку я даже не замахивался. Я знал свой шесток и решил освоить что-нибудь менее аристократическое, например, балалайку. Но этот выбор моё окружение не одобрило. Баба Фрося сказала, что балалайка чисто кацапский инструмент и в наших местах встречается редко. Ребята из школьного хора сказали, что балалайка инструмент несерьёзный, и посоветовали заняться гитарой. Высший авторитет, то есть учитель пения, высказался в пользу баяна, как наиболее подходящего к местным условиям базового инструмента. Его мнение было решающим, но баян стоил огромных денег. В конце концов, я остановил свой выбор на гармошке. Она представлялась мне ступенькой к баяну, а стоила гораздо дешевле, всего около пятидесяти рублей. Харьковский велосипед стоил сорок два рубля. При известном усердии данную сумму вполне можно было заработать во время летних каникул. И когда они настали, я устроился на почту сбивать из фанеры посылочные ящики. Работа нудная и кропотливая, но я рассчитывал за месяц заработать необходимую сумму. Через две недели эта работа здорово мне осточертела, но тут произошло событие, круто изменившее мои планы.

От кровоизлияния в мозг умер Станислав Янович Крыжевецкий, баянист районного Дома Культуры. Ему было всего сорок лет. В молодости он окончил музыкальное училище по классу баяна в Москве и по слухам какое-то время играл в знаменитом хоре имени Пятницкого. Никто не знал толком, каким ветром его занесло к нам в станицу. Поговаривали, что его выслали из столицы из-за какой-то скандальной любовной истории с дочерью высокопоставленного лица. Не исключено, что всё так и было. Станислав Янович обладал аристократичной внешностью и не утратил столичных манер. У него была красивая, но грустная жена. Никто не видел, чтобы она когда-нибудь улыбалась. Как музыкант, Станислав Янович был профессионалом высочайшего класса. В дальнейшем похожую игру я видел только по телевизору, когда показывали известных на всю страну баянистов. На концертах с его участием клубный зал всегда был переполнен, особенно когда он исполнял классическую музыку в переложении для баяна. Дело было не в особой любви народа к классике, а в том, как он её играл. Его длинные чуткие пальцы без видимого напряжения порхали по клавиатуре, создавая немыслимые узоры сложных мелодий. Станислав Янович запросто исполнял на баяне даже органные произведения Йоганна Себастьяна Баха. Его виртуозная игра на баяне производила на людей такое же впечатление, как и редкостный цирковой номер. Я тоже старался не пропускать этих выступлений. Его техника игры на баяне для меня осталась эталоном.

На похороны пришло огромное количество народа. Это был тот редкий случай, когда всё население района совершенно искренне горевало о так рано ушедшем таланте. В тот день у нас в школе даже отменили занятия. В ожидании выноса тела я услышал разговор двух женщин:

— Не пил, не курил, и на тебе! Главное, не болел, не горел.

— А с умственными людьми так всегда и бывает. Ведь чтобы так играть, нужно постоянное мозговое усилие. Даром это не проходит, вот жила в голове и лопнула, не выдержала.

Эти слова произвели на меня сильное впечатление. Игра на музыкальных инструментах оказалась довольно рискованным и небезопасным для жизни занятием. Дело в том, что многие ребята и знакомые взрослые тоже придерживались версии, что виртуозная игра каким-то боком связана с мозговым кровоизлиянием. Самым авторитетным экспертом в данном вопросе был учитель пения, и, встретив его на улице, я поинтересовался у него насчёт продолжительности жизни музыкантов. Должно быть, мой вопрос попал в наболевшую точку. Он сказал:

— У музыкантов по-всякому складывается. У талантливых ребят всегда судьба трудная, а бездари почему-то живут припеваючи. А дольше всех живут дирижёры и певцы. Правильное дыхание и регулярные тренировки лёгочной системы этому весьма способствуют.

Этот разговор устранил последние сомнения. Мне стало ясно, что игра на гармошке является ступенькой к преждевременной смерти, а жить хотелось долго, поэтому затею с покупкой музыкальных инструментов я выбросил из головы. А для освоения правильного дыхания с началом занятий поступил в школьный хоровой кружок. Глотка у меня лужёная, но я не всегда попадал в такт, поэтому довольно быстро меня вытурили оттуда. Еще долгое время я относился к музыкантам с великим почтением, ведь ради музыки эти люди рисковали жизнью, ходили по краю пропасти, можно сказать. Особенно переживал я за музыкантов духовых оркестров. Багровые лица и выпученные глаза дующих в свои трубы музыкантов наводили на мысли о возможном мозговом ударе от прилития крови к голове. А от пластинок никакого вреда здоровью не было, тем более что я их не столько слушал, сколько коллекционировал.

Учился я неровно и к досаде учителей числился в середнячках. Благодаря хорошей памяти, я схватывал предметы на лету, а мне этого было достаточно. Чтобы стать отличником, необходимо проявлять немалое старание, а я старанием пренебрегал. Мне и так было хорошо, ведь мир не ограничивался одной школой. Учителя видели, что я учусь вполсилы, делали выговоры, но разбудить во мне честолюбие не смогли. Я много читал и во многих вопросах был не по годам умён, но в компенсацию за это в некоторых случаях демонстрировал откровенную глупость. Исключительно по глупости в тринадцать лет я научился курить.

Кое-кто из ребят тайком покуривал, но я к табаку был равнодушен. Однажды на речке малолетний курильщик Вася Чувяченко по кличке Чувяк принялся показывать фокусы с табачным дымом — пускал его кольцами, из носа и тому подобное. Чувяк похвастался, что у него к этому талант. Я высказал сомнение, мол, для вдыхания дыма никакой талант не требуется. Тогда он предложил мне затянуться хотя бы разок и протянул вонючую сигарету «Красная звезда». Я без раздумий сделал попытку затянуться. Я же не знал, что с первого раза не получается ни у кого, и страшно закашлялся. Чувяк снисходительно усмехнулся, сказал, что у меня слабые легкие, и ушёл. Крыть мне было нечем. По всем параметрам тщедушный Чувяк мне и в подмётки не годился, а по выносливости лёгких получалось, что он меня превосходил. Такое не укладывалось в голове, и я решил натренировать свои лёгкие до нужного уровня. Купил пачку сигарет «Ароматные» и стал учиться курить. Этот процесс занял больше двух недель. Мой организм отчаянно сопротивлялся, реагируя тошнотой и головокружением, но я добился своего. В своё оправдание скажу, что хотя я и научился курить, но привычки не заимел и ещё долгое время не курил. Убедившись, что мои лёгкие не слабее, чем у курильщиков, я больше не пользовался табачными изделиями. Покуривать я начал уже в городе, когда поселился в общежитие. Зависимости от никотина у меня не было, поэтому курил я редко и по случаю, а в основном для форсу. Пачки «Нашей марки» мне хватало на неделю, а то и на две. И только в армии стал курить регулярно.

А на последний вопрос отвечу коротко: с девочками я не дружил вообще.

— Как это? Совсем, совсем? За людей не держали?

— Зачем такие крайности? Я относился к девочкам хорошо. Был с ними вежлив и не дёргал за косы, а при нужде рыцарски за них заступался. Но не более того. У девочек были свои компании, и к дружбе с мальчиками они сами относились скептически. Девочки непостоянны — сегодня одно, завтра другое, тайн хранить не умеют, болтливы. Ну какие из них товарищи?

— Должно быть, мы говорим о разных вещах. Вам девочки нравились?

— Вот теперь мне понятно, какого рода дружба тебя интересует. Девочки наши в большинстве своём были очень симпатичные, и многие из них мне, безусловно, нравились. Внешне. Когда мы подросли, то многие ребята стали проявлять к девочкам амурный интерес. Одноклассницы в этом плане неинтересны, они слишком привычны и воспринимаются, скорее, как сёстры, поэтому ребята ухаживали за девочками из других классов и школ. Я тоже несколько раз провожал девочек после школьных вечеров до дому, но быстро убедился в бесперспективности этих провожаний в плане амурных отношений. У молоденьких ребят лет до восемнадцати вообще мало шансов найти любовницу. Известно, что девушки созревают раньше и своих ровесников всерьёз не воспринимают. Они засматриваются на более мужественных старших парней, созревших для женитьбы. Впрочем, бывают исключения. Один мой одноклассник удачно женился на сверстнице из параллельного класса. Он живёт с нею до сих пор, но это единичный случай. Уже в седьмом классе я понял, что мои будущие невесты учатся ещё только в начальных классах и на данный момент интереса не представляют. Поэтому вопросы любви я отложил на потом и больше на эту тему не переживал.

— И когда же у вас случилась первая любовь?

— История длинная. Мне было лет восемнадцать, когда это произошло. Влюблённости были и до этого, и после, но так ярко никогда не шибало.

— Поздновато вы утратили невинность.

— Вообще-то я имел в виду чувства.

— А кто была ваша первая девушка?

Коновалов не ответил. Свой первый сексуальный опыт он приобрёл в пятнадцатилетнем возрасте. История была дурацкая, но в пубертатном возрасте такого рода истории чаще всего и бывают дурацкими, только никто в этом не признаётся. Родион Алексеевич тоже не собирался откровенничать на эту тему. Но Даша не унималась:

— Ой, только не делайте вид, что вспоминаете. Первая девушка по определению одна и забыть её нельзя.

— Как сказать. Девушка — это вопрос везения. Я знал ребят, у которых первой была бабушка. Но мне с девушкой повезло. Она была молоденькая, симпатичная и глупенькая. Но, к сожалению, любовного романа не случилось, поэтому и рассказывать особо нечего.

— Ну, хорошо. Я слышала от вас выражение «ритуальный рассказ». Что это такое?

— Элемент амурного знакомства с девушками в моём исполнении. Я привык сразу после знакомства рассказывать девушкам всякие байки. Привычка безобидная и жить не мешает.

Многие ребята при знакомстве с девушками испытывают затруднения, хотя, казалось бы, чего проще. И чтобы преодолеть свою робость или неумение складно говорить, они изобретают какой-нибудь способ, порой весьма оригинальный. Достаточно вспомнить фильм «Где находится нофелет» или старую песню «На закате ходит парень возле дома моего, поморгает мне глазами и не скажет ничего». Один мой неразговорчивый приятель, подойдя к незнакомой понравившейся девушке, всегда говорил одно слово: «Ну» и кивал головой в сторону. Этим жестом он предлагал девушкам проводить их до дому, но его всегда понимали неправильно и шарахались от якобы непристойных предложений. Как ни странно, этот совершенно бесперспективный способ однажды сработал. Нашлась девушка, которая молча кивнула в ответ и пошла вслед за ним. Через месяц эти родственные души поженились.

Глава XXIV

Знакомство с девушками. Теория и практика

Родион не страдал робостью в общении и ему не было нужды изобретать какие-либо способы знакомства. Он мог запросто подойти к понравившейся девочке, спросить её имя и предложить дружбу. А привычка к «ритуальному рассказу», как ни странно, возникла у него из-за серьёзного отношения к инструкциям и правилам, то есть неизжитого педантизма.

Всё началось после его первого сексуального опыта. Сейчас эта история выглядит забавно, но тогда Родиону было не до смеха.

На соседней улице жили Родионовы приятели Витька Лихачёв и Шурка Зуб. На этой же улице жила Маша, выразительно созревшая откормленная девушка семнадцати лет. Такого типа девиц Родион называл «аппетитными». Наивная Маша не была дурочкой, но и в умницах не ходила. Сидят эти приятели в тот день с ней на лавочке и семечки лузгают, а Витька ей делает всякие непристойные предложения в расчёте на её простодушие. Но Маша его коротко отшила:

— Вам, соплякам, ещё рано об этом думать.

А хитрый Лихачёв спрашивает её:

— А кто, по твоему мнению, не сопляк?

Маша подумала и говорит:

— Родион. Он симпатичный и больше меня ростом.

Друзья тут же пришли к Родиону домой и всё изложили:

— Иди, она тебя ждёт.

Должно быть, время пришло, и гормоны заговорили. Коновалов бросил недоделанное велосипедное колесо, вымыл руки и отправился к Маше. Подойдя к ней, он без всяких предисловий бесхитростно спросил:

— Так ты согласна?

И она согласилась! Они нашли укромное местечко в кустах за колхозной пилорамой и занялись делом, в котором ничего не смыслили оба, то есть любовью. Поначалу дело не клеилось, но потом каким-то образом всё получилось само собой. После этого Родион понял, зачем люди женятся. Процесс настолько ему понравился, что если бы это было можно, то ради него он немедленно женился бы на Маше или ещё на какой-нибудь девушке. В щенячьем возрасте доступность секса представляется достаточным основанием для заключения брака. Но жизнь сурова, и продолжения этого восхитительного приключения не последовало. Родион, конечно, мечтал о новых встречах, девушка тоже была не против этой связи, но всё время возникали какие-то помехи, а потом совершенно неожиданно Маша вышла замуж.

Рождение привычки

На том краю, где жил Коновалов, у ребят было несколько мест для игр и времяпровождения, но излюбленным считался пустырь в конце Заречной улицы с завезёнными когда-то давно стройматериалами. Молодёжи было много, поэтому в тёплое время года на пустыре собирались большие компании и развлекались по вкусу. Любители играли за самодельным столом в карты или домино на высадку. Остальные слушали пластинки, рассказывали анекдоты и просто болтали о том о сём. Девочки стайкой располагались неподалёку на штабеле брёвен и разговаривали о своём. А когда наступали сумерки, организовывалась какая-нибудь общая игра, например, в ручеёк. Одним словом, в переводе на современный молодёжный сленг, ребята вовсю тусовались в этом удобном месте.

Когда на следующий день Родион пришёл на пустырь, ребята были уже в сборе, но девочек ещё не было. И тут выяснилось, что все уже знают о его вчерашних забавах с Машей. Оказывается, эти два гада, Лихач и Шурка Зуб, следили за ними, всё подсмотрели и теперь делились впечатлениями. Неподалёку возле забора на лавочке сидели взрослые парни Иван и Николай. Иван учился в институте, а Николай уже работал. Они заинтересовались рассказом Лихача, а когда появился Родион, то подозвали его и начали выспрашивать более подробно. Что-либо скрывать было уже ни к чему, и он повторно рассказал, как было дело. После его рассказа парни долго смеялись. Другие ребята вслед за ними захихикали тоже. Родион на них обозлился:

— Ивану и Николаю смеяться можно, они бывалые кавалерийские жеребцы. А вы-то чего смеётесь? Сами ни разу не пробовали, а туда же!

Иван с Николаем поддержали Родиона, но он им тоже высказал:

— Вот вы ржёте, а лучше бы научили этим делам неопытного человека.

И парни тут же взялись его просвещать. Объяснили, что таких наивных девушек, как Маша, в мире очень мало, а чтобы добиться расположения нормальной девушки, необходимо за ней ухаживать, и порою долго. Дарить цветы, провожать до дому, водить в кино, на танцы и прочие места. Не худо сводить в ресторан, но Родиону туда ещё рано. А главное — знакомство. Рассказали несколько способов, но Коновалову хорошо запомнился один — подходишь к девушке и хватаешь её на руки, якобы тебе показалось, что она падала, а ты её подхватил. Она благодарит, а дальше всё идёт уже само собой. Не откладывая дела в долгий ящик, он тут же решил проверить метод в действии.

К этому времени подошли несколько девочек и расселись на брёвнах. Стояла только плотная Галя. Родион предпочёл бы подхватить какую-нибудь субтильную девочку, но выбора у него не было. Он подошёл и подхватил Галю на руки. Она вырвалась и сказала:

— Тю на тебя! Ты шо, сказился?

— Да мне показалось, что ты падаешь, я и подхватил.

— Щас ты сам упадёшь!

И Галя хорошо засветила ему в глаз. Родион поплёлся обратно к лавочке. Николай, главный по технике знакомства, сказал:

— А как ты хотел? Раз на раз не приходится. Когда удачно, а когда и вот так. Но ты не переживай, со временем привыкнешь, ведь не все кулаками дерутся, как эта Галя, а ладошку ты легко перенесёшь. Вот только с городскими сложнее, у тех мода драться туфлями. Снимет с ноги и давай колошматить! Так что если случится тебе быть в городе, то тех девчат, которые на шпильках, не затрагивай, как бы они тебе ни нравились. Шпилька — страшное дело.

И он непроизвольно потрогал себя за лицо. Родион понял, что с ним говорит конкретный опыт, и деликатно спросил:

— Больно было?

— Не то слово.

Тут подключился образованный Иван:

— Вот познакомился ты, а что дальше?

— Ну, известно, что. Кусты там, или другое какое укромное место.

— Эх, деревня хуторская! Ты должен себя показать!

— Повылазило ей что ли? Я ж и так на виду!

— Вот дубина! Ты должен показать себя с культурной стороны. Пусть она увидит, что ты не идиот слюнявый, а образованный парень и знаешь себе цену. Тогда она сразу присмиреет и гонор поубавит.

— А что делать-то?

— Как, что? Ты же хлопец начитанный, вот и расскажи ей что-нибудь умное.

— Да я много чего помню, а что им интересно?

— Не надо интересно, надо себя показывать, поэтому рассказывай всё, что в голову придёт, лишь бы она видела, что ты не тупой.

Позже Родион узнал, что в тот же вечер они отправились к Маше, но опыт им не помог. Маша отфутболила их грубыми словами. Вопреки ожиданиям, девушка не была легкодоступной дурочкой. Несмотря на грешок молодости, впоследствии Маша не стала шлюхой.

Из всей этой науки, кроме одного пункта, Родион ничего впоследствии не использовал. Оказалось, что знакомиться с девушками не так уж и сложно. К тому же они часто проявляли инициативу сами, и он пустил это дело на самотёк, то есть волю случая, который не подводил. Однако девушек на шпильках он ещё долго обходил стороной. Намертво засела в нём привычка рассказывать после амурного знакомства всякую всячину. Коновалов настолько привык к этому ритуалу, что даже в зрелом возрасте не мог толком общаться с понравившейся женщиной без предварительного рассказа.

Со временем он стал умнее, и его ритуальные рассказы сделались короткими и в тему. Чаще всего это был анекдот или короткая байка. А вот поначалу Родион нёс такую ахинею, что и сам удивлялся терпению и выносливости девушек. Память у него была хорошая, и на первом свидании он шпарил наизусть какую-нибудь статью о глубоководных залежах нефти, марсианских каналах, ледниках Антарктиды или эндемиках Галапагосских островов. Иногда его зацикливало на художественной литературе, и тогда он пересказывал произведение целиком. Остановиться на полпути Родион не мог. И хорошо, если это был рассказ Цвейга или О. Генри, но ведь случалось излагать повести. А после рассказа он становился нормальным человеком, лез целоваться и лапать, как и остальные парни. Речи его утрачивали всякий пафос и превращались в соответствующий обстановке банальный трёп. Конечно, бывали и накладки. Некоторые фифочки не выдерживали и сбегали, покрутив пальцем у виска. А иногда случалось, что девушке нравился его рассказ, и она требовала продолжения. Это ставило Родиона в тупик. Всё, программа выполнена. Какие ещё дополнительные рассказы? То есть в этой сфере у него сложился устойчивый стереотип поведения, к которому он привык и менять не собирался.

Стратон по прозвищу Володя

Скорее всего, история с Машей заглохла бы сама собой, потому что Родион должен был вскоре уезжать из станицы на учёбу. Но в это дело вмешался Максим, и события пошли в неожиданном направлении. Максим всегда был склонен к интриганству, но Родиона никогда не обманывал. А в этой истории он впервые использовал Родиона втёмную, после чего их дружба дала трещину. В этот раз Максим старался для своего нового приятеля Стратона, с которым познакомился год назад.

Стратон родился и вырос в глухом хуторе Запрудный. Его родители погибли на войне, и он жил у своей бездетной тётки на правах сына. Школьные годы Стратона пришлись на войну, и он остался малограмотным. Жилось трудно, и с четырнадцати лет он начал работать в колхозе. Благодаря физическому труду на свежем воздухе и здоровой наследственности, к двадцати годам Стратон из щуплого подростка превратился в здоровенного детину. Он мог, взявшись за уздечку, рывком свалить коня на землю. При всём этом Стратон был на редкость смирён и застенчив. Это и понятно. С одной стороны, малограмотность, а с другой — имя. С таким именем не пройдёшь гоголем по деревне с фуражкой набекрень. Дело в том, что на родине Коновалова неизвестно почему имя Стратон приобрело иронический оттенок, и это слово сделалось нарицательным. Стратонами обзывали недалёких людей или просто недотёп. Некоторые имена и в самом деле влияют на характер и судьбу человека. Девочек по имени Хавронья или Маланья ждёт безрадостное будущее, омрачённое психологическими проблемами. Почему его так назвали, Стратон не знал, но это имя сильно осложняло ему жизнь.

Вдобавок ко всему девушек в хуторе практически не было. Молодёжь после учёбы назад не возвращалась, хутор пустел, и Стратон в свои двадцать семь лет всё ещё был не женат. Большинство хуторян переселялось на центральную усадьбу, где колхоз строил им квартиры, а Стратон неожиданно получил в наследство от бабушки хату в райцентре, и он с тёткой перебрался в станицу, где устроился скотником в колхозе «Первомайский». Тётке стало трудно вести хозяйство, и она стала наседать на Стратона, чтобы он, наконец, женился. Глядя на своего робкого воспитанника, она сильно жалела, что в своё время попросила военкома не призывать Стратона в армию как единственного кормильца. Военная служба наверняка придала бы парню уверенности в себе.

Максим познакомился со Стратоном чуть ли не с первого дня его появления в станице. Для полуграмотного Стратона составление всякого рода документов представляло немалую трудность. В тот день он шёл в правление колхоза писать заявление. На душе у него было неспокойно от предстоящего дела. Людей он ещё не знал, а просить о помощи незнакомых стеснялся. Тут он увидел сидящего на лавочке паренька, который листал книгу и сосредоточенно в неё вглядывался. Скорость чтения поразила Стратона, и он понял, что видит на редкость грамотного человека, хотя и молоденького. На самом деле Максим, а это был он, искал заложенный между листами бумажный рубль. Стратон решил довериться, подошёл к Максиму и попросил у него помощи. Максим не отказал, потому что было по пути, к тому же, обладая красивым почерком, он часто писал всякого рода заявления пожилым соседям и знал, как это делается. Зайдя в красный уголок правления, он в два счёта накатал нужный документ, и Стратон благополучно поступил на работу. Так они и подружились. Максим, узнав его имя, сокрушённо посетовал:

— Да, не повезло тебе с именем.

— Ото ж! Надсмехаются, гады.

— А ты его поменяй, пока тебя здесь не знают.

— А як? Разве це можно?

— Да запросто! Говори всем, что тебя зовут, ну, например, Володя. Ведь при знакомстве паспорт у тебя никто не будет спрашивать. И тётушке своей скажи, чтобы Володей тебя звала. Все привыкнут, и ты тоже привыкнешь. Даже я привыкну. Один кассир будет знать, что ты Стратон, но с ним можно договориться. И не переживай, ты не один такой. Никто не знает, сколько людей своё имя скрывает. Моя тётка дальняя в соседнем районе птичницей работает. Все её зовут Валей, и ни одна живая душа не знает, что по паспорту она Советка. Родители коммунисты сами изобрели это вольтанутое имя.

— А хуторяне? Встренется ще кто-нибудь, та й кликне Стратоном.

— Так скажи ему сразу, что ты Володя, а не Стратон, а если не поверит, то дай в зубы, но не сильно, а то ненароком убьешь. После этого к тебе и подходить никто не будет.

Идея Максима оказалась хорошей и сработала на все сто. Люди узнали не тупого Стратона, а обычного скромного и достойного уважения колхозника Володю. У него началась новая жизнь. Благодарный Володя сильно привязался к Максиму, прислушивался к каждому его слову и готов был сделать для него всё что угодно. Максиму же ничего от него не требовалось, ему было лестно руководить и просвещать этого простоватого буйвола. За кузней в бурьяне валялась массивная железная плита неизвестного происхождения весом под сто килограммов. Однажды Максим в разговоре с Володей вскользь заметил, что эту железяку хорошо иметь дома в качестве наковальни. Преданный Володя в тот же вечер обмотал эту плиту мешковиной и приволок её на своём горбу Максиму домой. При этом он даже не вспотел, а только немного запыхался. На другой день кузнецы обнаружили пропажу и долго гадали над таинственным исчезновением этой болванки, ведь никаких следов подъемного крана в районе кузни не было.

А вот с Коноваловым у Володи дружбы не получилось. Родиону этот туповатый здоровяк был просто неинтересен. Володя тоже недолюбливал Родиона. Скорее всего, как конкурента по дружбе с Максимом, хотя вслух этого не высказывал. Он вообще был неразговорчив.

Под руководством Максима Володя быстро приобщался к цивилизации. Он приоделся и стал ходить в клуб и кинотеатр. Уверенность в себе приобреталась труднее, но прогресс имелся. И хотя у Володи ещё не хватало духа ругаться с начальством, с доярками он разговаривал уже непринуждённо. А через год, к великой радости тётки, замахнулся на свадьбу.

На самом деле Володю обработали так, что он и не пикнул. У свинарки тёти Сони, живущей на их улице, была незамужняя племянница двадцати пяти лет. Девушка не ждала принца, она была готова выйти за любого, но её, рябую и некрасивую, никто не брал. Володя казался желанным призом, и тётя Соня развила бурную деятельность. Договорившись с Володиной тётей, она под надуманным предлогом пришла вместе с племянницей к ним в гости, а когда стемнело, попросила Володю проводить девушку домой. На следующий день тётя Соня принесла Володе якобы от племянницы два билета и попросила сводить девушку в кино. После фильма девушка попросила Володю сводить её в воскресенье в клуб на концерт лилипутов. Он кивнул головой. Во время провожаний и культурных походов Володя не сказал ни слова, но это уже не имело значения. Тётя Соня среди дня зашла в хату и обрушилась на парня:

— Володька! Вот уж не думала, что ты такой негодяй! Закружил девушке голову, а сам ни гу-гу! Она, бедненькая, плачет без конца, говорит, что влюбилась без памяти, а ты ноль внимания. Родители глаз с неё не спускают, боятся за неё, чтобы над собой чего не сделала.

И тётя Соня зарыдала. Ошарашенный Володя начал что-то бормотать в оправдание, но итог подвела его тётка:

— Тут и думать нечего, надо сватов засылать!

Володе стало жалко страдающую от его коварства девушку, и он согласился. Тётя Соня тут же улыбнулась и отправилась сообщать приятную новость. Володя попытался взбрыкнуть и сказал, что невеста уж сильно некрасива, но тётя на корню подавила бунт:

— Зато рукодельница, каких мало. Радоваться надо, что нашлась и тебе недотёпе пара.

После сватовства и подачи заявлений в Загс началась серьёзная подготовка к свадьбе. В основном гости ожидались со стороны невесты, но и Володя пригласил своих товарищей по работе. Однако с приближением торжественного дня Володя становился всё мрачнее. Его грызла тайная проблема. Володе хотелось во время свадьбы иметь доверенного человека и советчика у себя под боком. И недолго думая, он предложил Максиму стать на свадьбе его посажённым отцом. Максим согласился. Но этот дикий проект не осуществился. Володина тётя и раньше не любила Максима, называла его сопливым нахалом и гнала со двора, а от такой новости взбеленилась не на шутку: «Ты чи совсем помешался? Школьника в посажённые отцы позвал! Где такое видано?» Впрочем, Максим после разговора на эту тему с Родионом сам отказался от этой чести. Прагматичный Родион напомнил Максиму, что на свадьбе надо пить водку, а на «весёлое утро» ряженые «цыгане» издеваются над родителями молодых, в том числе и над посажённым отцом. То есть посмотреть со стороны на свадьбу интересно, но участвовать в ней, да ещё в должности, вредно для здоровья и просто нудно, ведь там не будет сверстников, а будут одни пьяные малознакомые рожи.

Володя мрачнел день ото дня, не выдержал и открыл Максиму причину своего подавленного настроения, потому что откровенничать с кем-либо ещё на эту тему он не мог.

Володя был девственником и панически боялся первой брачной ночи. С потенцией у него был полный порядок, он боялся опозориться из-за незнания техники секса, ведь он никогда в жизни не видел голой женщины. Володя, конечно, наблюдал любовные игры животных, но понимал, что у людей это происходит как-то иначе. Проще говоря, Володе требовался обучающий порнофильм, но в те годы о таком и не слыхивали. Тем не менее, Максим загорелся и сдуру обещал помочь в этом вопросе своему подопечному. У Володи в глазах засветилась надежда. Однако уже через пять минут Максим пожалел о том, что вовремя не прикусил язык, ведь у него тоже не имелось сексуального опыта, и было неясно, чем он может помочь страдальцу. Максим принялся выдумывать предлог, чтобы благородно отказаться от своего опрометчивого и необдуманного обещания, но в голову ничего не приходило.

А на следующий день прошёл слух о любовном приключении Родиона. Максим воодушевился и решил сам приобрести нужный опыт с Машей. Почему бы и нет? У Родиона же получилось. Но Маша с ним даже разговаривать не стала, а только презрительно фыркнула.

До свадьбы оставался один день, и тут у Максима возникла идея. Он придумал использовать Машино расположение к Родиону. Максим понимал, что ни Родион, ни тем более Маша никогда не согласятся быть живым учебным пособием. Но ведь не обязательно им об этом говорить и спрашивать разрешения. Если сделать всё аккуратно, они ничего и не заметят, а организовать свидание было делом техники. Максим использовал старый как мир способ подставного письма. Изменив почерк, он написал записку Маше от имени Родиона, где приглашал её на свидание в глухом месте лесополосы на краю колхозного сада к трём часам следующего дня. Конкретная полянка обозначалась стоящим возле дороги велосипедом. Записку в конверте он бросил в Машин почтовый ящик. Затем наврал с три короба своей двоюродной сестре про несчастную любовь и попросил её написать такое же послание Родиону от имени Маши. Место свидания было выбрано с умом. Светлую полянку окружали с двух сторон густые кусты, в которых легко было устроить наблюдательный пункт. На следующий день за полчаса до свидания он привёл туда Володю, показал место засады и удалился пережидать в сторону сада. Он боялся встречи с Родионом.

Честно говоря, Максим был неважным стратегом, поэтому его план был изначально обречён на неудачу. Слишком много в нём было случайных факторов, и любой из них мог сорвать операцию. Кроме того, все сценарии, основанные на чувствах действующих лиц, ненадёжны, а присутствие в нём женщины так и вовсе делает ход событий малопредсказуемым. Достаточно было небольшого отклонения, чтобы попытка собрать нужных людей в нужном месте и в нужное время гарантированно провалилась. Поэтому неудивительно, что после первой же накладки Максимов план потерпел фиаско.

Родион красил столик в беседке, когда сестра Нина принесла ему странное письмо без марки и адреса. И конверт, и текст записки показались Родиону подозрительными, но зов природы отмёл все сомнения. На часах было уже без пятнадцати три, и времени на раздумья не оставалось. Родион быстро умылся, переоделся, вскочил на велосипед и со всех педалей припустил к месту свидания. И тут судьба подставила ему ножку. Буквально метров через сто с громким шипением спустило пробитое колесо. Пришлось возвращаться домой и ремонтировать технику.

Тем временем Маша в лёгком цветастом платье на своём «дамском» велосипеде с небольшим опозданием катила к месту свидания. Данная лесополоса располагалась всего в километре от станицы, но на выбранном участке от дороги до речки действительно отличалась некоторой дремучестью и безлюдьем. Но берег речки в конце посадки был местом известным и посещаемым. Вдоль берега пролегала тропа, по которой подростки забирались в сады. А также в этом тихом месте был сколочен неширокий, но прочный дощатый мосток для рыбной ловли. Родион неоднократно ловил здесь карасей. Впрочем, рыбаки здесь бывали нечасто. Гораздо чаще в летнюю жару сюда ходили местные ребята, чтобы попрыгать с мостка и искупаться в чистой прохладной воде.

Маша свернула с грейдера и неторопливо поехала вдоль посадки. Справа зеленело гороховое поле. Никакого условного знака она не обнаружила и естественным образом прикатила на берег речки. Она поняла, что Родион запаздывает, и решила его подождать. Было жарко, и ей захотелось искупаться. Недолго думая, Маша сняла платье, прошла на мосток и спрыгнула с него в воду.

Изнывающий от жары Володя терпеливо сидел в засаде, потел и каждую минуту смотрел на часы. Вся эта затея ему не нравилась с самого начала, и если бы не Максим, то он никогда не согласился бы на подглядывание. Время шло, но никого не было. Володя понял, что произошла накладка, и хотел уже уходить, но тут кто-то проехал вниз на велосипеде. Дальнейшее сидение в кустах выглядело глупо, к тому же хотелось пить, и Володя пошёл к речке. Выйдя на берег, Володя увидел лежащие на травке велосипед, босоножки и женское платье, но, взглянув на речку, он забыл обо всём на свете. Он слышал про русалок, а теперь узнал, как выглядит одна из них. В прозрачной воде мерцала почти обнажённая фигура плывущей красивой девушки. Её бело-розовая кожа чудесным образом гармонировала с солнечными бликами на воде. От такого видения Володя застыл на месте истуканом. Русалка подплыла к мостку, схватилась за него рукой и обратилась к парню: «Ну, чего смотришь? Помоги вылезти».

Маша не была спортсменкой и выпрыгнуть из воды на мосток не могла. Пачкать ноги в прибрежном иле ей тоже не хотелось, но тут очень кстати на берегу появился мужчина. Володя очнулся, подбежал и одним лёгким движением выхватил девушку из воды. Затем взял её на руки, вынес на берег и аккуратно поставил на землю рядом с велосипедом. От близости почти раздетого женского тела застенчивый Володя вдруг раскрепостился и заговорил первым. Сбиваясь на суржик, он спросил:

— Как тэбе кличут, гарна дивчина?

— Маша. Ой, а я тебя знаю. Ты в хате бабы Доры Безносой живёшь.

— Да. То була моя родная бабушка.

— А как тебя звать?

— Володя. Маша, а ты ще не замужом?

— Нет, мне ещё рано.

— Та й ничого не рано. Маша, выходь за мене.

— Ой, прямо вот так сразу?

— Да. Я ж тэбе усю жизню на руках носыти буду!

Машу впервые пронесли на руках, и ей очень понравился такой способ катания, поэтому она не стала отшивать неведомо откуда взявшегося ухажёра. Как и многие девушки, Маша жила чувствами, только не умела их скрывать. В данную минуту она почувствовала влечение к этому зрелому парню и поняла, что её приключение с Родионом было ничего не значащим эпизодом. Паренёк он милый, но о каких-либо серьёзных отношениях со школьником не могло быть и речи. Другое дело этот Володя с его горящим взглядом. Тут всё было по-взрослому. Маша присела на разостланное платье, достала из сумки бутылку воды и предложила Володе. Он сел рядом с ней на траву и одним глотком осушил бутылку наполовину. Тема была интересной, и Маша продолжила беседу:

— А как же Настя Рябая? Говорили, что у вас скоро свадьба.

— Да хай вона провалится в тартарары та Настя!

Пожирая Машу взглядом, Володя взял её за руку и хотел что-то сказать, но в этот момент из-за посадки выехал Родион. Не доезжая метров десять до парочки, он резко затормозил и слез с велосипеда. Как ни странно, он приехал сюда искупнуться. Понимая, что опоздал на свидание, и его уже никто не ждёт, Родион после ремонта велосипеда для очистки совести всё-таки решил съездить на место. Проехав вдоль посадки, он никого не обнаружил и надумал пару раз окунуться со знакомого мостка в речке. Увидев Машу в компании Володи, Родион здорово удивился и прежде всего тому, что этот валуховатый бугай свободно разговаривал с девушкой и держал её за руку. Он прислонил велосипед к деревцу, сделал два шага и остановился. Не зная, что делать дальше, он расстегнул пуговицу на рубашке, и тут его увидела Маша. Она сделала манящий жест пальчиком и крикнула:

— А вот и Родион! Привет! Иди сюда.

Родиону ситуация не нравилась, и он не двинулся с места. Зато Володя на его появление отреагировал крайне агрессивно. Вскочив с места, он двинулся на Родиона со словами:

— Чого ты тута забув, грамотей? Геть отседова, бо шею видкручу як курчонку.

Не ожидавший от Володи такой прыти, Родион просто не успел как-либо отреагировать на эти угрозы. Володя ухватил его за руку и пояс и с небольшого разворота швырнул за дорогу в поле. Затем настала очередь Родионова велосипеда. Володя поставил его на дорогу и с такой яростью толкнул, что перед тем, как упасть, велосипед проехал метров десять. Родион пролетел по воздуху метра три, но приземлился по-кошачьи мягко, без ушибов и ссадин. Поднимаясь на ноги, он услышал Машин голос:

— Зачем ты так, Володя? Родион хороший парень.

— Нехай у других местах хорошеет. А тута ему нема чего робыть.

— Какой ты, Володя, сильный!

— А як же ж!

Родиону стало ясно, что в данную минуту у него с помощью грубой силы отбили девушку, которая, судя по всему, ничуть об этом не жалела. Скорее, наоборот, а значит, он здесь третий лишний. Родион не боялся Володю, но в данной ситуации любые переговоры с этим взбесившимся самцом не имели смысла. Родион сел на велосипед и отправился домой.

Его трясло от злости и непонимания. Только проехав полдороги к станице, он немного остыл, пришёл в себя и остановился. Во всей этой истории, начиная со странного письма, было что-то фальшивое, неестественное и вызывающее неясные подозрения. Тогда он вернулся к началу лесополосы, спрятался под большой шелковицей и стал наблюдать за дорогой. Ждать пришлось долго, но не зря. Через полчаса со стороны сада показался Максим. Он размахивал прутиком и что-то насвистывал. Внезапно дорогу ему перегородил выскочивший из-за дерева Родион. Он молчал, но зловещее выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Максим побледнел и забегал глазами. Он понял, что враньё здесь не поможет, и когда Родион скомандовал: «Ну», чистосердечно всё рассказал. Родион выслушал, а потом дал товарищу по морде, но, скорее, для порядка, так как Максим искренне попросил прощения.

Оставался последний вопрос. Родион подозревал, что когда он сидел в засаде, Максим в это время подглядывал за парочкой. Он спросил напрямик:

— А чего они сейчас делают?

— Чего делают?

— Не притворяйся. Ты же всё видел.

— Ну, видел. Милуются они, аж искры сыплются.

Ребята помирились и на Родионовом велосипеде неторопливо покатили в станицу. По дороге они обсуждали дальнейшую Володину судьбу. Родион сказал:

— Да, похоже, что Настя Рябая осталась на бобах.

— Ты думаешь?

— Ха! А ты кого бы выбрал? Володю от Маши теперь оглоблей не отгонишь. Рябая сама виновата, нечего было недотрогу из себя корчить. Ей надо было не на лилипутов его водить, а в какое-нибудь укромное место. После этого он на других девок и смотреть бы не стал.

— Да, может, эта Рябая такая же неграмотная, как и он.

— Вот ты, Максим, вроде бы неглупый парень, а чудишь изо всех сил. Я понимаю, захотелось помочь человеку. Но зачем ты устроил весь этот спектакль, когда можно было просто и без затей сводить Володю к Фане.

— К этой шалаве? Да она же парням счёт потеряла.

— Вот потому-то лучше неё инструкторши по этому делу не найти во всём районе.

— Вообще-то да. Я как-то не сообразил. Слушай! Так ведь он бы тогда на Фане и женился.

— Ну и что. Тебе-то какая печаль? По-твоему, Фаня уже и не человек? Ей тоже замуж хочется, да кто ж её с таким-то опытом возьмёт? А телок Володя был бы для неё в самый раз. Он даже не понимает, как ему сегодня подфартило.

Между тем, дома у Володи царили паника и растерянность. Тётка сходила с ума: завтра свадьба, полным ходом идёт подготовка, а жених таинственно исчез. А самого Володю эти проблемы совершенно не волновали. Родион сказал, что из всех известных ему историй любви эта была самая стремительная. После двух бурных часов знакомства на поляне, Володя и Маша признались друг другу в нежных чувствах, а затем Володя предложил Маше сыграть свадьбу прямо завтра, тем более что для неё всё готово. Маша согласилась, но сказала, что вначале её нужно засватать. Володя тут же приступил к делу, хотя и не знал тонкостей ритуала сватовства. Кружным путём они с Машей пришли в торговый центр станицы, где Володя купил бутылку водки, а затем они пришли к Машиным родителям.

Сватовство прошло удачно. Некоторое время ошарашенные родители молчали. Первым в себя пришёл отец. Он знал, что его слишком доверчивая Маша запросто могла принести в подоле, а тут подворачивался серьёзный вариант. Будущий зять ему понравился, он решил, что всё к лучшему, и дал согласие. Домой Володя в обнимку с Машей пришёл уже в сумерках и объявил присутствующим, что Маша его невеста, и он на ней завтра женится. А кому она не по душе, пусть мотает со двора. Тётя хотела что-то сказать и уже открыла рот, но Володя так стукнул кулаком по столу, что проломил столешницу. Тётя Соня в испуге попятилась к калитке, а Володя гаркнул ей вслед: «Женюсь, на ком хочу, и не надо надо мной командовать»! Маша смотрела на него с восторгом и обожанием, а тётка поняла, что её воспитанник из замаскированного Стратона превратился в настоящего мужика Володю, помыкать которым уже нельзя.

На следующее утро Володя безжалостно разогнал несостоявшихся родственников, а бывшей невесте пожелал отравиться от неразделённой любви. Для него на конюшне запрягли в линейку белых лошадей с неизменной Курбой, на которой он и перевёз нарядную Машу к себе домой. Свадьба получилась очень скромной и довольно пресной, потому что народу было немного, а драк не случилось.

И если бы не одно мелкое происшествие, то и вспомнить бы было нечего. Тётя Соня каким-то образом узнала Володину тайну о том, что он Стратон, и надумала в торжественный момент свадьбы прилюдно сообщить об этом невесте Маше, чтобы отомстить за свою рябую племянницу. Гости ожидали во дворе, а зеваки стояли вдоль забора на улице. Прибыли молодые, и фотограф сделал снимок. Курба в объектив не попала. Она это заметила, стукнула передним копытом о землю и обиженно фыркнула. Володя бережно снял Машу с линейки, и они торжественно направились к распахнутой калитке. В это время тётя Соня подошла к линейке со стороны лошадей и уже открыла рот, чтобы громко произнести: «Эй, молодка, а жених твой Стратон, а не Володька», но в этот момент раздражённая за невнимание к ней Курба решила сделать кому-нибудь гадость и укусила оказавшуюся в зоне доступности тётю Соню за толстый зад. Тётя Соня дико взвыла и сделала прыжок в сторону на зависть антилопе гну, после чего с проклятиями удалилась прочь, держась рукой за пострадавшее место. Таким образом Курба предотвратила идеологическую диверсию и в кои веки совершила доброе дело.

А с Максимом у жениха дружба кончилась сразу после свадьбы. Повзрослевшему за одни сутки Володе было стыдно, что столько времени он находился в подчинении у школьника, и он начал при встречах игнорировать былого дружка.

О настоящем имени Володи Маша узнала через год, когда они регистрировали свой брак, но ей на это было наплевать. Маша оказалась хорошей и негулящей женой, и они много лет живут в добром согласии. Но Маша не забыла приключений с Родионом и при редких встречах на улице всегда озорно ему подмигивает. Володя Родиона не переваривает до сих пор и при встречах делает вид, что они незнакомы.

Родионово отрочество закончилось в то самое лето. Вскоре после Машиной свадьбы он уехал в Мурманск поступать в мореходку. Родион перешагнул порог в юность. Его ждала такая интересная и самостоятельная взрослая жизнь.

А. Бедрянец

Станица Егорлыкская. 2018 г.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
						1
2	3	4	5	6	7	8
9	10	11	12	13	14	15
16	17	18	19	20	21	22
23	24	25	26	27	28	29
30	31

«Ангел-Насмешник» 1 Книга Егорлыкского писателя А. Бедрянец

Поделиться ссылкой: